Черный жемчуг, стр. 40

– Проходите, сэр. Извините, не могу подать вам руку – я весь перепачкан маслом. Ну, как дела у моей жены?

Брокльхерст, прикрыв за собой дверь, вышел на середину комнаты, встал, аккуратно сложив руки на набалдашнике своей длинной, инкрустированной золотом трости, и заявил:

– Мастер Морлэнд, не стану скрывать, что ваша жена тяжело больна.

Ральф побледнел.

– Вы хотите сказать, у нее может быть выкидыш?

– Мисс Морлэнд не беременна, – ответил Брокльхерст.

– Не беременна? Что вы говорите? Она уже на шестом месяце. Почему вы...

– Она убеждена, что беременна, сэр, и я тоже этому верил, пока не обследовал ее сегодня, удивленный ее состоянием. Внутри нее не ребенок, а опухоль.

Ральф уставился на врача, не в силах понять смысл его слов. Наконец он проговорил:

– А как же... явные симптомы беременности?

– Все симптомы, которые, как она считала, были признаком беременности, вызвала опухоль – тошнота и неспособность принимать пищу возникла из-за давления растущей опухоли на желудок.

– Но она поправится? – спросил Ральф. Во рту у него пересохло, он едва мог выговорить эти слова. Прежде, чем врач заговорил, он уже знал его ответ.

– По моему мнению, опухоль перекрывает доступ пищи в желудок; пациентка и так уже ослабла от недоедания, а скоро станет еще слабее. Другими словами, она умрет от голода.

– Вы должны что-нибудь сделать! – крикнул Ральф. – Нельзя допустить, чтобы она умерла. Боже милостивый, неужели у вас каменное сердце?

– Мастер Морлэнд, я хотел бы помочь ей, но это невозможно, – врач помедлил минуту, пока Ральф дико озирался, как будто ища выход из положения. – Сейчас ей не больно, просто немного неудобно. Позднее, когда боль усилится, я дам ей лекарство, чтобы облегчить страдания. Не думаю, что ей придется долго мучиться. Это случится так, как будто она заснет.

– О Боже! – Ральф в отчаянии схватился за голову, а бесстрастный голос продолжал:

– Сейчас она ни о чем не знает, и я думаю, вам необходимо все объяснить ей. Она принимала пилюли от несварения, и я назначил ей продолжать прием. Пилюли не повредят и на время успокоят ее. Вы должны решить, как и когда рассказать правду своей жене.

– Как долго она?..

– Не очень долго, – мягко ответил Брокльхерст. – Около месяца.

Ральф выпрямился, отчаянно пытаясь успокоиться.

– Вы говорите, она ничего не знает?

– Она уверена, что беременна.

– Благодарю вас, – ответил Ральф.

Его глаза затуманились, он задумался и не заметил, как Брокльхерст вышел из комнаты. В конце концов Ральфу удалось вернуть своему лицу привычное добродушное выражение, и он направился к лестнице, ведущей в спальни. Мэри лежала на постели, закрыв глаза. Мгновение Ральф смотрел на нее, пока она не пришла в себя. Мэри так похудела, что было видно, как под ее кожей пульсируют жилки. Она побледнела еще сильнее, под глазами появились темно-синие тени, веки слегка подрагивали в такт дыханию. Безо всякой причины Ральфу вдруг вспомнились маленькие голубые бабочки, которые встречаются на сухих известковых равнинах. Мэри открыла глаза – они казались ярче, чем обычно.

Она смущенно посмотрела на мужа, и ее лицо выглядело совсем юным и беззащитным. Ральф вспомнил, что Мэри всего двадцать четыре года.

– Ральф, я хочу спать.

– Я сейчас уйду. Как ты себя чувствуешь, Мэри?

– Лучше, сегодня гораздо лучше. Что сказал врач?

– Что ты скоро поправишься.

– Ты виделся с Эдуардом?

– Да. Я пригласил его к нам в гости. Он приедет на этой неделе. Ты не возражаешь? Если тебе не хочется встречаться с ним, я...

– Нет, нет, все в порядке. Я не хочу мешать вам, – Мэри с усилием приподнялась. – Надо устроить хороший обед.

– Конечно, – ответил Ральф, борясь со слезами. Она всегда делала все, чтобы угодить ему. – Мэри, я хочу тебе что-то сказать, – начал он и остановился. Боже, как объяснить ей? Почему этого не сделал сам Брокльхерст? Это была его обязанность. Разве он, Ральф, в состоянии найти нужные слова? Он присел на край постели и взял Мэри за руку, а она внимательно взглянула на него.

– Что случилось? – спросила она. – Не беспокойся, Ральф, я буду внимательна к Эдуарду.

– Я не об этом, – вздохнул Ральф. Она продолжала смотреть ему в лицо, ожидая и почти понимая, что он хочет сказать, но Ральф знал, что не сможет решиться на это. – Я только хотел сказать, что люблю тебя, Мэри. Вероятно, я не всегда был ласков к тебе. Я знаю, ты чувствовала себя несчастной...

– Это не твоя вина, – вполголоса ответила она, как будто застыдившись. – Ты всегда хорошо относился ко мне, Ральф, я благодарна тебе. Просто мне самой очень трудно быть счастливой. Мне хотелось вернуться домой, вот и все, я тосковала по своему дому. Ты увезешь меня домой, правда?

– Как только тебе станет получше. Нельзя отправляться в путь, пока тебя мучает тошнота.

– Мне скоро полегчает, сегодня я уже чувствую себя лучше. Мы можем поехать в следующем месяце?

– Если ты будешь в порядке. А если нет, мы сделаем, это в другой раз.

– В другой раз?

– Весной, – Ральф облизнул сухие губы. – После того, как родится ребенок.

Она долго смотрела ему в глаза, и Ральф испугался, подумав, что она все знает.

– Я не хочу так долго ждать, – наконец возразила она. – Обещай, что мы поедем через месяц. Тогда мне уже станет лучше.

Ральф кивнул. Он боялся говорить.

Глава 11

Эдуард неохотно согласился приехать в поместье Морлэндов, однако, проезжая под аркой ворот, он, к собственному изумлению, почувствовал, как у него сильнее забилось сердце. Он любил свой дом, и ему было трудно жить, зная, что никогда больше не придется увидеть этот дом. И вот теперь, видя кирпичные стены дома, глицинию, которую начала сажать под окнами еще его мать, каменную панель над дверью, с которой время уже понемногу стирало рельеф с прыгающим зайцем, Эдуард почувствовал, что готов принести любую жертву, лишь бы время от времени возвращаться домой.

Брайан, его слуга, спешился и подвел Байярда к тумбе, прежде чем к ним подоспел грум; Эдуард сурово взглянул на Брайана, который с неохотой передал поводья обеих лошадей незнакомцу. Грум, молодой парень, который прежде служил у сквайра из Хаддерсфилд, только начинал усваивать изысканные манеры слуги знатного господина. Эдуард с любопытством заметил его деревенское смущение, но понял, что оно было вызвано поведением Брайана. Клем ждал у двери и с жаром приветствовал странника, который был уверен, что его здесь забыли; принимая из рук Эдуарда шляпу, Клем улыбнулся всего один раз, и этого оказалось достаточно, чтобы гость почувствовал себя желанным. В это время к ним присоединился старый Клемент, который стал ходить еще медленнее, ибо его болезнь обострилась, и оказал Эдуарду еще более радушный прием.

– Мастер Эдуард! Как приятно вновь видеть вас дома, сэр. Надеюсь, вы немного побудете здесь? Мы много слышали о том, как вам повезло – в округе об этом только и говорят. Хозяин и хозяйка в зимнем салоне. Клем, позаботься о слуге мастера Эдуарда.

Клемент никогда не питал привязанности к Мэри, хотя оказывал ей уважение, которого была достойна, по его мнению, хозяйка дома Морлэндов, а во всем остальном он поддерживал Эдуарда. Клем увел Брайана, и Клемент с неожиданной быстротой заковылял в гостиную, которую он, как и многие старые слуги, все еще называл по привычке зимним салоном.

– Как ты себя чувствуешь, Клемент? Приступы участились?

– Конечно, не без того, мастер. Они появляются и исчезают, а в последнее время стали куда тяжелее. Вдобавок меня замучил ревматизм – от него я стал совсем неповоротливым и неуклюжим. А вот вы, мастер, выглядите хорошо.

– Ты же помнишь, я ничем не болею.

– Конечно, мастер, в детстве вы не болели ни разу. Вам и тогда улыбалась удача... – Клемент кивнул и открыл дверь в гостиную своим прежним, величественным движением. Ральф вскочил и бросился обнимать Эдуарда прежде, чем Клемент успел что-нибудь сказать.