Вестники времен, стр. 109

– Ну-у… – протянул святой. – Если собираетесь в Марсель – то дорога идет через Алансон, Тур – кстати, загляните в церковь святого Мартина Турского и вымаливайте прощение, грешники! – затем через Аквитанию до Лиможа, к Тулузе, Монпелье и Авиньону. Остерегайтесь, кстати, лангедокских еретиков-катаров. Они не любят добрых католиков… Пересечете Луару и Рону, а там и Марсель рядом! Сейчас – помолиться и спать, пьянчуги! Дугал, я сказал – помолиться и только потом спать!

Бесчувственного мэтра Адельхельма, излишне увлекшегося своим жидким творением, положили в уголке на мешковину, а остальные начали разбираться с местами. Гай, прочтя шепотом положенные Pater, Ave и Credo, мгновенно захрапел под боком Мак-Лауда, отец Колумбан, поворочавшись, заснул на любимой лавке возле открытого очага.

– Спать? – хмыкнул сэр Мишель. – Вот интересно, а где? Они все заняли.

– Подвинем, – решительно сказал Гунтер, оглядывая домик. – Или на полу. Слушай, сэр… То есть Мишель, что дальше делать будем? Вообще, я имею в виду?

– Разве не ясно? – удивился рыцарь. – В Сицилию, потом в Палестину, потом еще куда-нибудь… Ты говорил, будто германский император Фридрих потонет? Можно будет его спасти. Давай отдыхать…

…Гунтер проснулся задолго перед рассветом по самой прозаической причине – необходимо было срочно прогуляться наружу. Остальные непробудно дрыхли, Мак-Лауд жутко храпел, отец Колумбан бормотал во сне что-то на латыни, а Гай, которого потеснил громадный шотландец, свалился с лавки и посапывал на земляном полу возле очага.

Почти не раскрывая глаз, германец прогулялся до ближайшего дерева, а вернувшись в дом, совершенно случайно заметил неясное движение на столе. Горели одни лишь свечи на алтарчике у восточной стены дома, поэтому в полумраке было не различить, кто именно шевелится. Наверное, кошка, – решил Гунтер. Постойте, отец Колумбан не держит в доме кошку!

– Допился, – простонал германец, подойдя поближе. На грубой деревянной столешнице сидели двое домовых. Серенький в темную полоску и бурый. Домовые допивали оставшийся в кружках разведенный спирт, закусывая недоеденной людьми бараниной и свежими овощами.

– Ты посмотри, – серый ткнул собутыльника локтем. – Человек! Помнишь, про которого я тебе рассказывал? Он посейчас в нас не верит, представляешь?

– Да верю я! – ошарашенно сказал Гунтер. – А ты тот самый, из замка?

– Ага, – кивнул домовой. – У вас сегодня праздник, я и пришел в гости. Какую гадость вы, люди, пьете!

– Спирт, – отрешенно пояснил оруженосец. – Сгущенное вино. Слушай, а можно тебя потрогать?

– Во дает! – хихикнул бурый, живший у отца Колумбана. – Все-то ему потрогать нужно!

– Ну давай, – сказал серенький в полоску и протянул переднюю лапку. – Держи!

Гунтер пожал маленькую, тонкую ручку, покрытую мягкой шерстью и снова уставился на домовых, разглядывая нежданных гостей будто редкие экспонаты в Берлинском музее.

– Поверил? – спросил серый. – Прекрасно! Тогда и я в тебя поверил. Выпьешь с нами?

История первая, завершение

Круг замыкается

Ветер воздвигнет громады седых облаков,
Чтобы немедля рассеять в лазури небес.
Выстроят зодчие замок на веки веков…
Годы мелькнут – на развалинах вырастет лес.
Двое клянутся в любви до скончания лет
И с упоением верят друг другу, хотя
Сдержат, не сдержат они свой красивый обет –
Кто это вспомнит всего лишь полвека спустя?
Наша покорность судьбе, или споры с судьбой,
Духа порывы и жизни размеренный труд,
Страсть и надежда, и вера водившая в бой, –
Пыль на ветру. Мимолетная пыль на ветру…
Черная вечность безлико глядит мимо нас.
Мчатся песчинки – гордыня, веселье и страх,
Мчатся, мерцая, и гаснут в положенный час…
Скоро утихнет и ветер, взметающий прах.
Совести груз (ибо каждый успел нагрешить),
Кривда и правда, венец или бремя оков,
Суетный скарб или чистые перлы души –
Все это тени плывущих в ночи облаков…
Наги войдя, мы окончим свой путь налегке.
Разницы нет между тем, кто взыскует небес –
Или всю жизнь копошится, как червь в нужнике…
Пыль на ветру…
Или разница все-таки есть?.. [17]

Дугал, как впрочем, и всегда, был неподражаем.

Едва блекло-желтый диск осеннего солнца с натугой выполз из-за лесов на востоке, неугомонный шотландец раскрыл глаза, с хрустом потянулся, отбросил клетчатый плед и шумно зевнул. Затем он поднялся со скамьи, обвел затуманенным взглядом жилище отшельника, проворчав под нос что-то о «гнусных паковых сидах» и, оправив короткую рубаху, в которой спал, двинулся к выходу из землянки. По пути Дугал, разумеется, споткнулся о бесчувственное тело Гая, свернувшегося калачиком возле стола. Ноттингамскому рыцарю, впрочем, все было безразлично – возвести сейчас трубы архангелов Страшный Суд, он бы и то не проснулся.

– Разожги очаг и поставь котел с водой на огонь, – послышался из дальнего угла слабый голос отца Колумбана. – Уж прости, я еще посплю…

– Нашли слугу! – излишне громко сказал Мак-Лауд, однако взял закопченный чан, валявшийся возле открытой печи и нырнул в низкий дверной проем. Спустя некоторое время со двора донеслось скрипение колодезного ворота, а еще через минуту уютный дом святого отшельника огласился душераздирающим воплем:

– Убью!!! Клянусь древом креста, убью!

– Мама… – пискнул мэтр Адельхельм, приоткрывая один глаз. – Погром?

Дугал, удовлетворенно лыбясь, стоял рядом с лавкой, на которой ночевал молодой Фармер. Именно он и поднял крик, достойный самого закоснелого грешника, терзуемого в аду сонмищем чертей.

– Тупая скотина! – продолжал яростно орать сэр Мишель. – Ты что творишь, морда?!

Шотландец держал в руках опустевший котел. Норманн же сидел посреди огромной лужи, растекшейся по скамье, и пытался вытереть лицо насквозь вымокшим меховым одеялом.

– Господи, что такое случилось? – вскинулся отец Колумбан, но, ахнув, сразу опустился на стоящий рядом деревянный табурет и сжал ладонями виски. Голова неимоверно кружилась и двоилось в глазах. Святой мысленно поклялся больше никогда в жизни не брать в рот спиртного.

– Он меня!.. Меня!.. – задыхаясь от гнева, выкрикнул Мишель. – Убью!

– Хорошо, – оскалился Дугал. – Держи!

Мак-Лауд услужливо протянул Фармеру меч, рукоятью вперед, а сам поднял с пола длинную шотландскую клеймору. На гарде можно было разглядеть гравированные буквы: «MacLeod».

– Рубаху сними, мокрая вся, – посоветовал Дугал. – Между прочим, у нас в Глен-Финнане частенько бьются в первородной наготе, без доспеха и одежд… Пошли на двор!

Насмешливый голос Мак-Лауда окончательно взбесил изрядно похмельного и вымокшего до нитки сэра Мишеля. Рыцарь, глухо бормоча под нос все известные ему ругательства, содрал через голову белую льняную сорочку, вскочил на ноги и, воинственно размахивая мечом, ринулся вслед за жизнерадостно гогочущим Дугалом. Вскоре снаружи донеслись удары железа о железо и злые взрыкивания сэра Мишеля, перемежаемые звучным шотландским сквернословием.

– Начался денек… – простонал с трудом разлепивший глаза Гунтер. Ему тоже досталось изрядная доля ледяных брызг колодезной воды. – Святой отец, вы не спите?

вернуться

17

Стихи Марии Семеновой.