Смерть Вселенной. Сборник, стр. 48
II. СМЕРТЬ ВСЕЛЕННОЙ
В. Реликтов
«НОВАЯ ВОЛНА»: КОНЕЦ ДЕТСТВА НАУЧНОЙ ФАНТАСТИКИ?
Всегда любопытно наблюдать, как рушатся стереотипы «массового» сознания.
Научная фантастика до начала шестидесятых годов оставалась весьма целомудренным во всех отношениях жанром: язык — простой, доступный любому, несмотря на некоторую «научность»; сюжет — увлекательный; обилие штампов; философия или секс — боже упаси! (Исключения остаются исключениями. Замятин, Оруэлл. Хаксли фантастом называют крайне редко Стейплдон — под вопросом.)
Нарушение различных табу — отличительный признак искусства. «Литература — традиция отрицания традиции» (Н.Саррот).
«Новая волна» явилась своеобразной революцией в жанре фантастики. Хотя с ее появлением поток традиционной (так называемой «твердой») НФ не пошел на убыль. Такая вот революция — без подавления одного направления другим.
Шестидесятые годы на Западе вообще ознаменовались ломкой стереотипов, вы не находите? В политике, в общественной жизни, в культуре, наконец…
«Новая волна», пожалуй, означала лишь то, что фантастика вышла из детского возраста, когда так нравится летать на звездолетах, бороться с коварными злодеями и спасать белокурых красавиц. Фантастика приобрела язык серьезной, «взрослой» литературы, заимствовала у нее философию, социальную проблематику и, естественно, всевозможные стили.
Я пишу «заимствовала», ибо каждый ребенок начинает с подражания старшим. Неосознанно. Естественный процесс, без которого не обойтись.
Стилистическое разнообразие «волны» было действительно фантастическим: от стилизаций под античную и средневековую литературу до последних изысков постмодернизма. (Не исключено, что «новая волна» НФ и есть одна из многочисленных ипостасей постмодернизма. Ведь в последние три десятилетия наблюдается слияние массовой культуры и элитарной. Это явление некоторые литературоведы называют «постмодернизмом».)
Фантасты старшего поколения, прославившиеся еще в «золотой век» американской НФ 20–40-х годов (Хайнлайн, Уиндем, Азимов, Ван Вогт, Старджон), почти не испытали влияния «новой волны», тогда как часть среднего поколения (например, Силверберг, Шекли, Дик, Браннер, Фармер) не осталась в стороне и внесла свою, пусть не очень большую, лепту в процесс взросления жанра.
Родина «новой волны» — Великобритания. До Соединенных Штатов «волна» докатилась не сразу — через несколько лет, и нашла там горячих сторонников, а в середине семидесятых пошла на убыль. Авторы, которых она принесла на своем «гребне», до сих пор пользуются большой популярностью по обе стороны Атлантического океана, хотя многие из них вернулись к «твердой» НФ, «фэнтези» или даже ушли в «большую» литературу.
Да, эксперимент не может продолжаться вечно.
В том, что «новая волна» — эксперимент, сомневаться не приходится. Но масштабы этого всплеска поистине грандиозны, а влияние на всю последующую фантастику переоценить достаточно трудно.
«Смерть Вселенной» — лишь малая выборка из произведений «нововолнистов». Хотелось бы сразу назвать тех авторов, которые могли войти в настоящий сборник, но по тем или иным причинам не вошли: Майкл Муркок, Джон Браннер, Джон Слейдек, Анжела Картер… Да и о творчестве каждого из представленных в «Смерти Вселенной» авторов, конечно, по одному—двум рассказам судить нельзя. Олдисс, Баллард, Эллисон, Желязны, Мальзберг (К.М.О’Доннелл), Дилени — заслуживают того, чтобы быть опубликованными на русском языке полностью.
В сборник также включены «твердые» научные фантасты (Дик, Силверберг, Шекли), близкие по духу «новой волне». Ведь «волна» — это не только литературное направление, стиль или образ мысли. Это прежде всего способность писателя не стоять на месте, ибо спокойная, тихая гавань — не для тех, кого называют «нововолнистами».
Теперь попробуем перечислить некоторые особенности «новой волны», отличающие ее от фантастики «золотого века» 20–40-х годов:
1. Отсутствие увлекательного сюжета, обязательного для «твердой» НФ. Допускается бессюжетная и даже абсурдистская фантастика. Лучший тому пример — сборник «психоделических» рассказов Балларда «Выставка жестокости».
2. Эстетика шока: открытая демонстрация тех сторон жизни, о которых традиционная фантастика предпочитала умалчивать Это связано, в частности, с общим раскрепощением общественного сознания в 60-х годах и характерно почти для всех «нововолнистов».
3. Пренебрежение «научностью» НФ. Символ как художественный прием занимает доминирующее положение. Отсюда — притчеобразный характер некоторых произведений.
4 Самопародия, насмешка над расхожими идеями «твердой» НФ преобладает в творчестве многих авторов. Кстати, рассказ Н.Спинрада, включенный в настоящий сборник, — редкий пример пародии на некоторые штампы самой «новой волны».
5. Обращение к прошлому. Героями становятся либо известные исторические личности, либо знаменитые литературные персонажи. Классические произведения НФ переписываются с учетом современных представлений. («Машина пространства» К.Приста, «Франкенштейн Освобожденный» и «Слюнное дерево» Б.Олдисса, «Се — человек» М.Муркока). Этот же прием, впрочем, встречается у «твердых» фантастов.
6. Осмысление различных философских и социологических концепций, модных в XX веке, фрейдизм, экзистенциализм, буддизм… (Яркий пример — Р.Желязны.)
7. Использование слэнга, как существующего, так и фантастического. (Характерно для американских авторов Дилени, Диш, Мальзберг, Дик.)
8. Заимствование приемов модернистской литературы
Излишне объяснять читателю, почему «волна» не могла проникнуть за наши идеологические волнорезы до сего момента Впрочем, если учесть, что некоторые произведения отечественной культуры публикуются спустя более полувека, что говорить о переводах… Но почему знакомство с программными произведениями «нововолнистов» в ближайшее время для русского читателя не состоится, я все-таки объясню Здесь сыграют роль и трудности экономического характера, и сложность перевода большинства произведений. Конкурировать же с развлекательным чтивом «новая волна» не сможет. Хотя не исключена и такая возможность. Будем надеяться на лучшее
В.РЕЛИКТОВ
МОДЕЛИ БУДУЩЕГО
Джеймс Баллард
ПТИЦА И МЕЧТАТЕЛЬ
По утрам на перьях мертвых птиц играли отблески зари. Вот уже два месяца, поднимаясь на палубу сторожевого катера, Криспин наблюдал одну и ту же картину: тысячи и тысячи мертвых птиц, белый ковер тел, покрывший болото и отмели у реки. Тела покачивались на волнах, будто облака, упавшие с неба. Каждый день он видел светловолосую женщину, живущую в доме под обрывом. Она медленно бродила по берегу, обходя огромных, как кондоры, птиц. В основном, это были чайки и поморники, но встречались глупыши и буревестники. Иногда женщина останавливалась и наклонялась, чтобы выдернуть перо из распластанного крыла. Возвращаясь домой по мокрой луговой траве, она несла охапку длинных белых перьев.
Странная женщина, ощипывающая птиц, раньше вызывала у Криспина раздражение. Этих существ, которые во множестве лежали вокруг катера, застрявшего в маленькой бухте, Криспин считал своей собственностью. Ведь это он, и никто иной, устроил птицам, покинувшим гнездовья на побережье Северного моря, форменное побоище. Каждая из них, падая, несла в своем сердце его пулю, словно драгоценный камень.