Воинство Рассвета, стр. 27

Волшебник помолчал, его глаза затуманились, вглядываясь в далекое прошлое.

– Ваир всегда скверно владел мечом, – добавил он, взглянув на Джил, – несмотря на все его заверения. Насколько мне помнится, во время тренировочного боя я выбил у него меч, и он заработал плохую оценку от наставника. Тогда, против всех правил, он, взъярившись, вернулся, чтобы довершить начатое.

– Тем самым увенчав грех гневливости грехом глупости. – Джил ухмыльнулась. Затем, слегка нахмурившись, спросила: – Ты тогда уже был магом?

– А ты сама как думаешь?

Она покачала головой.

– Но ведь ты был уже взрослым...

Волшебник вздохнул.

– Мне сравнялось двадцать два года. Как верно заметил наш однорукий друг, в этом возрасте большинство магов уже успевают овладеть своей силой, которая обычно проявляется где-то между девятью и четырнадцатью годами.

Он откинулся на спинку стула и набросил на плечи плащ, как будто хотел защититься от холода.

– Видишь ли, когда я вернулся из Кво, началась война. Наши земли граничили с Геттлсендом. Мой отец был правителем Гирфайи, это княжество близ Дила. В последней битве перед дверями отчей крепости я получил удар по голове, который едва не прикончил меня. И когда я пришел в себя в Алкетче, в загоне для рабов, я не мог вспомнить даже как меня зовут, не говоря уж о моих способностях или – к счастью – о моей роли в этой войне.

Долгое время Джил молча рассматривала его, и внезапно перед ней предстал отчетливый образ того блестящего самонадеянного светловолосого юноши, каким был Ингольд Инглорион в двадцать два года.

– И когда же ты вспомнил? – тихо спросила она.

– После бегства из Кхирсрита. В пустыне. У меня была лихорадка, я тогда чуть не умер. Меня нашел Кта. – Ингольд помолчал, уставившись на огонь в очаге. – Затем я много лет провел отшельником. Я вспомнил о себе все. Но я вспомнил и то, что война началась из-за меня. Из-за моих занятий черной магией и вмешательства в те дела, которые вовсе меня не касались... Прошло очень много времени, прежде чем я набрался храбрости зажечь огонь без огнива. Я свыкся с мыслью о гибели родителей и моего младшего брата, Лиардина... – Он покачал головой, будто старался избавиться от эха полузабытых старых голосов. – Но Гирфайя так и не воскресла из пепла. Возможно, я единственный, кто вообще помнит, где она находилась. Маги – опасные люди, Джил, – закончил он, снова притрагиваясь к ее руке. – С нами лучше не связываться. Ледяной Сокол был прав. Нужно быть отважным человеком, чтобы водить дружбу с мудрецами.

Она пожала плечами.

– Я в это не верю.

– Правильно, ведь ты же очень отважна, – улыбнулся он.

– Так вот почему... – начала было она и замолчала на полуслове. – Порой я сомневаюсь, что ты и впрямь так умен, как о себе думаешь.

И, не дав ему опомниться, неожиданно даже для себя самой, Джил наклонилась и нежно поцеловала его в лоб, а затем вышла из комнаты.

После слабого света в каморке Ингольда, темнота в общей зале показалась ей непроглядной. С привычной осторожностью, которой она научилась у Ледяного Сокола, Джил не стала останавливаться, чтобы дать своим глазам привыкнуть к темноте, а просто сделала шаг в сторону, дабы остаться незамеченной. Поэтому, когда какая-то тень возникла во мраке одного из многочисленных проходов, ведущих в общую комнату, Джил лишь плотнее прижалась к стене и замерла.

Ей удалось уловить смутные очертания бледного безбородого лица и бритого черепа, мелькнувшего на фоне двери. На мгновение тонкая рука задержалась на косяке, и пробегающие по почти погасшим углям очага огоньки вызвали ответный отблеск кольца с аметистом.

ГЛАВА 9

Обстановка в Убежище накалялась. Однажды ночью Минальда, вопреки обыкновению, не пришла в каморку Руди.

Несколько часов он бодрствовал, надеясь расслышать звук ее легких шагов по извилистым коридорам, лабиринты которых она так хорошо знала, и приглушенное шуршание мехового плаща, – лишь волшебник мог бы услышать все это. Прошло уже около двух часов с тех пор, как до него донесся неясные далекие голоса стражи, отправлявшейся в ночной караул.

Она никогда раньше не запаздывала так сильно.

Однако Руди был уверен, что сегодня Альда собиралась прийти к нему.

Днем прошли показательные стрельбы отряда огнеметчиков. Все население Убежища, за исключением Джил, которая, как подозревал Руди, настолько была захвачена своими таинственными исследованиями, что забыла обо всем на свете, и фактически все войско Алкетча присутствовали при этом. Всем хотелось посмотреть на оружие, которым, согласно слухам, правитель Ренвета в стародавние времена разгромил Дарков. На дальнем конце поля, рядом с дорогой, был возведен помост, над которым развевались мрачно-черные и кроваво-алые стяги королевства и Церкви, вперемежку с пестрыми, расшитыми золотом знаменами южан.

Лежа в темной каморке, Руди вспоминал события прошедшего дня, перебирая их, как яркие глянцевые фотографии. Перед его мысленным взором возникли ряды огнеметчиков: от мальчишек девяти-двенадцати лет до старой дамы, которой было уже под восемьдесят. В ушах звучали отрывистые команды, которые выкрикивала Мелантрис.

Ему на память пришли и другие картины прошедшего дня: Ваир и Стюарт, облаченные в оранжевые с алым одежды, увешанные драгоценностями... Бектис, стоящий у подножия помоста среди прочих волшебников: его не допустили к вельможам, ибо Джованнин отлучила бы от Церкви все королевство за одно только предложение, чтобы ей с инквизитором Пинардом встать рядом с колдуном... и наконец Алвир, чье лицо выражало смесь беспокойства и самодовольства.

Особенно ярко помнил Руди Минальду, державшую на руках Тира...

Ингольд держался поодаль ото всех; откинув тяжелые складки плаща за спину, он небрежно жонглировал маленькими сверкающими разноцветными иллюзорными пузырьками из воздуха, искоса наблюдая за происходящим.

Поскольку Руди прекрасно знал, как проводят время молодые маги в дождливые ненастные дни, это зрелище не слишком удивило его. Но он слышал беспокойный шепоток толпы, поднимавшийся, едва лишь Ингольд подбрасывал в воздух маленькие, переливающиеся разными цветами шарики, и те – зеленые, алые, небесно-голубые, – мерцая, вырастали до двух футов в диаметре и лопались у него над головой.

Отряд огнеметчиков выступил вперед. По взмаху руки Ингольда, пузырьки взмыли вверх, как вихрь осенних листьев. Кто-то из толпы в ужасе вскрикнул; Руди услышал шепот Ваира:

– Дьявольщина!

Смехотворные радужные игрушки теперь двигались в точности как Дарки: они, делая плавные повороты, парили в воздухе... Эти движения были знакомы всем присутствующим: каждый хоть раз в жизни видел нападающих Дарков. Не успела Мелантрис на полушаге развернуться и сбить пульсирующий алый шар, – и тут же раздался взрыв аплодисментов. Движущиеся цели вспыхивали и исчезали, едва их касались языки пламени, а одобрительные крики превратились в рев, как будто в самом деле погибали настоящие Дарки. На помосте Алвир и разряженные, как павлины, лорды Алкетча удовлетворенно кивали друг другу, а внизу волшебники и стражники возбужденно колотили друг друга по спинам, Руди обнаружил, что его толкают, похлопывают, обнимают и поздравляют друзья и совершенно незнакомые люди. Даже Вос снисходительно проронил:

– Впечатляет.

А сколько гордости за него было в глазах Минальды!

«Почему она не пришла?»

Ведь когда они на мгновение оказались рядом посреди бурлящей толпы, он явно прочел в ее взгляде обещание скорой встречи.

«А времени осталось так мало, – в отчаянии подумал Руди. – Зимние празднества начнутся уже через три дня! А потом...»

Он прогнал грустные мысли, как делал это на протяжении последних недель, чтобы не омрачать оставшиеся часы. В тщетной надежде Руди прислушался, пытаясь вычленить в сыром пустынном безмолвии звуки, говорившие о приближении Альды. Но ничего не было слышно, только сонное бормотание отца, успокаивавшего плачущего младенца, да капанье и журчанье воды, что текла по каменным венам Убежища.