Любовник в отставке, стр. 29

— Я считаю, что сейчас его лучше оставить в покое, чтобы не спровоцировать новый припадок. Приходите завтра, он будет уже в более нормальном состоянии.

— Хорошо, — кивнул Камаев. Лариса, повернувшись к нему, сказала:

— У меня есть еще один вопрос. Он может быть очень важным.

— Давайте, — согласился тот и посмотрел на врача вопросительно.

Молодой человек в белом халате пожал плечами и сказал:

— Ладно, только коротко и побыстрее. Лариса подошла вплотную к кровати и, глядя Арифу прямо в глаза, спросила:

— Кто настоящий отец Эмиля? Ариф помолчал, потом вздохнул и четко, с расстановкой произнес:

— Павел Андреевич Бураков.

Они познакомились через его жену — так иногда бывает. К Ирине Владимировне приехала в гости дочь ее бывших соседей из некогда родного ей Потакова. Родители Даши были хорошие люди, но, пожалуй, слишком простые и ограниченные. Отец Даши часто помогал Бархударовым, когда что-то случалось с сантехникой или когда требовалась физическая сила.

Профессор Роман Бархударов был, можно сказать, светилом медицинской науки. Его знали далеко за пределами области, но в самых элементарных хозяйственно-бытовых вопросах профессор был зачастую совершенно беспомощен. Он понятия не имел о том, как починить кран или, скажем, прибить полку. Мать Даши была хорошей портнихой, и Ирина Владимировна постоянно обращалась к ней с просьбой что-либо сшить, укоротить, удлинить. Ирине Владимировне всегда хотелось как можно лучше отблагодарить этих радушных и добрых людей. Поэтому она забирала по воскресеньям их девочку и гуляла с маленькой Дашенькой в городском парке, катала ее на качелях, водила в местный драматический театр.

Тому, что жена профессора столько возилась с соседским ребенком, была своя причина, к которой она, выпускница хорового отделения тарасовского культпросвет-училища, имела отношение. У Ирины Бархударовой было обнаружено бесплодие, и она переносила нереализованный материнский инстинкт на хорошенькую дочку Беловых.

Даша постепенно стала считать Ирину Владимировну второй матерью, тянулась к «второй маме» потому, что она во многом контрастировала с ее семьей. Конечно же, мама-уборщица и папа-слесарь, безусловно, не достигали того культурно-образовательного уровня, который был у Бархударовой. Хотя, собственно, Ирина Владимировна обладала не бог весть каким интеллектуальным багажом. Но девочке она казалась доброй феей из сказки, загадочной и непостижимой. И вот случилось так, что она уехала из Потакова.

Даша писала «второй маме» письма, когда та после смерти профессора вторично вышла замуж за полковника Буракова и переехала в Тарасов. В этих письмах Даша делилась с Ириной Владимировной своими наивными девичьими мечтами.

В ответ получала открытки к праздникам, которые провоцировали в Даше непреодолимое желание другой жизни. Тарасов казался ей воплощением мечты, чуть ли не столичным мегаполисом. Еще в детстве Даша сама для себя решила вырваться из среды, к которой принадлежали ее родители. Из-за своих необоснованных амбиций она не ладила с детьми из простых рабочих семей. Но и так называемая потаковская «элита» не больно-то ее жаловала — чувствовалась разница в мировоззрении.

С родителями тоже не складывалось. Отец, баловавший Дашу в детстве, вдруг перестал обращать на дочь внимание, когда та достигла подросткового возраста. Мать в принципе одобряла ее стремления, но не совсем понимала. Ограниченность родителей выводила Дашу из себя. На влюбленных в нее потаковских парней девушка вообще не обращала внимания, готовя себя для некоего «принца».

Когда Даше исполнилось семнадцать, Ирина Владимировна пригласила ее в Тарасов погостить в ее роскошной трехкомнатной квартире. Город мечты оглушил юное создание шумными ритмами дискотек, многочисленными кафе и огнями возле дверей шикарных ресторанов, куда вход был ей еще недоступен.

В Тарасове Даша сразу почувствовала себя счастливой. По городу ее водила богато одетая дама в дорогих украшениях, стильная и красивая. И это была ее любимая тетя Ира. А ряд ом с нею был он…

Павлу Андреевичу девочка понравилась: стройная, с модной в Потакове завивкой гофре. Даша приехала в длинном платье, которое зрительно прибавляло ей роста и подчеркивало стройность фигуры, в ажурной шали, бусах в индийском стиле — кусочки сандалового дерева, нанизанные на шелковый шнурок. Просто и в то же время изысканно смотрелось широкое кольцо из серебра со сверкающим стеклянным камешком. В общем ансамбле свою роль играли и металлические браслеты под серебро.

Все эти незатейливые украшения тем не менее, видимо, произвели на Буракова приятное впечатление. Все в ней показалось ему хорошо подобранным. Да, Даша понравилась отставному полковнику. Даже чересчур сильно понравилась. В этом чувстве присутствовала ностальгия по ушедшей молодости. В семнадцатилетней провинциальной девочке он увидел женщин своей мечты, на которых заглядывался в юности. Те, реальные женщины уже начинали стареть, все чаще и больше прибегали к косметике. А тут перед ним была молодая, свежая девушка. Девушка его мечты.

Кажется, Павел Андреевич предложил юной гостье поход в цирк, где выступал с новой программой коллектив Валерия Леонтьева. Он спросил, нравится ли Даше этот певец. Она ответила, что поет он красиво и со смыслом: сразу рисуются страстные образы вечного сердцееда Казановы и полулегендарного Августина. Сказала, что никогда не видела, даже издали, человека такого масштаба и что для нее, девушки из глубинки, поход на концерт звезды российской эстрады — целое событие.

Между ними все чаще завязывались задушевные беседы. Он рассказывал о своем прошлом, а она — о своем городе, возвращаться в который не желала, о родителях, которых любила, но чей жизненный путь повторять не хотела.

Они стали гулять и без Ирины Владимировны. Даша относилась к Павлу Андреевичу даже не как к отцу — этот образ рождал не лучшие ассоциации. Полковник выступал для девушки скорее в роли доброго Деда Мороза.

Через некоторое время она приехала в гости еще раз. Павел Андреевич уже осознавал, что его посетила поздняя любовь. Он не смог — или не захотел? — подавить в себе тлеющий огонек страсти, который постепенно превратился в бушующий пожар. А на деле в конце концов отставной полковник стал тем, кем не мог не стать, — похотливым стариком…

Глава 8

Лариса свернула с шоссе налево, в сторону поселка Добряково, где среди захудалых домишек и дач обычных горожан выделялись владения местных богачей, которые на фоне первых казались настоящими замками. Спустившись по склону вниз, Лариса поставила свою «Ауди» у массивных железных ворот. Выйдя из машины, она глянула на окружающий деревенский пейзаж, вдохнула свежего летнего воздуха и пожалела о том, что ей самой никак не удается вырваться на природу и отдохнуть душой.

Глубоко внизу, у подножия склона, сверкала в бликах утреннего солнца Волга, переливаясь, как голубая ртуть. Песчаный берег и склонившиеся над рекой ивы манили окунуться в спокойную безмятежность, а чуть дальше шумела под легким ветерком березовая роща, приглашая войти в свою шелестящую тень.

Лариса надавила на кнопку звонка на воротах. Ей никто не ответил. К счастью, калитка рядом легко поддалась нажатию ладони — она была не заперта. По выложенной гравием дорожке Лариса прошла к дверям дома. Ей показалось, что здесь царит какое-то мрачное оцепенение. Она чутко фиксировала малейшие звуки: свои собственные шаги, звуки, долетавшие извне, из-за забора, пение птиц в ветвях деревьев. Она постучала в дверь дома, но снова не получила ответа. В конце концов она достала ключ, данный ей в свое время Бураковым, который она не успела ему отдать, и открыла дверь сама.

В большой комнате, занимавшей почти весь этаж, не считая просторной кухни, ничего не изменилось с момента ее последнего посещения дачи Бураковых. Если не считать того, что произошло с картиной Арифа. Она была изрезана. Буквально изодрана в лохмотья. Кухня, как и в прошлый раз, сияла нетронутой чистотой и выглядела, как витрина в мебельном магазине.