Можно и не любить, стр. 21

— Что ты имел в виду? — настаивала она.

— Ханна…

— Контракт не дает тебе права… — она перевела дыхание, — затащить меня в постель, и ты это знаешь.

— Мой Бог, женщина. — Он засмеялся облегченно. — Ты собираешься провести здесь обсуждение всех юридических тонкостей? Хорошо. Технически, полагаю, ты знаешь главное. — Он вскочил и схватил ее за запястье. — Наш брачный договор таков. Теперь посмотри и…

— Я не знаю, о чем ты говоришь. — Ханна вырвала свою руку. — Грант, ничто не дает тебе права…

— В чем проблема, Ханна? — сказал он, и голос его вдруг стал холодным и скучным. — То, что я делал, — это занимался любовью с моей женой.

— Ты хочешь сказать, что пытался соблазнить меня.

— Прости меня, — сказал он мягким, но угрожающим тоном, — но я не вижу различий.

Ханна собрала постель вокруг себя.

— Мы согласились, что… что секса между нами не будет, но ты…

— Какого черта ты тут болтаешь? — Грант скатился к краю матраца, встал на ноги и положил руки на бедра. — Как ты предполагала иметь ребенка, Ханна? Найти его в капусте или ждать, пока аист принесет и бросит его в твой подол?

— Таким путем, как мы согласились, конечно… искусственное оплодотворение, Грант. Мы сказали…

Резкий, грубый звук его смеха прокатился по комнатам. Она почувствовала, как краска стыда разливается по ее лицу, когда он смеялся снова и снова.

— Давай я скажу тебе напрямую. — Он с трудом перевел дыхание. — Ты подумала, ты действительно подумала, что я соглашусь… соглашусь заниматься любовью с пробиркой?

— Да, — слезы злости появились у нее на глазах. — Да, конечно. Вот, что ты сказал. Вот, что мы обсуждали. Мы…

Его смех превратился в злобное рычание, и Ханна закричала, когда он внезапно схватил ее и бросил поперек кровати.

— Ты думала, я соглашусь надеть кольцо на твой палец, дать тебе мое имя, черт, дать тебе моего ребенка, и все это даже не прикасаясь к тебе? — сказал он сквозь стиснутые зубы.

— Так мы договорились. — Ханна сделала гримасу, пытаясь освободиться.

— Нет. Нет, Ханна, мы так не договаривались. Что ты за женщина?

— Не та, что спит с мужчиной, потому… потому что она подписала клочок бумаги!

Лицо Гранта исказилось от ярости.

— Ты произносишь это так, словно даешь урок морали. Но какая мораль заставляет тебя думать, что лучше зачать ребенка в пробирке, а не от мужчины?

— Это была твоя идея, не моя. Именно ты предложил это!

Он схватил ее за плечи, когда она начала отворачиваться.

— Нет, не моя! Что ты планировала, говоря о нашем ребенке, что это уже старо? Что он будет зачат в стекляшке?

— Уходи, — сказала она дрожащим голосом. — Ты слышишь меня, Грант? Выйди из этой комнаты!

— С удовольствием. — Он прошел к двери, затем повернулся лицом к ней. — Завтра…

— Завтра ты можешь начать отменять все мероприятия.

— Нет.

— Почему нет? Ты поверенный, не я.

— Никаких отмен. — Его ноздри раздувались. — И никакого развода. Не раньше, чем ты зачнешь моего ребенка.

— Ты можешь держать меня из-за клочка бумаги, который гласит, что…

— Ты согласилась оставаться моей женой до тех пор, пока не будет зачат ребенок или не истечет срок действия соглашения.

— Но это — это три года, — сказала она в смятении.

— Найми адвоката и оспорь соглашение, если оно не нравится тебе.

— Мне не по карману…

— Нет. Тебе не по карману. — Он неприятно улыбнулся. — Особенно, если добавить санкции, в случае если я выиграю тяжбу, за возмещение ущерба и затрат.

— Какого ущерба? Каких затрат?

— Изумруд на твоем пальце. Каждая тряпка вон в тех очень дорогих чемоданах. Психологическая жестокость, которой я подвергся и от которой страдал из-за того, что ты нарушила контракт. Я могу быть очень убедительной жертвой, Ханна, богатым преуспевающим человеком, который хотел наследника и, будучи одурачен красивой женщиной, подписал соглашение…

— Никто в это не поверит, — сказала она дрожащим голосом.

— …соглашение, которое она теперь отказывается выполнять. — Он мягко засмеялся. — Черт, думай о юридической стороне вопроса, которую мы нарушили! Дело могло бы длиться годы, — его улыбка исчезла, — и могло бы стоить миллионы.

— Ты выродок! — Ханна побелела. — Ты знаешь, я могу…

— Тогда ты обманулась, не так ли, дорогая?

— Я… я расскажу всем о тебе, — сказала она, повышая голос. — Я расскажу им, что ты за человек, как ты шантажируешь меня…

— Попробуй, если ты сможешь заставить кого-нибудь слушать. А если и сможешь, они поднимут тебя на смех.

— Они будут смеяться и над тобой, Грант. Ты думал об этом?

— Да, но есть разница между нами, дорогая. — Его рот скривился. — Мне ровным счетом наплевать на то, что обо мне думают.

Она с ужасом посмотрела на него, когда он медленно, уверенно шел к двери спальни, а затем пронзительно закричала вслед ему:

— Ты не можешь так сделать! Он вернулся и притянул ее к себе.

— Есть только один выход из этого, — сказал он грубо и поцеловал ее, но не со страстью, а со злобой. После поцелуя он оттолкнул ее от себя так, что она упала назад к стене. — Подумай об этом. Я подожду, пока ты будешь принимать решение.

— Никогда, — завопила она, когда он шагнул в гостиную. — Ты слышишь меня, Грант? Никогда! — Она протянула руку и хлопнула дверью. — Никогда, — прошептала она, бросилась на кровать, перевернулась на живот и разрыдалась.

Глава девятая

Наконец пришла ночь, и Ханна, обессиленная, заснула, крепко и без сновидений, до утра и проснулась, когда освежающий ветер открыл ставню и стукнул ею по оконной раме. Через минуту она сбросила одеяло, натянула халат и вышла на балкон.

Несколько коротких недель назад она была довольна своей жизнью. У нее была хорошая работа, собственная квартира, независимость, то есть, может быть, не так уж и много, но достаточно, чтобы удовлетворить ее нужды.

Теперь… теперь у нее не было ничего. Ни работы, ни дома. И, конечно, ни того будущего, которым она позволила Гранту убаюкать себя.

Она вздохнула от волнения. Нет. У нее еще было обещание — угроза Гранта не позволить ей уйти, пока они живут по их соглашению. Но она никогда не пойдет на это. Никогда. Только не уважающая себя женщина залезала бы в постель к мужчине ночь за ночью, зная, что он хочет ее лишь по причине выполнения условий невозможного контракта и ничего не чувствует к ней, за исключением простого желания женского тела.

Не то что бы она хотела, чтобы у него были чувства к ней. У нее, конечно, к нему нет ничего, если только не считать ненормальной сексуальной тяги, когда бы он ни прикоснулся к ней, но безобразная сцена последней ночи уничтожила это навсегда. Она никогда не позволит ему прикоснуться к ней снова. Речь даже не идет о достижении с ним соглашения. В конце концов, он рационалист, логик по своей сути, и он должен прийти к тому же заключению, что и она. Он поймет, что у них нет выбора, кроме того, чтобы вернуться в Штаты и закончить все как можно благоразумнее и быстрее.

Она бы даже приняла на свой счет некоторые из упреков, вместо того чтобы возложить все это на него.

— Мы не поняли друг друга, Грант, — сказала она мягко, как будто он стоял перед ней, — но это не конец света, Я охотно допускаю, что мы сделали ошибку, и, я уверена, ты тоже, Ханна шагнула в спальню и приготовилась к встрече с ним. Она приняла душ, оделась, затем, чтобы чувствовать себя уверенней, наложила немного румян на щеки, подкрасила ресницы и губы. Очки? Или контактные линзы? Очки придадут более респектабельный вид, решила она, и водрузила их на нос. Почувствовав себя вполне готовой, она расправила плечи и вошла в гостиную.

Он был там и, стоя в дальнем конце комнаты у окна, потягивал нечто, напоминающее по виду апельсиновый сок. Он был голый. Нет. Не совсем голый. У него на бедрах было полотенце. Она скользнула по нему взглядом. Должно быть, он плавал: вода блестела на его загорелых плечах, сверкала как маленькие кристаллы в его темных волосах.