Подкидыш, стр. 108

В Кросби Плейс они слезли с лошадей, которых тут же увели, вошли в дом и поднялись наверх, чтобы пообедать.

Том шел следом за ними – настолько близко, что услышал, как леди Анна тихо спросила у своего мужа.

– Значит, это правда?

– Правда, – ответил Ричард. В его голосе не слышалось никакого торжества – только безмерная усталость. – Епископ Стиллингтон сообщил мне об этом на прошлой неделе – он венчал короля и Элеонору. Вот почему Эдуард все эти годы держал его в тюрьме – чтобы заткнуть ему рот. Раньше я никак не мог этого понять.

– Но сам-то Эдуард... О чем он думал?! Как мог это сделать? Каким образом он надеялся выпутаться из этого положения?

– Женщина довольно скоро умерла. Знал только Стиллингтон, а если ему велели держать язык за зубами – никакого вреда от этого человека быть не могло. И все было бы в порядке, если бы Эдуард не умер раньше времени, оставив сына еще совсем юным. Проживи мой брат еще несколько лет, мальчик бы наследовал ему и сам решил, что дальше делать со Стиллингтоном.

– Тогда почему Стиллингтон молчал все эти годы и заговорил только сейчас? – воскликнула Анна.

– Он не мог заговорить, пока Эдуард был жив, – слишком боялся. А сейчас... По его словам, он почувствовал, что должен рассказать все, чтобы незаконнорожденному ребенку не досталась корона, которая по праву принадлежит мне. – Ричард скривился. – И юному Эдуарду но надо будет завидовать тому, что является моей собственностью.

– А что скажет королева? – задумчиво проговорила Анна. – О, она уже давно знает об этом, – ответил Ричард. – Я слышал всю историю. Джордж каким-то образом все разнюхал и намекнул королеве, что ему все известно. Он всегда ненавидел её, а уж проникнув в тайну этого предыдущего брачного договора, он твердо уверился, что после смерти Эдуарда сам станет королем. Вот почему Елизавета так добивалась его казни. – Лицо Глостера исказилось от боли – он тяжело переживал гибель своего сумасшедшего брата. – Да и без Эдуарда тут не обошлось, как я теперь понимаю. Это было и в его интересах, а Джордж сам не раз давал ему повод. Королева все зудела и зудела – и в конце концов Эдуард согласился... Вот почему казнь проводилась без свидетелей – боялись, что Джорджу придет в голову обратиться к толпе.

Наступило молчание. Они остановились на лестничной площадке перед дверью столовой и повернулись, чтобы посмотреть друг на друга. Ричард взял руки жены в свои и нежно погладил тонкие пальцы, вглядываясь в бледное, болезненное лицо Анны и пытаясь прочесть ту мысль, что застыла в её неподвижных глазах.

– Анна, – проговорил он, – что еще я мог сделать? Бог свидетель, я не желаю быть королем. Бог свидетель, меньше всего мне хочется взвалить на тебя такой груз, как эта несчастная корона, моя дорогая, но что мне остается делать?! Мальчик не может быть монархом. Возможно, я мог бы попытаться доказать, что сын Джорджа вполне нормален, но он тоже всего лишь ребенок, так какая от этого была бы польза? И кроме того, он слишком слабый и нерешительный. – Ричард посмотрел на жену почти с отчаянием, и в голосе его зазвучали умоляющие нотки, так как Анна ничего не говорила, а только смотрела на мужа. – Я не хочу этого, но не имею права отказаться. Это моя обязанность, мой долг. И даже более того – теперь это свершившийся факт. Анна, что еще я могу сделать?

Наконец она судорожно вздохнула и опустила глаза. Теперь женщина смотрела на свою руку, все еще покоившуюся в его руке, а потом сжала пальцы мужа, поднесла их к губам, поцеловала и прижала к своей щеке.

– Да, у тебя нет другого выхода, я понимаю. Уж коли так, нам нужно будет сделать все наилучшим образом.

Она уставилась в пол, напряженно сдвинув брови, и Том увидел, как губы её прошептали одно лишь слово: «Эдуард», прежде чем она вновь вскинула голову и вошла в комнату. Потом он часто размышлял, кого она имела в виду: покойного монарха, короля, в одночасье лишившегося короны, или своего маленького сына, которому теперь предстояло в один прекрасный день самому взойти на престол. А Ричард, шагнув в столовую вслед за женой, тихо сказал:

– По крайней мере, твой отец был бы доволен.

В среду собрался парламент, чтобы обсудить вопрос о престолонаследии, но к этому времени все уже было решено и оставалось только записать в парламентских отчетах единогласное решение просить Ричарда взойти на трон. Так что в четверг, двадцать шестого июня, лорды и палата общин официально призвали лорда-протектора принять корону Англии и после его столь же официального согласия под бурные аплодисменты объявили его королем Ричардом Третьим.

Новость мгновенно распространилась по Лондону, и почти все встретили её с ликованием. Теперь не будет никаких смут, неизбежных при малолетнем короле; теперь в Англии будет монарх, уже известный как мудрый правитель, храбрый полководец, справедливый и добродетельный человек. С богатой казной, которую оставили после себя покойный король Эдуард, с Тайным Советом, состоящим из умных и способных людей, страну мог ожидать новый золотой век, и уже сейчас Глостера называли в народе «добрым королем Ричардом».

Этим вечером Том опять ужинал у Генри и Маргарет – и напился до потери сознания. Вместе с сестрой и шурином юноша праздновал начало нового расцвета своей родины, но прежде чем голова Тома упала на скатерть и он заснул, сморенный добрым вином, он всплакнул над своим господином, его супругой и той мирной жизнью, которую они вели в Венслейдейле, которую так любили и которая никогда уже не вернется.

Глава 25

Радостная весть вызвала в «Имении Морлэндов» сначала изумление, а потом – бурный восторг. Элеонора быстрее других пришла в себя и заявила, что в том, как все складывается, явно видна рука Провидения, и что она, Элеонора, всегда знала: Ричард будет лучшим королем, чем его брат. Эдуард и Дэйзи ответили на это вежливыми улыбками, а потом Эдуард отважился сказать, что удивлен всей этой историей с предыдущим брачным контрактом.

– Неужели это может быть правдой? – спросил он.

– Не исключено, что все это ловко подстроено, – ответила Дэйзи – не столько потому, что думала так в самом деле, сколько для того, чтобы поддеть свекровь, которая её временами изрядно раздражала.

– Конечно же, правда, – презрительно отозвалась Элеонора, – и лишь показывает истинное лицо этой женщины из рода Вудвиллов. Использовать свое тело как приманку для короля – и только потому, что он был королем. Если бы она делала все в открытую, история с этим предыдущим брачным контрактом непременно всплыла бы, и сейчас не возникло бы никаких сложностей.

– И все равно королеве пришлось нелегко, – заявила Сесили. Они с Томасом примчались в «Имение Морлэндов», как только услышали поразительную новость. – Я имею в виду, считать себя замужем, а потом вдруг обнаружить, что это вовсе и не было браком. После всех этих лет и десяти детей...

– А как, наверное, страдала та бедняжка, которая и правда была его женой, – добавил Томас, видя, что бабушка его супруги готова взорваться от ярости даже при малейшем намеке на простое сочувствие «женщине из рода Вудвиллов», которое кто-то отважится проявить в её, Элеоноры, доме. – А кстати, что с ней сталось?

– Мне кажется, она удалилась в монастырь и там умерла, – ответил Эдуард.

– Но почему, ради всего святого, она промолчала, когда король женился на Елизавете? – поинтересовалась Сесили. – Даже если она не желала быть королевой, можно было ожидать, что она хотя бы попробует предотвратить вступление другой женщины в незаконный брак.

– Может быть, она не хотела осложнять ситуацию, – предположил Эдуард. – Она умерла, судя по всему, в шестьдесят восьмом году, а король женился только в шестьдесят четвертом – возможно, несчастная тяжело болела или слишком устала, чтобы волноваться из-за этого. И вспомните, что около полугода Эдуард держал свой брак с Елизаветой в секрете, а когда все узнали об этом, было уже немного поздновато для рассказов о его первой свадьбе.