Серебряный леопард, стр. 14

Герт Ордуэй застиг парней врасплох: они поили скот у заросшего камышом пруда. К его удивлению, они не оказали ему никакого сопротивления. При первом взмахе топора бросились ему в ноги и стали просить о пощаде на непонятном языке. Конечно, Герт понимал, что эти пленники не представляли собой ничего особенного. Простые черномазые парни, жидконогие и узкогрудые. Однако сама возможность их продать поднимала его в собственных глазах: ему казалось, что он таким образом встал на путь восстановления былой мощи, утраченной танами Суссекса.

Раза два в год торговцы и крестьяне Суссекса, рискуя своими жизнями и товарами, посещали ярмарки в Винчестере и Хоршеме. Там всегда можно было найти торговцев рабами и крепостными. Обычно они выставляли на продажу бедняг-саксонцев, захваченных во время восстаний, или попавших в плен датских, ирландских и арабских пиратов.

Протискиваясь сквозь колыхавшуюся толпу босоногих, дурно пахнущих крестьян, одетых в овчинные куртки или тяжелые шерстяные плащи, Герт покрепче ухватил ремни, на которых вел пленников. У подножия холма Герт приостановился и, навострив уши, попытался уловить, о чем речь. Из слов брата Ордерикуса он почти ничего не понял. Но когда один из монахов стал переводить его слова на нормано-французский язык, он смог достаточно хорошо во всем разобраться.

Вскоре он стал слушать с интересом. Особенно ту часть проповеди, где говорилось о невообразимых богатствах, которые предстояло отвоевать у неверных. Подгоняемый любопытством, Герт Ордуэй протискивался вперед. Наконец он смог уже хорошо разглядеть всю толпу, развевающиеся флаги и нескольких вооруженных рыцарей, окруживших деревянный крест.

Внезапно кудрявый оруженосец весь напрягся. Святой Олаф! Где-то там, в толпе, солнечный луч высветил знакомое золотое пятно, очень похожее на волосы леди Розамунды. Герт поспешно перекрестился, желая убедиться, что это не призрак. Но нет. Слава Богу, это действительно была она, с ее прямой спиной, статной фигурой и высоко поднятой головой!

Из уст оруженосца вырвался крик радости, потонувший в общем шуме: рядом с сестрой, возвышаясь на полголовы над самыми высокими рыцарями, стоял сэр Эдмунд де Монтгомери. Герт непременно бросился бы к нему со слезами радости на глазах – ведь саксонцы не были склонны скрывать свои чувства, но в этот самый момент говоривший, возвысив голос до крика, призвал к оружию. Ответом ему был общий вопль «Dieu lo vult!».

Толпа задвигалась. Все мужчины и женщины вокруг Герта начали падать на колени, воздевать руки, громко каяться в своих грехах. Герта тоже увлекли слова проповедника, сулившего земные богатства, а также спасение души. И он был так поглощен признанием своих грехов и обещаниями их отпущения, что оба пленника, воспользовавшись случаем, избавились от своих пут и исчезли.

С сильно бьющимся сердцем и сияющими светлыми глазами наблюдал саксонец, как его законный господин, встав на колени, принял две полосы алой материи. Несмотря на отсутствие у бывшего графа богатых доспехов и оружия, выглядел он очень вну-

шительно… Однако пробраться к хозяину – не без помощи своего топорища – саксонец сумел лишь по окончании проповеди. Представ наконец перед своим господином, он бросился на колени и запечатлел смиренный поцелуй на его руке.

– Слава Господу Богу, это Герт! – воскликнул Эдмунд и, позабыв обычай, поднял юношу с колен и радостно обнял его. – Как ты сюда попал? – взволнованно спросил он.

– По суше вдоль берега, милорд, – блаженно улыбаясь, пробормотал оруженосец. – Я захватил в плен пару бродяг, хотел продать их как крепостных, но они сбежали от меня в толпе.

– Что за чудо? – раздался глубокий, мягкий голос девушки.

И снова Герт бросился на колени, на этот раз, чтобы коснуться губами руки леди Розамунды. А она гладила его курчавую соломенную голову с такой же нежностью, как гладила бы голову любимой собаки. А глаза эсквайра, устремленные вверх, лицезрели изумительную, ласковую улыбку, которую он так ценил с момента, как впервые увидел сестру графа в замке Арендел.

Розамунда, расчувствовавшись, твердила хрипловатым от волнения голосом:

– Дорогой Герт, я поставлю свечу в честь святого Христофора, который помог тебе спастись от жестокого моря.

Глава 8 ГРАФ ТЮРЖИ

Граф Тюржи Второй, сын Тюржи де Берне, того самого отважного авантюриста, который помогал Роберу Гюискару завоевать Кампанию, Калабрию, а позднее и всю Сицилию, стоял на зубчатой стене своего замка Сан-Северино. Он с недовольством взирал на холмистую и малонаселенную равнину, расстилавшуюся вокруг зелено-голубым пятном. Ему было невыразимо скучно.

До слуха Тюржи время от времени доносилось жужжание спускаемой тетивы – это молодые оруженосцы усердно практиковались на стрельбище. В другой части двора четверо вспотевших краснолицых рыцарей наносили друг другу удары обтянутыми войлоком булавами.

На верхнем ярусе южной башни замка появилась леди Аликс и две прислуживающие ей дамы. Они образовали колоритную группу, усевшись за работу над многоцветными коврами, предварительно натянутыми на огромные квадратные рамы длинноногими юнцами из числа придворной челяди. Придерживая руками юбки, леди рассаживались на трехногих табуретах, и яркие солнечные лучи высвечивали различные пятнышки и пятна на одеждах. Подозрительные темные тени проступали у них на шеях и возле ушей. Они исчезнут лишь поздней теплой весной, когда дамы смогут принять – раз в полгода – ванну в огромном деревянном чане.

Время от времени молодая Аликс де Берне задумывалась над слухами о том, что в окрестностях Сан-Северино находятся какие-то руины, среди которых есть любопытные сооружения. Там, как гласило предание, древние римляне могли мыться не два или три раза в год, а почти каждый день! Не то чтобы Аликс в это верила. Каждому известно, что человеку вредно мыться чаще одного раза в месяц.

Зажав в пальцах специальную иглу, Аликс взглянула на леди Бланш, довольно глупую, но милую молодую женщину, у отца которой было небольшое владение к востоку от Мальфи. Чего ради она таращит свои бараньи глаза на брата Аликс Робера? Отец все заметил, и ему это очень не понравилось. Если Бланш не изменит своего поведения, ее отошлют обратно в грязный маленький городишко, откуда она и прибыла.

– О, Аликс, – вздохнула Бланш, потягиваясь с кошачьей грацией, – разве такой славный день не достоин быть воспетым твоим менестрелем?

Леди Элинор из Агрегенцы, младшая из двух прислуживавших женщин, скорчив недовольную мину, все же поддержала это предложение, и на поиски музыканта отправили одного из слуг.

В глубине души Аликс сознавала, что как трубадур бедняга Ален не был выдающимся артистом. Она никогда бы не стала поддерживать отца в его намерении держать при дворе этого юношу. Но графиня Поликастро, их южная соседка, недавно обзавелась менестрелем. Чего же ради замку Сан-Северино отступать в тень перед меньшим графством? Алена стоит сохранить. Хоть пел он и неважно, но лучше плохой менестрель, чем никакой.

Затем мысли леди Аликс обратились к Дрого из Четраро, другому соседу, который скоро станет гостем Сан-Северино.

Дрого. Игла Аликс застыла над ковром, а ее гладкие и очень белые плечи покрылись гусиной кожей. Чем страшит ее встреча с ним? Дикий Вепрь из Четраро, как его называли во всей округе, был известен своей храбростью и необузданностью. Однако говорили также, что по отношению к понравившимся ему лицам он вел себя безукоризненно, его манеры просто очаровывали.

Нет сомнения, что внушающий страх сосед заживо сдирал кожу со своих пленных врагов или подвешивал их за подбородок на железном крюке, вбитом в стену, обрекая на мучительную смерть. Но ведь почти каждый сеньор поступал так же или еще хуже. Возможно, размышляла молодая светловолосая девушка, которая вскоре вступала в свой восемнадцатый год, им повезло: ведь Дрого и ее отец оба находятся в вассальной зависимости от герцога Боэмунда Тарантского и потому не решаются вторгаться во владения друг друга.