Любовь зла, стр. 8
— По этапу, — сказал Виктор.
— Что?
— Это называется привезти по этапу.
— Боже! — только и хватило сил у меня произнести.
— А ты представь, как будет интересоваться твоей поисковой деятельностью прокуратура, — успокаивающе довесил он.
Я вскочила со стула и убежала прочь, пока он не сказал еще чего-нибудь в том же роде жизнеутверждающего.
Глава 4
Дома у Насти никого не было, поэтому на работу я попала быстро. Маринка встретила меня укоризненным взглядом.
— Еще не вечер, — твердо сказала я. — У меня полно времени для того, чтобы выполнить все свои обязанности.
— Держи, — вместо ответа она сунула мне в руки ворох бумаг. — Твои заметки и черновики к статье, которая идет завтра на первой полосе. Было бы неплохо, если бы мы вовремя смогли отправить их в верстку.
Не будь у меня заняты руки, схватилась бы обеими за голову. Как я могла забыть? Понятно теперь, почему Маринка так нервничала.
— Кряжимский не звонил? — садясь за компьютер, крикнула я из другой комнаты.
— Имей совесть, в конце концов. Человек только что уехал!
— На море, — мечтательно провыл из дальнего угла Ромка.
— Может, я соскучилась, — буркнула я в ответ.
Возможно, это и не правильно, но за работой я забываю обо всем. Вот и сейчас черные буковки на экране монитора мгновенно вытеснили из моей памяти Степу, Настю и даже Кряжимского. Статья получалась интересная, я довольно долго готовила к ней материал, и теперь хотелось как можно скорее насладиться готовым результатом своих трудов. Вот только подредактирую чуть-чуть…
— Ольга Юрьевна! — вдруг донеслось до меня.
— А? — вскинулась я. Судя по тону, звали меня не в первый раз.
Я подняла голову и остолбенела. Передо мной, гордо выпятив живот и надменно созерцая меня сверху вниз, стоял Стопорецкий собственной персоной. Неподалеку застыл его секретарь, а у стола в нетерпении подрагивал вчерашний старичок.
— Вот! — указуя перстом, обличающе воскликнул он. — Вот, я же говорил — пьянство прямо на рабочем месте!
Я невольно посмотрела в указываемом направлении: импульсивный дедуля тыкал пальцем в бутылку с коньяком, которым, добавляя в кофе, согревала меня вчера Маринка.
— Вертеп! И вот такие люди работают у нас в печати! Формируют, можно сказать, общественное мнение! — продолжал буйствовать старичок. Борода его при этом мелко тряслась, а глазки так и посверкивали от вожделения при виде темно-янтарной жидкости в бутылке.
Стопорецкий гаденько улыбался.
— Ив самом деле, что же это вы, Ольга Юрьевна, прямо на работе злоупотребляете?
— Во-первых, здравствуйте, — ледяным голосом прервала я представителя администрации. — А во-вторых, что здесь происходит?
— Здравствуйте, — не стал спорить Стопорецкий. — Вы уж извините за вторжение, за то, что отрываем вас от работы, но дело в том, многоуважаемая Ольга Юрьевна, что в последнее время к нам стало поступать слишком уж много жалоб на вас. И я всего лишь счел нужным лично во всем разобраться, вернее сказать, приехать к вам, чтобы мы могли вместе выяснить, в чем же дело.
— И в чем же дело? — сохраняя на компьютере текст и откидываясь на спинку стула, спросила я. — Да вы присаживайтесь, не стесняйтесь.
Легкой улыбкой показывая, что ему такое никогда бы и в голову не пришло, Стопорецкий скромно занял единственное кресло в кабинете. Секретарь примостился на стуле, а дедуля так и остался стоять у окна. Я вообще-то неплохо воспитана и с уважением отношусь к старшим, но дедуля допекал нас уже месяца четыре, и из всех стульев на свете я бы с удовольствием предложила ему только электрический.
Стопорецкий выдержал эффектную паузу и начал:
— Ольга Юрьевна, насколько я понимаю, цель вашей деятельности — это знакомство жителей нашего города с достоверной, правдивой информацией о происходящих в криминальном мире событиях.
— Не совсем так, но оставим это, — не стала придираться я к точности формулировок.
— Итак, ваша задача, — невозмутимо продолжал Стопорецкий, — объективно освещать события, и, пока вы держитесь в рамках этого направления, не возникает никаких претензий. Но время от времени вы беретесь за аналитические обзоры или же, что еще хуже, затрагиваете вопросы частной жизни граждан.
Дедуля у окна заерзал, готовый немедленно перейти в наступление.
— Порой вы публикуете абсолютно недопустимые статьи…
— Возмутительные! — не выдержал дедуля.
— Вам ведь знакомо слово диффамация?
— У вас есть какие-то конкретные жалобы? — холодно поинтересовалась я. — Обычно в редакцию приходят иные отзывы. Очень часто читатели называют нашу газету наиболее разумной и беспристрастной из всей массы прочих аналогичных изданий.
— У идеи фашизма тоже много поклонников, — парировал Стопорецкий. — Но от этого она не утратила своей порочности.
Боги, кто готовил ему выступление?
— И все же ближе к делу, — не стала я вступать в навязываемую дискуссию. — Какие именно у вас претензии и от чьего имени вы, собственно, выступаете?
— В данный момент я являюсь представителем общественности и говорю от имени жителей Тарасова, которые возмущены вашими публикациями, — тем, как вы обливаете грязью имена и репутацию людей, подрываете авторитет власти.
О, да тут явный намек на одну из публикаций Кряжимского. Да, Сергей Иванович, не думали вы тогда, как ваша статья заденет некоторых личностей. Можете гордиться.
— Если вы не прекратите подобные действия, нам придется принимать меры.
— Да-да, я требую опровержения! — опять завопил дедуля.
Стопорецкий поморщился, но поддержал:
— Почему бы вам не выполнить это требование?
Вы унизили честь и достоинство внука Глеба Павловича, оскорбили его семью.
— Что? — возмутилась я. — Мы не давали ни адресов, ни имен, и если Глеб Павлович узнал в описываемом бандите своего внука, то как здесь спорить? Ему лучше знать. Между прочим, защищаемый вами невинный агнец отбывает сейчас срок в местах не столь отдаленных за вооруженное нападение.
Дедуля насупился:
— Ой, грех на душу берешь! Не виноват он.
Дедулю даже стало жалко — ну никак не желал он видеть в свиномордом обормоте с тусклыми глазами его истинной сущности и квохтал над ним, как курица над цыплятками.
— У меня, Ольга Юрьевна, достаточно жалоб, и найдется немало методов, чтобы затруднить вашу работу. Я уже подумываю о суде — как вам обвинение, например, в разжигании национальной розни в ваших статьях об азербайджанских рынках?
— Угрожаете? Или это шантаж? — вкрадчиво произнесла я. — Или клевета, сопряженная с ограничением самостоятельности средств массовой информации?
— Ну что вы, ни в коем случае! Но я все же советую вам подумать над моим предложением.
Стопорецкий посмотрел мне в глаза, давая понять, опровержение какой именно статьи он желает увидеть, и, не попрощавшись, вышел. Секретарь последовал за ним, засеменил и дедуля, не удержавшись на прощание и с размаху хлопнув дверью. Слышны были удаляющиеся возгласы «Защитник! Благодетель!..»
Я вышла из кабинета и присела на краешек Маринкиного стола.
— Вот уроды! — искренне возмутился Ромка. — Чего им надо было?
— Поздравьте себя, друзья мои. Мы популярны.
Раз уж нам пытаются серьезно ставить палки в колеса, чего-то мы определенно достигли. Порой люди так нетерпимы к чужому успеху!
Вопреки пессимистичным прогнозам Маринки и несмотря на этот неожиданный визит, мы даже не слишком поздно разошлись — еще почти не стемнело. Виктор ушел чуть пораньше, буркнув на немой вопрос Маринки «по делам». Я-то отлично знала, что у него за дела, а вот подруга моя была недовольна.
— Давай, что ли, девичник устроим, — беспомощно предложила она. — Сходим куда-нибудь, передохнем.
— л — Я бы с удовольствием, — начала я оправдываться.
— А, понятно, и у тебя тоже дела, — сникла она. — Одна только я не у дел.
— Хочешь, найду? — с готовностью предложила я, коварно сверкнув глазами.