Воскресшая любовь, стр. 7
– Хочешь повременить со знакомством, подождать, пока твоя жена не родит?
– И тогда, Кристиан, можешь присылать мне записку с требованием срочно явиться. Я все организую. – Хейден направился к двери. – Ну и ну! – возмущенно пробормотал он. – Черт возьми… Россия, Тибет…
После ухода брата Кристиан снова начал думать о Леоне и обо всем, что произошло между ними, когда ее привезли к нему домой. Он снова и снова вспоминал выражение лица Леоны, когда, прежде чем уехать, она оглянулась и посмотрела на его окна. Потом Леона вошла в экипаж и отправилась по своим делам, которые ей пришлось отложить из-за Истербрука.
Истербрук вошел в комнату для занятий фехтованием, потом завернул в гардеробную. Это помещение служило сейчас кладовкой – комнатой, где он хранил личные вещи, которыми временно не пользовался. Сдвигая в сторону деревянные коробки и чемоданы, Кристиан не отрывал взгляда от стены, сплошь увешанной его коллекцией засушенных насекомых, папоротников и семян растений – в рамках и под стеклом.
«Кристиан, вместо того чтобы читать или практиковаться в стрельбе из пистолета, ты тратишь уйму времени на свою коллекцию. Мне не нужен сын, похожий на чудаковатых бездельников, которые охотятся с сачком за бабочками».
Кристиан прочел множество книг и провел немало часов, оттачивая умение стрелять из пистолета. Чтением и тренировками в стрельбе, так же как и коллекционированием, можно заниматься в одиночестве, оставаясь наедине с самим собой.
Нельзя сказать, что Кристиан всерьез интересовался насекомыми и семенами растений. Однако коллекционирование было предлогом улизнуть из дома, чтобы отправиться на прогулку в лес или в поле. В его доме жило несчастье, и Кристиану было неловко и больно видеть чужие страдания.
Истербрук открыл деревянный чемодан. Там хранилось множество мелочей, привезенных из двухлетних странствий. Кристиана мало трогали связанные с этими вещицами воспоминания. Истинной целью путешествия было желание убежать, а не открыть для себя что-то неведомое или узнать что-то новое. То, что поездка все же увенчалась в итоге необыкновенной находкой, вышло совершенно случайно.
Кристиан отложил в сторону статуэтки и необычные текстильные изделия. На дне чемодана лежал толстый дневник в коричневой кожаной обложке. Истербрук протянул руку к тетради и на мгновение замер.
По некоторым причинам ему не хотелось до поры до времени знать, что там написано. Вряд ли это прольет свет на темные пятна в биографии его отца.
Последний маркиз совершил множество грехов, и Кристиан ничего не желал об этом знать. Неведение давало свободу. Ему не хотелось вступать на эту зыбкую почву и брать на себя тяжкое бремя чувства вины и груза невыполненных обязательств, доставшихся ему в наследство от отца.
Однако сейчас настала пора отбросить сомнения и открыть заветную тетрадь. Во время их последней встречи Леона ему солгала.
Кристиан не знал, что у нее на уме, но догадывался, что она приехала в Лондон не только для того, чтобы помочь брату. Скорее всего она решила завершить борьбу, которую начал ее отец. И если хотя бы половина из предположений ее отца подтвердится, Леону ждут большие неприятности.
Леона, видимо, подозревала, что это Эдмунд забрал дневник отца и увез с собой, ведя расследование на свой страх и риск.
Наверняка Леона вскоре попросит Эдмунда вернуть ей дневник. Однако она не станет откровенно рассказывать маркизу обо всем, что собирается делать в Лондоне.
Несколько минут Истербрук разглядывал дневник, а затем снова положил его в чемодан. Он прочтет записи позже, если возникнет необходимость. Впрочем, Кристиан искренне надеялся, что до этого не дойдет. Он постоянно будет держать Леону в поле зрения. Если Леона и вправду собирается ввязаться в опасную игру, он сделает все, чтобы отвлечь ее от намеченной цели.
Кристиан вернулся в гардеробную. Нужно еще кое-что сделать. Он послал за Миллером.
– Передайте это миссис Напье. Скажите, что я сожалею, но не смогу зайти к ней сегодня. – Истербрук вручил Миллеру маленькую коробочку.
– А записки не будет?
– Содержимое коробочки говорит само за себя. Это дорогое ожерелье.
Миллер с отвращением взглянул на коробочку:
– Надеюсь, вслед за этим не последует душераздирающая сцена. Женщины часто устраивают спектакль, когда их бросают.
– Думаю, спектакля не будет. У миссис Напье есть только две настоящие страсти – к физическим удовольствиям и деньгам. У нее хватит ума понять, что если физические удовольствия мимолетны и преходящи, то материальные ценности вечны.
– Может быть, я сую нос не в свое дело, сэр, но эта дама жестока и цинична.
– Как и все остальные человеческие существа, в том числе и мы с вами.
Миллер улыбнулся. Ему польстило, что маркиз причислил его к своему кругу. Пусть даже это был круг безжалостных циников.
Миллер отправился выполнять поручение хозяина. Отослав прощальный подарок любовнице, Кристиан почувствовал облегчение и тоже вышел за дверь.
Общение с женщинами давалось ему труднее всего.
Но скрепя сердце Истербрук все же вынужден был признать, что сластолюбивая и не в меру расчетливая миссис Напье, изводившая его вспышками ненависти и капризами, была под стать ему самому – злосчастному маркизу Истербруку.
Глава 4
Гриффин Уинтерсайд, управляющий Ост-Индской компанией, наблюдал, как мистер Хабсон, кучер, бросал полные вожделения взгляды на столик из красного дерева, где лежала десятифунтовая купюра – немалая сумма для такого, как он.
– Опишите экипаж, на котором ее увезли, мистер Хабсон.
– Большой такой экипаж. Там были два лакея и один молодой парень без ливреи – наверное, секретарь. Сразу видно, что это была карета лорда, но дверцу я толком не разглядел.
– М-да? Карета лорда? – скептически хмыкнул Уинтерсайд. Он не поверил кучеру. Леона Монтгомери – сестра обычного коммерсанта. Что может понадобиться от нее такой важной птице, как лорд?
– И часто она встречалась со столь высокопоставленными особами?
– Я отвозил ее по двум таким адресам. И в первый, и во второй раз она находилась в доме довольно долго. Ее принимали – это факт. Тут не может быть никаких сомнений. – Хабсон снова украдкой взглянул на купюру, лежавшую на столе.
Уинтерсайд отложил купюру в сторону.
– Всему свое время, мистер Хабсон, всему свое время. Ну и что же это были за адреса?
– Две недели назад леди Барраклаф устроила вечер. Получив приглашение, мисс Монтгомери очень элегантно оделась, ей-богу. А еще… Так… Дайте вспомнить… – Мистер Хабсон задумался. – Было это дней шесть назад. Она приказала отвезти ее на Гросвенор-сквер. В дом лорда Истербрука. Она нанесла визит его тетушке, леди Уоллингфорд.
График светской жизни мисс Монтгомери нельзя было назвать плотным, и ни один из сделанных ею визитов, перечисленных мистером Хабсоном, не представлял никакого интереса. Леди Барраклаф вполне безобидна, а ее супруг – глуп как пень. Эксцентричный нелюдимый Истербрук ведет жизнь затворника, а его тетушка – обыкновенная гарпия, наводящая на всех скуку.
Создавалось впечатление, что, решив нанести удар, мисс Монтгомери выбрала самые слабые звенья цепочки, на которую закрыта дверь в лондонское общество. Ни один из предпринятых этой женщиной шагов не мог представлять никакого повода для беспокойства.
– Вы видели, как тот экипаж привез мисс Монтгомери обратно?
Хабсон покачал головой.
– Управившись с лошадьми и коляской, я лег вздремнуть и не видел, когда дамочка вернулась.
Плохо. Очень плохо. Эта история с дорогим экипажем не шла у Уинтерсайда из головы. Не исключено что та карета принадлежала какому-то высокопоставленному джентльмену, который воспылал нежной страстью к мисс Монтгомери. Хорошо, если бы все обстояло именно так. Амурная история означала бы, что в том что мисс Монтгомери делает в Лондоне, нет ничего необычного.
Уинтерсайд почти не сомневался, что дело обстоит именно так. А это значит, что у них нет никакого повода для беспокойства. Но партнеры не разделяют его уверенности. По правде говоря, интерес вызывала не сама мисс Монтгомери, а то, кем был ее покойный отец. Кое-какие важные персоны на всякий случай желали убедиться, что после смерти отца его дочь не подхватила знамя, выпавшее из рук Реджиналда Монтгомери. Хотя, в сущности, какое дело женщине до нелепых обвинений этого странного человека?