Роковая кукла. Сборник фантастических романов, стр. 100

III

СМЕРТЬ ЖДЕТ В КОМНАТЕ

Пауза, которая последовала за этим, была приятна, пожалуй, только Уртейлу. Затем Лаки спросил:

— Зачем? Какие у него для этого основания?

— Потому что он боится, — тихо заговорил Уртейл. — Потому что он здесь, и сюда вложены миллионы. Миллионы, которые дал ему щедрый Совет Науки. А его эксперименты не получаются. Собственную некомпетентность он объясняет неполадками. В конце концов он вернется на Землю и будет там кричать, что все на Меркурии приносит несчастье. Затем он опять потребует у Совета, или, точнее, у налогоплательщиков, денег, чтобы осуществить какую-нибудь очередную глупую программу. Теперь вот вы прилетели на Меркурий, чтобы во всем разобраться, и он испугался, а что, если Совет вдруг узнает хоть часть правды. Вот в чем дело.

— Если это правда, то вам она уже известна, — заметил Лаки.

— Да, и я надеюсь доказать это.

— В таком случае, вы представляете опасность для Майндса. И если верить вам, он должен убить вас.

Уртейл ухмыльнулся, и его пухлые щеки расплылись, отчего его тяжелое лицо стало еще шире:

— Он действительно пытался убить меня. Было такое. Но, работая на сенатора, я попадал во всякие переделки. Я стреляный воробей.

— Скотт Майндс не пытался убить ни вас, ни кого-либо, — твердо сказал доктор Гардома, и его худое лицо совсем побелело. — Вы это тоже знаете.

Уртейл не стал отвечать. Вместо этого он обратился к Лаки:

— За нашим добрым доктором тоже нужен глаз да глаз. Как я уже говорил, они с Майндсом большие друзья. На вашем месте, я не стал бы лечиться у него даже от головной боли. Таблетками и уколами можно… — он прищелкнул пальцами.

Доктор Гардома быстро заговорил:

— В один прекрасный день кто-нибудь убьет вас за…

Уртейл небрежно ответил:

— Да? И вы хотите быть этим человеком? — он повернулся, собираясь выйти, затем бросил через плечо: — Ах, да, забыл. Я слышал, к вам хотел зайти старина Певераль. Он очень расстроен тем, что не смог вас встретить, как положено. Он огорчен. Так что зайдите к нему и погладьте по бедной старой голове. Да, Старр, еще один намек. После всего этого не надевайте никакие защитные костюмы, какой бы конструкции они ни были, не проверив их на протечки. Вы понимаете, о чем я говорю? — сказав это, он наконец ушел.

Гардома не сразу пришел в себя. Когда он смог говорить, он произнес:

— С каждым разом он раздражает меня все сильнее. Он низкий и лживый…

— Сильный и хитрый парень, — сухо сказал Лаки. — Очевидно, один из его приемов — намеренно говорить вещи, которые почти наверняка разозлят противника. А рассерженный противник уже почти беспомощен… Бигмэн, это для тебя. Нельзя кидаться на каждого, кто намекает, что росту у тебя неполных шесть футов.

— Но, Лаки, — вскричал крошечный марсианин, — он сказал, что у меня гормональная недостаточность!

— Тогда дождись подходящего момента и убеди его в обратном.

Бигмэн недовольно ворчал и стучал кулаком по твердому пластику своих серебряно-красных, высоких, до бедра, сапог (тех красивых высоких сапог, какие носят только деревенские мальчишки на Марсе, и без которых не может обойтись ни один из них. У Бигмэна была дюжина таких сапог, одни ярче других).

— Что ж, заглянем к доктору Певералю, — предложил Лаки. — Он возглавляет обсерваторию, не так ли?

— Весь наш Дом под Куполом, — ответил доктор. — Вообще-то Певераль стареет и мало с нами общается. Я рад сообщить вам, что он ненавидит Уртейла так же, как и все остальные. Но сделать ничего не может. Он не может бороться с сенатором. Хотел бы я знать, может ли с ним бороться Совет Науки? — мрачно закончил он.

— Думаю, да. Итак, не забудьте, я хочу повидать Майндса, когда он проснется.

— Хорошо. Будьте осторожны.

Лаки с любопытством уставился на него.

— Осторожен? Что вы имеете в виду?

Доктор Гардома вспыхнул.

— Просто так. Я всегда так говорю. Я ничего не имею в виду.

— Ясно. Что ж, мы еще увидимся. Пошли, Бигмэн, и хватит хмуриться.

Доктор Ланс Певераль пожал им обоим руки с энтузиазмом, который трудно было ожидать от столь пожилого человека. Его темные глаза горели интересом и казались еще темнее из-за белых бровей. Еще пышные волосы сохранили свой естественный цвет и не приобрели серого металлического оттенка. Морщинистые щеки, над которыми выделялись острые скулы, выдавали его возраст.

Он говорил медленно и спокойно.

— Мне жаль, джентльмены, очень жаль, что столь неприятное происшествие случилось так скоро после вашего прибытия в обсерваторию. Я в этом виноват.

— У вас нет оснований обвинять себя, доктор Певераль, — ответил Лаки.

— Это моя вина, сэр. Я мог быть на месте и встретить вас, как следует, но мы изучали один совершенно особенный протуберанец, и я оказался не в силах пожертвовать профессиональным интересом ради соблюдения правил гостеприимства.

— В любом случае, мы вас прощаем, — сказал Лаки и с удивлением взглянул на Бигмэна, который с открытым ртом внимал величественному потоку слов, льющихся из уст старого ученого.

— Я не жду прощения, — ответил астроном, — но мне приятно, что вы так говорите. Я отдал распоряжение, чтобы для вас приготовили помещение, — он взял обоих за руки и повел по хорошо освещенным, хотя и узким коридорам. — У нас тут тесно, особенно с тех пор, как прилетел доктор Майндс со своими инженерами, и — и другие. Думаю, вам будет приятно освежиться и, наверное, выспаться. Вы, конечно, проголодались — еду вам пришлют. Завтра у вас будет достаточно времени, чтобы встретиться со всеми как подобает, а заодно рассказать нам о цели вашего прилета. Для меня достаточно знать, что вас прислал Совет Науки. Мы устроим банкет в вашу честь.

Они шли по коридору, который постепенно спускался вниз, к центру Меркурия, туда, где находились жилые помещения.

— Вы очень любезны, — проговорил Лаки. — Вы позволите нам посмотреть обсерваторию?

Такая перспектива, видимо, обрадовала Певераля.

— Я к вашим услугам, и надеюсь, вы не пожалеете о времени, затраченном на осмотр. В основном наше оборудование смонтировано на подвижной платформе, которая перемещается в зависимости от сдвига Разделителя. Таким образом, определенная часть Солнца остается всегда под наблюдением, несмотря на движение Меркурия.

— Чудесно! Но сейчас, доктор Певераль, один вопрос. Что вы думаете о докторе Майндсе? Мне бы хотелось получить откровенный ответ, а не дипломатическую отговорку.

Певераль нахмурился:

— Вы что, тоже командированный инженер?

— Не совсем, — ответил Лаки, — но я спрашивал о докторе Майндсе.

— Именно так. Впрочем, — астроном задумался, — он приятный молодой человек, я бы сказал, вполне компетентный, хотя и нервный, очень нервный. Он легко обижается, слишком легко. Это проявилось со временем, когда не все шло гладко с его программой, поэтому с ним иногда трудно ладить. Жаль, потому что, как я сказал, в остальных отношениях это приятный молодой человек. Конечно, здесь, под Куполом, я его начальник, но я не вмешиваюсь в его работу. Его программа не связана с работой нашей обсерватории.

— А что вы думаете о Джонатане Уртейле?

Старый астроном мгновенно остановился.

— Что вас интересует?

— Что он за человек?

— Мне не интересно судачить, — ответил Певераль.

Некоторое время они шли молча. Астроном опустил лицо.

— Есть ли под Куполом еще кто-нибудь? — спросил Лаки. — Вы и ваши сотрудники, Майндс и его группа, Уртейл. Кто еще?

— Врач, разумеется. Доктор Гардома.

— Вы не считаете его своим человеком?

— Ну, он ведь врач, а не астроном. Он обеспечивает в Доме под Куполом службу, которая необходима и которую не может выполнить машина: отвечает за наше здоровье. Он новичок.

— Как давно он здесь?

— Доктор Гардома заменил прежнего врача, как только тот отработал свою годовую смену. Кстати, он прибыл на том же корабле, который привез группу Майндса.