Темная роза, стр. 96

Пол некоторое время молча стоял рядом, уважая ее стремление к уединению и вместе с тем еще сильнее желая привлечь ее внимание. Елизавета была так прекрасна: бледную кожу оттеняли черные волосы, а глаза – голубее неба, такие голубые, как цветок горечавки. Пол с тоской вспоминал время ее первого приезда в Морлэнд, когда он развлекал ее и ее сестру и когда она так нуждалась в его обществе. Ему хотелось обрадовать ее, заставить ее улыбнуться ему, чтобы она ждала его приезда и скучала без него.

Пол был воспитан в строгих правилах, он научился прилагать большие усилия для достижения цели и терпеть выходки и причуды старших и высших. И он, в свою очередь, укротил своего жеребенка, как только получил его. Это было дикое, необузданное животное, и Полу пришлось приложить немало усилий, терпеть его припадки бешенства и постепенно, лаской приучить его, есть из рук и сделать совсем ручным. Он отчетливо помнил все стадии укрощения, с того самого момента, когда увидел, как негодующе отпрянуло непокорное животное от его руки. Теперь, когда он стоял рядом с Елизаветой, недовольно отвернувшейся от него, он заметил, как она искоса бросила на него взгляд.

– Мне нужно поехать по делу в Твелвтриз, – произнес Пол, немного помолчав, – не хочешь ли проехаться со мной?

Елизавета ничего не ответила, хотя, очевидно, слышала его:

– Там у меня есть большие гончие, – продолжал он осторожно, – одна из сук вчера ощенилась, это пестрый волкодав, но отцом был самый крупный мастиф, по имени Геракл. Мне кажется, щенки должны быть очень удачные. Довольно интересная помесь, как ты думаешь?

К собакам Елизавета всегда была неравнодушна и чуть было не раскрыла рот. Пол продолжал, словно не замечая ее молчания:

– Они должны вырасти большими, это наверняка. Может быть, самыми большими собаками в Йоркшире, так что будет на что посмотреть. Я их продам, но лучшего щенка из помета хочу оставить себе. Конечно, нужно, чтобы его выбрал знаток.

Елизавета повернула голову к нему. Пол вкрадчиво, как бы невзначай, продолжил:

– Так что если хочешь, поедем, и ты поможешь мне выбрать. Погода хорошая, это будет неплохая поездка. Идем, идем же.

Он осторожно помог ей встать на ноги и отвел через часовню домой. Пол всю дорогу боялся, что Елизавета убежит, как дикое животное, подведенное слишком близко к человеческому жилью, но она послушно и безвольно шла за ним. Ей было шестнадцать, а в шестнадцать лет не так-то просто отгородиться от жизни.

Наступление зимы положило конец шотландской кампании, и в конце ноября Джон Невилл вернулся в Лондон, чтобы провести Рождество со своей женой в доме в Чартерхауз. Кэтрин, как всегда, встретила его приветливо, а Нанетта особенно была рада видеть его, чувствуя, что подруга находится в опасности из-за притязаний Томаса Сеймура, которого они каждый день встречали либо в королевской детской, либо чисто «случайно» где-нибудь при дворе. Однако ее радость оказалась недолгой – вечером лорд Лэтимер лег спать рано, жалуясь на усталость от путешествия, а утром не проснулся – он тихо умер во сне.

Кэтрин искренне горевала, хотя скорее как по отцу, а не как по мужу. Он был ее кузеном, знал ее с детства, и она любила его как доброго друга и благожелательного родственника. Ее поведение было возвышенным и сдержанным, как и полагалось приличиями, и она заказала траурное платье. Однако никто не мог требовать от нее того, чтобы она выглядела убитой горем, выла или рвала на себе волосы, уделяя меньше внимания своему туалету и прическе – хотя теперь Кэтрин носила черные платья.

Ей было всего тридцать лет, и она дважды оставалась вдовой, но выглядела значительно моложе своего возраста, так как выходила замуж за мужчин старше себя и никогда не рожала, в ней чувствовалась какая-то девическая невинность. И она была очень, очень богата – она получила не только наследство от отца, но и огромные имения своего первого мужа и еще большее состояние Джона Невилла. Лорда Лэтимера похоронили в церкви Св. Павла, и Рождество Нанетта и Кэтрин провели уединенно, никого не принимая. Но сразу же после наступления нового, 1543 года. Томас Сеймур не замедлил нанести ей визит.

И туг уже Нанетта не смогла скрыть своего неодобрения.

– Это неприлично, Кэт, – сурово сказала она, – твой муж только-только похоронен, его завещание еще даже не утверждено, а ты принимаешь этого мужчину.

Кэтрин рассмеялась:

– Ну, Нан, слова «этого мужчину» звучат у тебя так неодобрительно, и ты так сурово поджимаешь губы!

– Я и в самом деле не одобряю этого. У него плохая репутация.

– Репутация кого?

– Ты знаешь, что я имею в виду.

– Да, и я удивлена, что ты прислушиваешься к разным сплетням. Мужчины просто ревнуют его, вот и говорят о нем всякие гадости, потому что он красивей их и храбрее и более обаятелен, чем большинство из них, а кроме того, обыгрывает всех в теннис.

– Моя дорогая Кэт, я беспокоюсь только о тебе. Я опасаюсь, что ты влюблена в него.

– Да, и тут нечего опасаться, – ответила счастливая Кэт. – Я поняла это сразу после смерти Джона и ничего не могу поделать. Нан, ведь ты сама была влюблена, ты знаешь, что невозможно справиться с собственными чувствами. Конечно, на людях я принимаю скорбный вид, но ведь с тобой мне не нужно притворяться? Я люблю его, Нан, я впервые в жизни влюблена, и это прекрасно.

Нанетта в ужасе смотрела на нее:

– Кэт, прошу тебя, будь осторожнее! Берегись его!

– Нан, но он нисколько не опасен, поверь мне! – Кэт взяла подругу за руки и пристально посмотрела на нее. – Он обращается со мной вполне пристойно, он хочет жениться на мне, как только кончится период траура. Ты увидишь, тут нечего бояться.

Нанетта пожала плечами и, не желая оскорблять чувства подруги, улыбнулась и поцеловала ее:

– Ну что же, я желаю тебе счастья, Кэт. Если он в самом деле любит тебя, как ты этого заслуживаешь, то ты, конечно, будешь счастлива.

Теперь она ни за что не стала бы говорить о грязных слухах о Сеймуре, который якобы ухаживал за леди Елизаветой, чтобы жениться на ней, когда умрет король, и что самому королю пришлось поставить его на место. Если эти слухи правильны, то он всего лишь охотится за деньгами и положением Кэтрин, а вовсе не за ее любовью. Но Кэтрин была слепа во всем, что касалось Сеймура, и Нанетте оставалось только надеяться на лучший исход. Несомненно, он был очень нежен с Кэтрин, но от Нанетты не укрылись жадные взгляды, которые он бросал на других женщин. Ей казалось, что флиртовать для Томаса Сеймура столь же естественно, как дышать.

Глава 26

Весной завещание лорда Лэтимера было утверждено, и трехмесячный траур Кэтрин окончился. Двор опять был в Хэмптоне, и, когда они впервые посетили детскую, им принесли распоряжение, в котором говорилось о том, что леди Лэтимер и ее подруге миссис Морлэнд выделяются покои при дворе и соответствующее количество слуг.

– Как это мило, – воскликнула Кэтрин, вспыхнув от радости. – Кто-то замолвил за меня словечко перед королем. Если я смогу жить при дворе, то чаще буду видеть детей и Марию.

Нанетта улыбнулась:

– Разумеется, именно от перспективы чаще видеть их и порозовели твои щеки, не правда ли, Кэт?

Кэтрин невинно посмотрела на Нанетту – ее изогнутые от природы брови придавали лицу несколько удивленное выражение, чем она прекрасно умела пользоваться:

– Разумеется. А почему же еще?

– Мне кажется, что теперь тебе ничто не препятствует? – продолжала Нанетта. – Когда свадьба?

– Я думаю, в июне, – ответила Кэтрин. – Мне кажется, неприлично выходить замуж раньше шести месяцев после смерти мужа, хотя Тому то и дело хочется нарушить приличия.

Нанетта поморщилась – мужчина, не обращающий внимания на траур, будет столь же равнодушен и к остальным моральным и религиозным приличиям.

– В любом случае, мы ведь вернемся ко двору? – спросила Нанетта.

– Разумеется, нельзя же игнорировать приглашение короля – это, фактически, приказ, – улыбнулась Кэтрин.