Тонкий человек, стр. 20
– Могу я тебя увидеть, Ник? Случилось что-то ужасное, что-то... Я не знаю, что делать, к кому обратиться.
– А в чем дело?
– Не могу говорить об этом по телефону, но ты должен сказать мне, как быть. Мне необходимо положиться на чей-нибудь совет. Не мог бы ты приехать?
– Прямо сейчас?
– Да. Пожалуйста.
– Хорошо, – сказал я и вернулся в гостиную. – Поеду повидаюсь с Мими. Она говорит, что попала в переделку, и ей нужна помощь.
– Будь предельно осторожен, – рассмеялась Нора. – Она перед тобой извинилась? Передо мной извинилась.
– Да, выпалила все на одном дыхании. Дороти дома или до сих пор у тетушки Элис?
– По словам Гилберта, до сих пор у тетушки Элис. Долго ты там будешь?
– Не дольше, чем необходимо. Скорее всего, полиция сцапала Йоргенсена, и Мими хочет знать, могу ли я помочь.
– Они могут что-нибудь с ним сделать? Я имею в виду, если он не убивал Джулию Вулф.
– Наверное, можно припомнить, выдвинутые против него старые обвинения – угрозы по почте, попытка вымогательства. – Оторвавшись от виски, я задал себе и Норе вопрос: – Интересно, знают ли друг друга Йоргенсен и Нанхейм? – Я поразмыслил немного, однако не нашел ничего, что могло бы превратить это предположение в нечто большее, нежели простая вероятность. – Ну что ж, я поехал.
XVIII
Мими встретила меня с распростертыми объятиями.
– Это было невероятно, невероятно мило с твоей стороны – простить меня, Ник, но ты ведь всегда был невероятно милым. Ума не приложу, что на меня нашло в понедельник вечером.
– Забудем об этом, – сказал я.
Лицо ее было несколько розовее обычного и выглядело моложе из-за того, что мышцы лица были напряжены. Голубые глаза ярко сияли. Руки ее, лежавшие на моих руках, были холодны. Она была сильно взволнована, но я не мог определить, какого рода волнение ее обуревало.
Мими сказала:
– Со стороны твоей жены также было невероятно мило...
– Забудем об этом.
– Ник, что могут сделать за сокрытие улик, доказывающих причастность другого человека к убийству?
– Если захотят, могут обвинить в их укрывательстве – на юридическом языке это называется не обещанное заранее укрывательство следов преступления.
– Даже если ты добровольно изменишь решение и предоставишь им улики?
– Все равно могут. Хотя обычно они этого не делают.
Она оглянулась по сторонам, словно пытаясь удостовериться, что в комнате больше никого нет, и сказала:
– Джулию убил Клайд. Я нашла вещественное доказательство и спрятала его. Что со мной сделают?
– Может, и ничего, просто устроят тебе головомойку – если ты передашь вещественное доказательство полиции. Он был когда-то твоим мужем: вы – достаточно близкие друг другу люди, и вряд ли найдется суд, который станет вменять тебе в вину попытку покрыть его – если только, конечно, у судей не будет причин подозревать, что ты руководствовалась иными соображениями.
Холодно и надменно она спросила:
– У тебя есть подобные подозрения?
– Не знаю, – сказал я. – Я склонен думать, что ты хотела использовать это доказательство вины Уайнанта чтобы, как только вы с ним увидитесь выжать из него денег, однако сейчас появились какие-то новые обстоятельства, заставившие тебя изменить решение.
Она согнула пальцы правой руки так, что ладонь ее стала напоминать когтистую лапу, и замахнулась, целясь острыми ногтями мне в лицо. Губы ее были подобраны, обнажая оскал плотно сжатых зубов.
Я поймал ее руку.
– В последнее время женщины стали грубее, – сказал я, стараясь придать своему голосу оттенок грусти. – Я только что расстался с дамочкой, которая швырнула одному парнишке в голову сковороду.
Она засмеялась, однако выражение ее глаз не изменилось.
– Ты всегда подозреваешь меня в самом плохом, не так ли?
Я отпустил ее руку, и она потерла то место, где оставили следы мои пальцы.
– Кто та женщина, которая бросила сковороду? – спросила она. – Я ее знаю?
– Это сделала не Нора, если ты имела в виду ее. Полиция еще не арестовала Виктора-Кристиана Розуотера-Йоргенсена?
– Что?
Я поверил в ее замешательство, хотя и ее реакция и тот факт, что я в нее поверил, удивили меня.
– Йоргенсен – это Розуотер, – сказал я. – Ты ведь помнишь его. Я думал, тебе известно.
– Ты имеешь в виду того ужасного человека, который...
– Да.
– Я не верю. – Мими встала; пальцы ее подергивались. – Не верю, не верю. – Лицо ее побелело от страха, искаженный голос звучал неестественно, словно голос чревовещателя. – Я не верю.
– Ну, тогда все в порядке, – сказал я.
Мими не слушала меня. Повернувшись ко мне спиной, она подошла к окну и стояла там, не оборачиваясь. Я сказал:
– Внизу перед входом в машине сидят два, похожих на полицейских человека, которые, наверное, должны взять его, когда...
Она обернулась и резким голосом спросила;
– Ты уверен, что Розуотер – это он? – Следов страха на ее лице уже почти не было, а голос звучал, по крайней мере, по-человечески.
– Полиция уверена.
Мы смотрели друг на друга, и каждый из нас был занят своими мыслями. Мими, как мне думалось, боялась вовсе не того, что Йоргенсен убил Джулию Вулф, и даже не того, что его могут арестовать: она боялась, что единственная причина, по которой Йоргенсен женился на ней, заключалась в какой-то его игре против Уайнанта.
Когда я расхохотался – не потому, что сама эта мысль показалась мне забавной, а потому, что она пришла мне в голову так неожиданно, – Мими вздрогнула и неуверенно улыбнулась.
– Я не поверю, – на сей раз тихим, мягким голосом сказала она, – пока он сам мне не признается.
– А когда признается – что потом?
Она чуть повела плечами, нижняя губа ее задрожала.
– Он ведь мой муж.
Наверное, слова ее прозвучали забавно, однако меня они разозлили. Я сказал:
– Мими, это я, Ник. Ты помнишь меня – Ни-ик?
– Я знаю, ты всегда думаешь обо мне только плохое, – мрачно сказала она. – Ты полагаешь, я...
– Ну ладно, ладно. Оставим это. Давай вернемся к тем уликам против Уайнанта, которые ты нашла.
– Ах, это, – сказала она и отвернулась. Когда она вновь повернулась ко мне, губа ее опять дрожала. – Я солгала, Ник, я ничего не нашла. – Она приблизилась ко мне. – Клайд не имел права писать те письма Маколэю и Элис, пытаясь внушить всем подряд недоверие ко мне; я подумала, что он получит по заслугам, если я придумаю что-нибудь ему во вред, так как я и правда полагала... то есть, полагаю, что Джулию убил он, и только благодаря...
– И что же ты придумала?
– Я... я пока еще не придумала. Мне сначала хотелось узнать, что со мной сделают – ну, ты понимаешь, то, о чем я тебя спрашивала. Можно было бы, например, соврать, будто Джулия, когда я осталась с ней наедине, а остальные ушли звонить, на минутку пришла в себя и сказала мне, что это сделал Клайд.
– Ты не говорила, будто услышала что-то и промолчала, ты сказала, будто нашла что-то и спрятала.
– Но я действительно еще не решила, что именно я...
– Когда ты узнала о письме Уайнанта Маколэю?
– Сегодня днем, – сказала она, – сюда приезжал человек из полиции.
– Он ничего не спрашивал тебя о Розуотере?
– Он спросил, знаю ли я его и не знавала ли прежде, и я полагала, что говорю правду, когда ответила «нет».
– Может, ты так и полагала, – сказал я, – однако, я думаю, что ты впервые говорила правду, когда уверяла, будто нашла какое-то доказательство вины Уайнанта.
Мими широко раскрыла глаза.
– Я не понимаю.
– Я тоже, но все, вероятно, было так: ты, видимо, нашла что-нибудь и решила попридержать находку, возможно, с целью продать это Уайнанту; затем, когда из-за его писем люди начали смотреть на тебя с оглядкой, ты решила поставить крест на идее получить с него деньги и захотела одновременно отплатить Клайду и обезопасить себя, передав это доказательство полиции; теперь, в конце концов, когда ты узнала, что Йоргенсен является Розуотером, ты опять делаешь невинное лицо и утаиваешь доказательство, на сей раз не ради денег, а ради того, чтобы поставить Йоргенсена в самое тяжелое положение, какое только возможно в качестве наказания за то, что он женился на тебе обманным путем, затеяв игру против Уайнанта, а вовсе не по любви.