Серебряный леопард, стр. 12

Предположим, граф Тюржи найдет предлог задержать Эдмунда до уплаты выкупа. Хотя более вероятно, что этот жестокий старый авантюрист сделает его своим вассалом – безземельным наемником, целиком зависящим от своего лорда как в отношении жалованья, так и боевого снаряжения…

От этих мыслей сон как рукой сняло. Эдмунд, подсунув руки под голову, устремил невидящий взгляд на усыпанное звездами небо. У него не было ни малейшего желания оставаться безземельным беженцем. Итак, что же делать? Конечно, прежде всего раздобыть оружие и коня. Затем попытаться покорить какого-нибудь местного властелина. Если это удастся, то можно будет получить скромный выкуп. А там уж не слишком трудно завербовать людей, чтобы завладеть каким-нибудь плохо защищенным замком. Став хозяином укрепления, подобного Агрополи, он сможет с помощью хитрости или упорных баталий постепенно расширить свои владения. Разве другие норманны не поступали именно так в Италии целых полвека? Почему не попробовать того же Эдмунду де Монтгомери?

В руинах над Песто заухала сова и продолжала подавать голос, пока сон не навалился на Эдмунда, словно лавина.

Глава 7 DIEU LO VULT! [9]

До конца своих дней Розамунда де Монтгомери будет помнить до последней мелочи то, что произошло в незабываемое утро восемнадцатого апреля 1096 года. Она будет вспоминать, как на вершине невысокого холма установили грубый крест, наскоро сооруженный из связанных веревкой корявых ветвей. Как ратники сэра Тустэна кружили по лагерю, предупреждая всех, чтобы не было никаких драк или беспорядков, когда брат Ордерикус станет читать послание святого отца.

Не менее четырехсот человек, как считала Розамунда, собралось после восхода солнца вокруг холма, где был воздвигнут крест. Позади креста легкий бриз со стороны сапфирового Средиземного моря развевал желтое с зеленым знамя сэра Тустэна.

Эдмунд со своей стройной сестрой стояли справа от алтаря, устроенного из обломка колонны и красивой ионической капители. Розамунда внимательно разглядывала горстку загорелых женщин, казалось, благородного происхождения. Одетые в яркие и чаще всего недостаточно опрятные одеяния, они молча стояли около своих лордов. К ее удивлению, эти дамы разговаривали между собой по-итальянски. Между ними явно не было ни одной норманнки.

Шестнадцать местных сеньоров, собравшихся здесь со своими пажами и оруженосцами, все до единого были вооружены до зубов. У каждого типичный нормандский щит. Поверх серовато-коричневых кольчуг на всех были потрепанные, разных цветов плащи. Только немногие обладали полотняными штанами, подвязанными крест-накрест по старой нормандской моде.

Вокруг алтаря и креста постепенно образовалось плотное кольцо пеших копьеносцев, оруженосцев и ратников, а также рыцарей с квадратными флагами.

Дальше толпились разношерстные группы крепостных, пастухов, рыбаков и земледельцев.

Как только сухая фигура брата Ордерикуса начала продвигаться сквозь толпу к алтарю, всякий шум и разговоры прекратились. Следом за Ордерикусом выступали два монаха с тонзурами. Один – в грубом коричневом одеянии, другой – в черно-белой рясе. Смысл их присутствия вскоре стал ясен. Когда брат Ордерикус, отбросив капюшон сутаны, начал читать проповедь по-латыни, монах в коричневом громко стал переводить ее на нормано-французский язык, а его собрат повторял слова проповеди на итальянском. Озаренная утренним солнцем аскетическая фигура брата Ордерикуса, его одухотворенное лицо, воздетые к небу руки и проникновенные слова произвели большое впечатление на всех присутствующих. Опустившись на колени и сжав руки, они по знаку священнослужителя начали твердить «Отче наш».

. Затем, отступив в тень креста, брат Ордерикус внимательно оглядел обращенные к нему лохматые головы; вздернув седую бороду, он начал говорить сначала тихо, а затем все громче и громче…

– Прислушайтесь к моим словам, дети мои, ибо я принес вам очень важные вести. – Знайте, что наш святой отец Урбан Второй получил в прошлом году прискорбное известие от императора византийцев. Христианский монарх сообщил, что варварские народы, отвернувшиеся от Бога, вторглись в его восточные провинции. Они опустошают их огнем и мечом. Знайте же, что полчища этих язычников несметны. Они – как песок в пустыне. И называют их турками. Вместе со своими союзниками арабами они, подобно морским волнам, накатываются на стены Византии. На этот последний оплот христианства в Малой Азии. И если не подоспеет своевременная помощь христианам, неверные захватят этот город.

Голос брата Ордерикуса, хотя и негромкий, доносил его слова через головы воинов в остроконечных шлемах до каждого в толпе простонародья.

– Над Восточной Римской империей нависла смертельная угроза. Самые богатые ее провинции уже захвачены. Ныне турки уже пасут своих лошадей перед воротами самой Византии. И никто не знает, сколько наших собратьев-христиан турки умертвили, скольких поработили… – Голос немощного и хрупкого на вид монаха теперь уже гремел в вышине: – Внемлите мне, дети мои! Знайте, что эти нечестивые собаки до основания сносили Божьи церкви, предварительно загадив алтари… – Стон ужаса прокатился по рядам слушателей. – Эти дикари совершали обрезание христианским мужчинам, а их кровь вливали в сосуды со святой водой…

Эдмунд де Монтгомери не выдержал. Крик ярости вырвался из его груди. А стоявший перед ним раненный в ногу рыцарь не мог сдержать ужасных ругательств.

– Отродье Сатаны устраивает в церквах конюшни, – продолжал брат Ордерикус. – Эти демоны пытают христиан, как мужчин, так и женщин. Одних они привязывают к колоннам и пробивают их тела стрелами, так что люди начинают походить на ежей. Другим разрезают животы и заставляют детей Христовых ходить, наступая на собственные внутренности. Христианские женщины, невзирая на возраст, подвергаются насилию.

Розамунда застыла от ужаса. Она увидела, как глаза у старого монаха загорелись ненавистью, словно факелы.

– Сарацины, другие варвары, неверные, завоевавшие Святую Землю, грабят и убивают беззащитных христианских пилигримов, направляющихся помолиться перед Гробом Господним.

Крики возмущения собравшихся слились в единый мощный гул. Лес копий заколыхался.

– Кто отомстит за все эти преступления? На кого падет этот долг, если не на вас и не на ваших собратьев-христиан? – Брат Ордерикус высоко поднятыми руками начертал в воздухе крест. Он пристально вглядывался в лица, потемневшие от гнева. Наконец задержал взгляд на большой группе знатных людей и покачал головой. – Вы, имеющие рыцарские шпоры и перевязи, без сомнения доказали свою доблесть на поле брани. И тем не менее вы – грешники, обуреваемые гордостью И алчностью. Разве не вы в погоне за славой нападаете на своих единоверцев-христиан? Испытываете радость, повергая их наземь? Разве это достойно христиан? – Гневный голос проповедника зазвучал, как труба. – И смеете ли вы заявлять, что сражаетесь во имя Бога? Вы славные создатели сирот, могучие притеснители слабых и храбрые преследователи беззащитных женщин! По правде, вы всего лишь кровожадные убийцы, готовые сражаться за любое неправое дело, лишь бы похвастать своей удалью. Кого убиваете? Своих собратьев-христиан! И все для того, чтобы удовлетворить свою позорную жадность, умножить собственность!

С подчеркнутой решимостью бенедиктинец еще раз обошел вокруг креста из ветвей. Он то и дело останавливался, внимательно вглядываясь в лица людей.

Эдмунду казалось, что взгляд проповедника проникал в тайники совести, осуждая все, что противоречило рыцарскому долгу.

– Покайтесь, о вы, грешники! – кричал бенедиктинец срывающимся голосом. – Прекратите распри и баталии. Вместо междоусобиц сражайтесь за дело Христа, Господа нашего. Святой отец Урбан призывает направить ваше оружие против собак антихриста Мухаммеда!

Проникновенные слова брата Ордерикуса нашли отклик. Зазвучал клич, который около половины столетия вдохновлял воображение, веру и волю людей. I