Вестники времен, стр. 79

Хьюго де Пюсэ был схвачен и заточен в дальний монастырь у самой шотландской границы, земли и замки его конфискованы, а Лоншан поднял свое личное знамя над королевским замком Тауэр.

– Какой стервец! – возмутился сэр Мишель, выслушав Годфри. – Я и раньше слышал, что на острове не все в порядке, но чтобы настолько… Почему король не может ничего сделать?

– У его величества нет времени, – нейтральным тоном ответил архиепископ. – Дело в том, что Ричарду действительно нужно много денег, а где и как их достать – он не представляет. Вот и доверился негодяю, которого я вздерну, как только ступлю на английскую землю. У меня, господа, бумага от короля, в которой его собственной рукой записано, что я назначаюсь архиепископом Кентерберийским и становлюсь наместником Англии на время отсутствия крестоносной армии.

– Но как? – в который уже раз изумился сэр Мишель. – Я же помню всю историю со смертью вашего батюшки, доброго короля Генриха! Вы сами говорили – Ричард не простит…

– Наверняка он и не простил, – нервно усмехнулся Годфри и отхлебнул из кубка. – Повторяю, я всем обязан старой королеве Элеоноре. Она прекрасно поняла, что Лоншан – гибель Ричарда. Король должен вернуться из Святой Земли в неразоренную страну. Лоншан и его бесчисленные братья с сестрами грабят не только дворян, но и ремесленников да купцов. Сейчас зреет чудовищный бунт, и если канцлера не остановить – Ричард потеряет трон.

Сэр Мишель помолчал, хмуро глядя впереди себя, и наконец поднял взгляд на Годфри:

– Сэр, ваше святейшество, но в Англии же остался Джон, принц крови! Он-то почему ничего не делает?

Архиепископ рассмеялся:

– Джон? Ну, во-первых, Лоншан предусмотрительно не тронул и единого акра его земли и не отобрал даже жалкой медяшки! Во-вторых, канцлер наверняка подкармливает принца, в виде подарков передавая ему часть собственных доходов. Уж не знаю, двадцатую или пятидесятую. Какое счастье, что вмешалась Элеонора Аквитанская!..

Годфри поведал о том, что Лоншан однажды оскорбил вдовствующую королеву, отказавшись подчиниться ей, и семидесятилетняя Элеонора, взяв с собой только трех человек охраны и одну камеристку, скрытно перебралась в Нормандию. В Руане она на собственные деньги купила для себя и спутников лошадей, забралась в седло и поехала на юг. Ричард несказанно поразился, когда в один прекрасный день в военном лагере появилась мать. Энергичная королева первым делом вышвырнула из шатра Ричарда его соратников, приказала оцепить палатку на расстоянии двадцати шагов и никого к ней не подпускать. Что произошло дальше – остается только гадать, но говорят, будто яростные крики королевы-матери были слышны не то что за двадцать шагов, но и по всему лагерю. Кончилась история встречи матери с возлюбленным детищем победой престарелой монархини: Элеонора сумела уговорить сына прогнать Лоншана и неожиданно предложила назначить архиепископом Кентерберийским и собственным представителем короля в Англии сводного брата Годфри. Последний уже больше года сидел в маленьком поместье неподалеку от Анжера, охотился, развлекался с крестьянскими девицами и невероятно скучал от безделья. Ссылка – это тебе не фунт изюму.

Элеонора, выбив из несговорчивого сына грамоты для Годфри и даже получив на это согласие папы Римского Климента III, находившегося неподалеку и наблюдавшего за подготовкой к крестовому походу, отослала гонцов в графство Анжуйское, а от себя поручила передать внебрачному сыну покойного супруга письмо, в котором советовала действовать решительно и настойчиво, не опасаясь гнева Ричарда. Если что – она заступится.

Несколько баронов, отосланных королевой за Годфри, обнаружили новоиспеченного архиепископа на сеновале, оторвали его от беловолосой и дородной девы (каковая оказалась дочерью местного кузнеца), и в тот же день заставили собраться и выехать в Лондон…

Годфри, конечно, был доволен. Во-первых, он возвращался на государственную службу, а во-вторых, представлялась прекрасная возможность рассчитаться с Лоншаном и поднять свой авторитет среди английских дворян, и без того, правда, значительный – никто не забыл, что Годфри был единственным, кто не покинул старого Генриха перед смертью…

– Я одного боюсь, – вздохнул архиепископ, закончив свой рассказ. – Сами видите – охраны у меня считай что никакой, а эта тварь Лоншан наверняка успел пронюхать о моем приезде. Разве он откажется добровольно от бездонной кормушки?..

– Я бы не отказался, – кивнул сэр Мишель.

«Я бы тоже, – проскочила у Гунтера мысль. – Мне кажется, что ехать вместе с Годфри вовсе не следует. Еще подошлют убийц или просто не позволят высадиться в Англии… Если судить по этой истории с канцлером, то Лоншан – человек удивительно умный и хитрый. Пускай и мерзавец…»

– Я полагаю, что господин Лоншан вполне способен устроить какую-нибудь гадость, – сказал Годфри, многозначительно глядя на Фармера. – Ваше дело с этим рыцарем, Понтием, тоже несомненно важно, но если мне удастся взять власть в свои руки, то найти исмаилита не составит труда. Поэтому я просто прошу вас сопровождать меня. Ты, Мишель, вместе с оруженосцем, вполне можете пригодиться. Помнишь, я говорил, будто у Плантагенетов крепкая память?

Сэр Мишель не раздумывал и минуты, решив за себя и за Гунтера:

– О чем речь, сэр? Конечно, мы поедем с вами! Но я думаю, вам нечего опасаться – никто не осмелится даже пальцем дотронуться до архиепископа Кентерберийского. Шутка ли – навлечь на себя интердикт! Вы же духовная особа, представитель короля и святого нашего папы Климента!

– Посмотрим, посмотрим, – как-то пессимистично проворчал Годфри. – Ладно, господа, можете переночевать в соседней комнате. Надеюсь, епископ Гильом не будет возражать против двух незваных гостей. Отплываем завтра на рассвете. Спокойной ночи.

Глава двенадцатая

Истинно английское гостеприимство

Море этим солнечным утром было ослепительно-синим. Волшебное очарование Атлантики, вернее, самой маленькой ее части, называемой Британским проливом, пленило всех людей, находившихся на борту небольшого торгового когга с претенциозным названием «Блаженная Иолента». К сожалению, епископ Руанский Гильом не нашел для владыки английской церкви ничего более роскошного, чем потрепанный кораблик с грязно-серым парусом и вонявшим рыбой трюмом. Однако Годфри был не в претензии – сейчас князю церкви требовалось как можно быстрее оказаться в Лондоне, а тот факт, что на подобном судне постыдился бы плыть самый захудалый венгерский граф, его святейшество ничуть не смущал.

Ранним утром двадцатого августа, то есть в день святого Бернара Клервосского, архиепископ Кентербери и всей Англии Годфри Плантагенет, граф Клиффорд вместе с сопровождающими его рыцарями, в число которых входили некий шевалье де Фармер вместе с оруженосцем, родом происходившим из Германии, покинул гостеприимный Руан и отплыл в Британию. Корабль держал курс на порт Дувр, что находится в устье Темзы в четырех-пяти часах конного хода от королевского замка Тауэр. Вниз по Сене приходилось двигаться медленно, так как реку заполонило множество торговых и военных кораблей. В тот же вечер «Иолента» встала на ночевку в Гавре, где капитан порта долго кричал, что он знать не желает никаких архиепископов, графов да баронов и требует платы за стоянку как от всех прочих.

Выйдя из устья Сены, когг повернул строго на север, к побережью Корнуолла. Спустя сутки на горизонте появились низкие берега Британии, и капитан направил корабль на восток, мимо Саут-Даунса, Гастингса и Чичестера к Дувру, стараясь не терять из виду землю. Несколько раз появлялись паруса кораблей, шедших на юг, к Франции или в сторону Бискайского залива – крестоносная армия Ричарда спешила к месту сбора.

Утром двадцать второго августа погода начала портиться, появился сильный порывистый ветер, хотя небо оставалось чистым, а воды пролива отливали такой синевой, что казалось – океан покрыт лазурным плащом святой Девы Марии.

Сэр Мишель и Гунтер скучали, как, впрочем, и все спутники Годфри. Германец, само собой, облазил когг сверху донизу, от затхлого трюма до бочки на верхушке единственной мачты, и пришел к выводу, что его представления о судостроении в раннем средневековье были ошибочны. Корабли в XII веке строились отличные, крепкие, со всем тщанием и старательством. Единственно, «Иолента» была порядком загажена, но владелец судна, он же капитан по имени Джон Фолстон, мало обращал внимания на такие мелочи.