Мальтийский сокол, стр. 45

– Мной ты вертеть не будешь.

Она поцеловала его в губы, обняла, прильнула к нему всем телом. Когда в дверь позвонили, она была в его объятиях.

Обнимая Бриджид О'Шонесси левой рукой, Спейд открыл входную дверь. За дверью стояли лейтенант Данди, сержант Том Полхаус и еще два детектива.

Спейд сказал:

– Привет, Том. Взяли голубчиков?

– Взяли, – сказал Полхаус.

– Прекрасно. Заходите. А вот и еще одна пташка для вас. – Спейд подтолкнул девушку вперед. – Она убила Майлза. Есть у меня, кроме того, и кое-какие вещички – пистолеты мальчишки, пистолет Кэйро, черная статуэтка, из-за которой все и заварилось, а также банкнота в тысячу долларов, которой хотели подкупить меня. – Он посмотрел на Данди, нахмурился, наклонился вперед, чтобы заглянуть ему в лицо, и рассмеялся. – Что, черт возьми, стряслось с твоим приятелем, Том? На нем лица нет. – Спейд снова засмеялся. – Голову даю на отсечение, что, выслушав Гутмана, он решил, что наконец-таки взял меня за жабры.

– Перестань, Сэм, – проворчал Том. – Мы и не думали…

– Черта с два вы не думали, – сказал Спейд весело. – Ты-то, конечно, понимал, что я водил Гутмана за нос, а он шел сюда, облизываясь, и предвкушал, как будет вязать меня.

– Перестань, – снова поворчал Том, искоса поглядывая на своего начальника. – Нам все рассказал Кэйро. Гутман мертв. Когда мы приехали, мальчишка заканчивал дырявить его пулями.

– Это следовало ожидать, – кивнул Спейд.

Когда в понедельник утром, в начале десятого, Спейд вошел в свой кабинет, Эффи Перин бросила газету и поспешно вскочила с его кресла.

Он сказал:

– Доброе утро, ангел мой.

– То… что газеты пишут… правда? – спросила она.

– Да, сударыня. – Он бросил шляпу на стол и сел. Цвет лица у него был все еще нездоровый, но выглядел он вполне уверенно и бодро, а взгляд его слегка красноватых глаз был ясен.

Карие глаза девушки были странно расширены, рот кривился. Она стояла рядом, глядя на него сверху вниз.

Он поднял голову, ухмыльнулся и сказал с издевкой:

– Вот и верь женской интуиции.

Она спросила каким-то странным голосом:

– Это правда, что ты так с ней поступил, Сэм?

Он кивнул.

– Твой Сэм – детектив. – Он строго взглянул на нее. Обнял за талию, положив ладонь на бедро. – Она действительно убила Майлза, ангел мой, – сказал он тихо, – между делом, вот так. – Он щелкнул пальцами другой руки.

Она отстранилась от него почти с брезгливым выражением лица.

– Не надо, пожалуйста, не трогай меня, – сказала она, судорожно вздыхая. – Я знаю… я знаю, что ты прав. Ты прав. Но не прикасайся ко мне сейчас… не надо.

Спейд стал белее мела.

Кто-то повернул ручку входной двери. Эффи Перин быстро вышла в приемную, затворив за собой дверь. Когда она вскоре вернулась в кабинет, то опять закрыла ее за собой.

И сказала тихим тусклым голосом:

– Там Ива.

Спейд, глядя в стол, еле заметно кивнул.

– Да, – сказал он. – Пусть войдет.

Послесловие

Герои детективных произведений существуют в обстоятельствах чрезвычайных, постоянно смотрят в лицо опасности, рискуют жизнью, а когда и погибают. Это закон жанра. Их создатели – авторы криминальных историй, – сплетая головокружительные, леденящие кровь сюжеты, сами подчас живут размеренно, уютно, безбедно, не ведая и сотой доли тех забот, что выпадают на долю их персонажей. Это закон жизни. Что касается Дэшила Хаммета (1894-1961), то и в жизни, и в литературе он умел оставаться ярким исключением из всеобщего правила.

В далеком 1915 году, перепробовав множество самых разных занятий, он поступил на работу в агентство Пинкертона, старейшее частное детективное ведомство США, познакомившись с взаимоотношениями «полицейских и воров», что называется, из первых рук. Воспоминания самого Хаммета о его детективном прошлом достаточно противоречивы, хотя одно бесспорно: годы работы сыщиком стали для него неплохими университетами, столкнувшими его с американской повседневностью как она есть – без иллюзий и прикрас. В 1922 году он берется за перо и довольно быстро убеждается, что лучше всего получаются у него вещи с криминальным сюжетом.

20-е годы – «золотой век» классического интеллектуального детектива, основы которого были заложены еще в середине XIX века Эдгаром По и затем развиты Конан Дойлем. Снова и снова Великие Сыщики всех мастей брались за безнадежно запутанные таинственные преступления и, в который раз поразив читателей проницательностью, наблюдательностью и логикой, наводили порядок. Но Хаммету было решительно неинтересно переписывать «своим почерком» детективные прописи. Он весьма иронически относился к условностям жанра, приобретшим у его коллег статус незыблемых законов. Аналитический метод Шерлока Холмса не очень срабатывал в родной американской повседневности, где словно грибы после дождя росли преступные синдикаты, пользовавшиеся поддержкой многих чиновников из государственного аппарата. Вопрос «кто виноват?» в таких условиях терял свою актуальность: преступники и не особенно прятались, пребывая в не лишенной оснований уверенности, что у закона руки коротки, что их связей с нужными людьми хватит, чтобы избежать ненужной огласки, ну а насчет слишком любопытных и пронырливых любителей разгадывать тайны тоже волноваться не приходилось. На то и содержались на зарплате специальные телохранители, чтобы устранять тех, кто «мешает работать» их боссам.

Шерлоку Холмсу Конан Дойля и Эркюлю Пуаро Агаты Кристи жилось привольно: преступники редко осмеливались посягать на их святое право докапываться до истины. Герои-расследователи Хаммета, а затем и Чандлера, успешно развивавшего темы хамметовского «крутого детектива», постоянно рискуют жизнью или, во всяком случае, работой. Они находятся между двух огней – полицией, которая не любит частных детективов, «сующих нос не в свое дело», и преступниками, относящимися к убийству как к «производственной необходимости».

Если в классическом детективе преступник был одиночкой и изгоем, а общество в целом находилось на правильном пути и все социальные проблемы поддавались разумному рациональному разрешению, то Хаммет снова и снова привлекал внимание читателей к несостоятельности «американской мечты», которая снова и снова оборачивается «американской трагедией». Сталкивая обжигающую повседневность с канонами детективной игры, он высекал искры подлинного искусства, трагического по своей окраске. В его романе «Красная жатва» герой-расследователь воевал с гангстерским кланом, прибравшим к рукам целый город. В романе «Стеклянный ключ» писатель рассказал о трогательной дружбе политиков, бизнесменов и уголовников. У Хаммета тайна, как и положено по законам жанра, в конце проясняется, истина устанавливается и виновникам воздается по заслугам. Но, продвигаясь к «истине и справедливости», герои-расследователи несут на этом пути немало серьезных потерь и издержек. Одни теряют веру в «вечные ценности», другие – друзей, третьи понимают, что, сражаясь со злом, сами пользуются малодостойными методами, и потому их победы порой сильно окрашены горечью.

Социальный пафос детективной прозы Хаммета перекликается и с его гражданской позицией. В 30-е годы он вновь проявляет настойчивый интерес к общественной жизни. Выступает в поддержку республиканской Испании, позже сближается с американскими коммунистами, проявляет неподдельный интерес к учению Маркса. Тогда же он попадает под наблюдение ФБР.

В начале 50-х, во времена разгула маккартизма, Хаммет оказывается в фокусе внимания Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности. Он отказывается назвать фамилии тех, кто вносил деньги в фонд прогрессивного «Конгресса за гражданские права», одним из попечителей которого являлся, и проводит полгода в тюрьме. И после этого до самой смерти сохранял верность своим убеждениям, собственному пониманию того, что такое демократия, и никогда не «редактировал» свои взгляды в угоду моде.

Мастера детективной прозы обычно отличаются плодовитостью. По сравнению со своими коллегами Хаммет написал немного. В 1932 году выходит его роман «Худой человек», оказавшийся последним. Почему он бросил писать в зените славы, и по сей день остается загадкой и для «просто читателей», и для историков жанра. Важнее, впрочем, другое. В истории мирового детектива Дэшил Хаммет сыграл роль реформатора и обновителя. Он заметно расширил рамки жанра, убедительно показал, что проблемность не только не вредит настоящему детективу (как утверждали-законодатели детективной моды в 20-е и 30-е годы), но и не дает детективу выдохнуться, заштамповаться, потеряться в высосанных из пальца ситуациях. Разумеется, с тех пор много воды утекло, и открытия и находки Хаммета были подхвачены и размножены умелыми имитаторами и в США, и за их пределами. Возможно, многое «хамметовское» дошло и до нашего читателя через его эпигонов. И все же оригинал не спутать с копиями и «списками». Хаммет и сегодня современен. Остается его ирония, остается драматизм ситуации, в которой находится его расследователь, не гений, не затворник, свысока взирающий на глупую повседневность, но простой смертный, вынужденный зарабатывать на жизнь своим нелегким ремеслом, не ищущий острых ощущений, но волей обстоятельств вынужденный сталкиваться с труднейшими проблемами – не только криминальными, но и нравственными, – которые надо решать так, чтобы и победить, и сохранить уважение к себе – профессионалу и человеку.