И невозможное вожможно, стр. 4

Через несколько минут передо мной лежали документы, рассказывающие об истории фабрики: вырезки из старых газет, снимки и т. д. Материал, конечно, богатый. Но попробуй сделай из него выписки больными руками. К тому же не хотелось показывать Наташе свою беспомощность. Она, поняв мое состояние, сама предложила свою помощь.

Сколько раз я давал себе слово не ходить больше к Наташе! «В последний раз,— говорил себе,— должен же я ей книгу отнести», Так я оправдывал очередной визит.

Дверь открыла Наташа. По ее глазам я понял, что пришел некстати.

— Наташа, я книгу принес.

— Спасибо... Проходи,— пригласила девушка.

Мне бы сразу уйти, а я послушно поплелся за ней в знакомую комнату, где на диване сидел Алешка, студент филологического факультета МГУ.

В школе поговаривали об их дружбе, но я никогда вместе их не видел и потому разговорам не верил, скорее не хотел верить. «Соперничество-то мне не под силу»,— с горечью подумал я.

— Валера, ты посиди минутку... Пока Алеша мне теорему объяснит,— засуетилась Наташа.— Посмотри свежий «Огонек», Алеша купил...

«Алеша, Алеша»,— больно отозвалось в сердце. А тот между тем терпеливо объяснял Наташе теорему.

— Поняла?— спрашивал он.

— Кажется,— отвечала Наташа, пряча свой взгляд.

«Третий лишний»,— я встал и решил уйти.

— Куда же ты? Посиди, мы сейчас закончим и будем музыку слушать.

— Нет, надо идти!— решительно сказал я, простился и вышел.

Долго в тот день бродил по улицам, пока не оказался около дома Морошкина.

— Валерий! Легок на помине. Я твою работу о «Красном маяке» прочитал. Недурно! Совсем недурно! У тебя что-нибудь случилось?— заметив мою растерянность, спросил он.

— Да нет... Вроде ничего...

— А по-честному?

— Влюбился!..— неожиданно признался я.

— Задача!— Морошкин по привычке потянулся к бородке и зажал ее в кулак.— И что же?..

— Разве можно полюбить инвалида?.

— А почему же нет? Да вот пример. Перебегая железнодорожный путь, парень попал под поезд и потерял обе ноги. Так вот девушка, с которой он дружил, стала его женой. Только думаю, Валерий, ты просто увлекся, а настоящую любовь ты еще встретишь.

— Но, Владимир Сергеевич, Наташа — самая лучшая в мире.

— Так уж и лучшая?— усмехнулся Морошкин.

— Самая лучшая...

— А вдруг она любит другого?

— Может быть.

— А ты объяснись.

— Объясняться? Зачем?

— Легче будет. И не переживай. Поверь мне, обязательно встретишь ту, которая будет самой лучшей.

На новогодний бал я решил не ходить. С увлечением читал «Три мушкетера». Настойчивый стук в дверь прервал мое чтение. «За мной»,— догадался я, открывая дверь, и не ошибся: неразлучные друзья Костя Макаров и Вася Агафонов в белых сорочках и галстуках предстали предо мной. Не скрывая восхищения и зависти, я осматривал своих друзей. «Сегодня они с девчатами будут танцевать. Счастливцы!» — подумал я.

— Хандрим?— спросил Вася Агафонов.

— Да нет, что ты!— пробормотал я.

— А почему на вечер не идешь?

— Плохо себя чувствую...

— Все ясно. Тоска напала,— уточнил Костя Макаров.— Одевайся.

Тон его не допускал возражений.

— Да нет, ребята. Я...

Но все мои возражения были напрасны... Когда мы вошли в зал, бал был в полном разгаре. Играла музыка. Вокруг елки танцевали пары, а среди танцующих сновали семиклассники, выполнявшие роль «аккуратных почтальонов». Я поискал глазами Наташу, она танцевала с Алешкой. Была она в бледно-розовом платье. «Красивая!— восхищался я Наташей.— Какой у нее номер? 25». Я вынул свое послание. Хотел отдать пробегавшему «почтальону», но помедлил. «Зачем? Разве не все ясно без слов?» Порвал письмо и бросил в корзину. «Все!.. Забыть! Через полгода она кончит школу. Уедет в институт. И будет легче... А будет ли?..»

Наконец наступил и мой выпускной вечер.

Взволнованные лица ребят и девушек. Все рассаживаются. Мы впереди, за нами родители и гости, В президиуме наши учителя. Я смотрю на них благодарными глазами. Началось вручение аттестатов зрелости.

— Завьялову Валерию Ивановичу!— звучит голос директора

До стола президиума ковровая дорога. Сколько трудов стоило получить право идти по ней! Будто на экране возникает лицо первой моей учительницы Александры Ивановны. Сто с лишним километров разделяет село Константиново и Звенигород, но все равно кажется, что и она сегодня здесь, в президиуме.

Мне вручают аттестат зрелости.

— Дорогие… Спасибо вам…— голос обрывается, и я с трудом сдерживаю нахлынувшее волнение.— Спасибо… Вы много сил и времени тратили на меня. Я не знаю, сумею ли оправдать ваши надежды… — Я не в силах сдержать слезы.

— Мужественный человек, и вдруг слезы,— укоризненно говорит Морошкин.— Мы верим, ты преодолеешь все трудности и неудачи по-корчагински. Даешь слово?

— Даю,— тихо говорю я и под аплодисменты моих друзей иду на свое место.

Часть II

Вступаю в жизнь

Глава 1

Поезд приближался к платформе Левобережная. Я стоял в тамбуре и глядел на зеленую стену леса, бегущего мимо.

Сойдя с платформы, по асфальтированной дорожке направился к институту. Чемодан был тяжелый, и мне часто приходилось останавливаться. Мимо быстрыми шагами шли юноши и девушки тоже с чемоданами. «Наверное, как и я, поступающие».

— Дай чемодан поднесу,— послышался сзади меня голос.

Обернувшись, увидел смуглого невысокого парня.

— Спасибо, спасибо, я сам... На какой факультет поступаешь?— спросил я.

— На библиотечный... А ты?

— Тоже.

— Тебе что? Ты здоровый. А меня, наверно, не примут...

— Трусость отошли домой заказной бандеролью. Кстати, почта находится за углом!— усмехнувшись, сказал парень и подхватил мой чемодан.— Тебя как звать?

— Валерий Завьялов.

— А меня Михаил Синельников.

Только что закончилась консультация по литературе. Зал шумит. Гадают, какие темы предложат на экзамене.

— Гоголь будет обязательно!

— Нет, Гоголь был в прошлом году. Будет Салтыков-Щедрин.

А я думаю о своих нерешенных проблемах. К вступительным экзаменам готовился все лето. Со мной занимался Петр Васильевич Нечаев, один из старейших преподавателей Звенигорода. Пожалуй, нет такого человека в нашем городе, который бы не знал этого неутомимого труженика. Он помогал молодым учителям, работникам редакции районной газеты, всем, кто любит русский язык и литературу. Даже в выходной день в доме Нечаевых всегда был народ. Петр Васильевич вел занятия в маленькой комнате, заставленной книжными стеллажами. Когда ему предлагали деньги, для него это было оскорблением.

— У нас, в Звенигороде, издавна поставлено так!— отвечал он.— Антон Павлович Чехов оказывал больным помощь без всякого гонорара...

Работая инспектором в роно, он часто приходил в нашу школу, выступал с лекциями перед старшеклассниками. На одной лекции я с ним и познакомился.

Невысокий сутулый старичок в толстовке, наглухо застегнутой на все пуговицы, увлеченно рассказывал о гражданской лирике Пушкина, цитируя наизусть строки гениального поэта.

И теперь, сидя в аудитории, я старался вспомнить советы Петра Васильевича, которые он давал накануне отъезда в институт. И еще одно меня тревожило: как буду писать сочинение. Уложусь ли в отведенное время и, самое главное, поймет ли мой почерк экзаменатор?

— Ну, ты как, Валерий, готов к бою?— услышал я голос Михаила.

— Не совсем.

— А что такое?

— Я же пишу карандашом.

— Ну и что же?

— Как что? Экзаменатор не будет проверять мою работу.

— Положеньице!— нахмурился Михаил.— Слушай-ка, а ты говорил с председателем приемной комиссии?