Собачьи истории, стр. 75

Примерно восемь месяцев спустя Джек Сэндерс вошел в смотровую и поставил на стол Джинго Второго. Щенок неузнаваемо вырос и уже щеголял широкой грудью и мощными ногами своей породы. Добродушная морда и дружески виляющий хвост живо напомнили мне первого Джинго.

– У него между пальцами что-то вроде экземы, – сказал Джек Сэндерс и поднял на стол Шкипера.

Я сразу забыл о моем пациенте: корги, упитанный, ясноглазый, принялся со всей былой бодростью и энергией грызть задние ноги буль-терьера.

– Нет, вы только посмотрите! – пробормотал я. – Словно время обратилось вспять.

Джек Сэндерс засмеялся:

– Вы правы. Они неразлучные друзья. Прямо как прежде…

– Пойди-ка сюда, Шкипер. – Я схватил корги и внимательно его осмотрел, хотя он и выкручивался из моих рук, торопясь вернуться к приятелю. – А знаете, я совершенно убежден, что ему еще жить да жить.

– Правда? – В глазах Джекса Сэндерса заплясали лукавые огоньки. – А помнится, вы уже довольно давно сказали, что он утратил вкус к жизни и это необратимо…

Я перебил его:

– Не спорю, не спорю. Но иногда так приятно ошибиться!

Это одно из самых теплых моих воспоминаний о дружбе между животными и ее важности. Психологическая сторона лечения животных чрезвычайно интересна. Если они чувствуют, что им не для чего жить, они нередко умирают – это верно почти для всех них: например, овца выживает даже после очень тяжелого окота, если ее забот требует новорожденный ягненок. А уж Шкипер иллюстрирует этот принцип самым исчерпывающим образом. Естественно, потеря товарища на разных собак действует по-разному. Некоторые тоскуют совсем недолго, но других такая утрата выводит из равновесия очень надолго.

35. Сет Пиллинг и его невежество

– У Хэрриота этого молоко на губах не обсохло. Дурак круглый, одно слово.

От такой характеристики носа не задерешь, и добрый эль у меня во рту вдруг стал кислее уксуса. На пути домой я заглянул в «Корону и якорь» и уютно расположился в полном одиночестве в «кабинете». Фраза эта донеслась до меня сквозь неплотно притворенную дверь в общий зал.

На это неприятное воспоминание меня натолкнул вывод, к которому я пришел в тот момент: мой летний инструктор лейтенант Вудхем явно считает меня человеком, стоящим на крайне низком уровне умственного развития.

Я подвинулся так, чтобы заглянуть сквозь щель в ярко освещенный зал. Ораторствовал Сет Пиллинг, чернорабочий, субъект, всем в Дарроуби известный. Хотя именовался он рабочим, но лишней работой предпочитал себя не утруждать, и его дюжую фигуру и мясистую физиономию можно было регулярно созерцать на бирже труда в дни, когда он являлся туда расписаться в получении пособия по безработице.

– Пустая башка. А уж про собак и вовсе ничего не знает! – Верзила влил себе в глотку полпинты разом.

– В коровах он ничего, разбирается, – вмешался другой голос.

– И пусть его. Я же не про коров толкую, – со жгучим презрением ответил Сет. – Я про собак говорю. Чтоб собак лечить, голова на плечах нужна.

Тут раздался третий голос:

– Так он же ветеринар или нет? Должен в своем деле разбираться.

– Ну и что? Ветеринары они всякие бывают. А уж этот – пустое место, я бы мог вам про него кое-что порассказать.

Народная мудрость гласит, что тот, кто подслушивает, ничего хорошего про себя не услышит, и благоразумие требовало, чтобы я поскорее выбрался оттуда и не слушал, как этот тип поносит меня на весь переполненный зал. Но, конечно, я остался и с болезненным интересом навострил уши, всем существом вслушиваясь в разговор.

– А что, Сет?

Общество сгорало от любопытства не меньше меня.

– Уж найдется что! – ответствовал он. – Это же не перечесть, сколько мне собак приносили после того, как он их портил!

– Уж ты-то про собак все знаешь, а, Сет?

Возможно, сарказм в этой фразе мне только почудился от злости, но в любом случае мистер Пиллинг принял ее за чистую монету. Его крупное лунообразное лицо расползлось в самодовольной ухмылке.

– Что есть, то есть. Я с собаками всю жизнь прожил, да и получился малость. – Снова в его глотку с бульканьем полилось пиво. – У меня дома книг полным-полно, и я каждую прочел от корки до корки. Так что про болезни и как их лечить я все знаю.

– И ни разу у тебя с собакой неудачи не было? Так что ли, Сет? – спросил еще кто-то.

Наступила пауза.

– Не скажу, чтоб уж так ни разу не было, – ответил верзила важно. – Я редко когда в тупик встаю. Но уж если встану, так к Хэрриоту не пойду. – Он покачал головой. – Ну нет. Я сразу в Бротон и советуюсь с Деннаби Брумом. Мы с ним закадычные дружки.

В тишине «кабинета» я отхлебнул эля. Деннаби принадлежал к племени шарлатанов и знахарей, которым в те времена жилось очень вольготно. Начал жизнь он строительным рабочим, а точнее – штукатуром, и таинственным образом без какого-либо специального образования развернулся на поприще ветеринарии, зарабатывая весьма недурно.

Этого я ему в упрек не ставил. Всем нам надо как-то жить. Да и вообще он мне редко досаждал – Бротон лежал вне нашей с Зигфридом профессиональной орбиты. Но вот тамошние коллеги имели обыкновение награждать его не слишком лестными эпитетами. Про себя я не сомневался, что в немалой степени преуспеянием он был обязан своему звучному имени. «Деннаби Брум» – что могло быть внушительнее?

– Вот что я делаю, – продолжал Сет. – Мы с Деннаби закадычные дружки и часто советуемся друг с другом насчет собак. По правде сказать, пришлось мне как-то свозить к нему своего пса. Выглядит неплохо, а?

Я привстал на цыпочки и заглянул в зал. Мне только-только удалось увидеть у ног Сета его кеесхонда. Ну просто красавец, весь в пышном глянцевитом меху. Верзила нагнулся и погладил острую морду.

– Это ценная собака. Уж Хэрриоту я ее не доверю!

– Да чем Хэрриот так тебе не угодил? – спросил кто-то.

– Я тебе отвечу. – Сет постучал себя по лбу. – Вот тут у него маловато, только и всего.

С меня было достаточно. Я поставил кружку и тихонько выбрался на темную улицу.

После этого эпизода я стал обращать больше внимания на Сета Пиллинга. Он чуть ли не каждый день неторопливо прогуливался по улицам: несмотря на разносторонние свои познания, работы он лишался постоянно. А знатоком он был отнюдь не только собак. В «Короне и якоре» он важно рассуждал о политике, садоводстве, содержании певчих птиц в клетке, сельском хозяйстве, экономическом положении, крикете, ужении рыбы и еще о многом другом. Мало нашлось бы тем, которые не мог бы объять его широкий интеллект, притом без малейших усилий, но, как ни странно, наниматель за нанимателем словно торопились избавиться от его услуг.

Обычно он брал на прогулку свою собаку, и очаровательный песик начал казаться мне символом моих недочетов, и теперь я инстинктивно старался избегать этих встреч. Но однажды утром столкнулся с ними нос к носу.

Произошло это под навесом на рыночной площади, где несколько человек ожидали автобуса в Бротон. Среди них были Сет Пиллинг и кеесхонд. Я проходил мимо, направляясь на почту, и невольно остановился, не сводя глаз с пса. Его невозможно было узнать. Густой пепельный мех, так хорошо мне знакомый, сильно поредел, утратил глянец. Роскошная грива, типичный признак этой породы, почти вся вылезла.

– Вы на мою собаку смотрите? – Сет натянул поводок и подтащил пса к себе, словно опасаясь, что я наложу на него кощунственную руку.

– Да… Извините, я невольно… У него какое-то кожное заболевание?

Верзила окинул меня презрительным взглядом.

– Есть немножко. Вот я и везу его в Бротон к Деннаби Бруму.

– Ах так!

– Да. Уж показывать, так тому, кто про собак кое-что кумекает. – Он ухмыльнулся, косясь на людей под навесом, которые с интересом прислушивались. – Собака-то ценная.

– Бесспорно, – сказал я.