Драконья тень, стр. 29

Ночная Птица скрестила на груди невозможно тонкие руки. При ее росте, стройности и гибкости (словно у нее не было костей), она всегда казалась скорее рисунком, чем реальной женщиной; ее черные волосы, заплетенные в косы, свисали до бедер. У нее были очень яркие губы, и хотя они были полными и красивой формы, однако была в них та чувствительность, скрытность, что отмечали ее сына. Мой народ изгнал меня из-за моих ошибок и гордыни, сказала она. Они наложили путы, связывающие меня. Однажды они пошлют мне весть, что время моего изгнания прошло.

И. должно быть, так они и сделали. Потому что одним горьким осенним днем, когда ей было одиннадцать, Дженни выбежала из кухни, где спала, к комнатам Госпожи, и обнаружила, что та пропала, она и ее волк с ледяными глазами. Пропала, не сказав ни слова, только снежный водоворот на полу, оставив сбитого с толку рыжеволосого ребенка без матери и сложное любовное заклинание на человеке, который был ее тюремщиком – такое, что он никогда не полюбил снова и ни на ком не женился, чтобы у сына появилась мачеха или соперница памяти о Ночной Птице в его разбитом сердце.

– У Балгодоруса есть Ледяные Наездники, – робко осмелилась заметить Изулт, разрывая долгое молчание Дженни. – Один или два, которых вышвырнуло их собственное племя. Они говорили мне о Ледяных Ведьмах.

– Но сами они не колдуны? – Этого, подумала Дженни, нам только и не хватало.

Изулт покачала головой.

– У Балгодоруса нет в банде других магов?

Снова качание головой. – Только я. Он сказал… – Она облизнула губы. – Он сказал, что я ему нужна. – Это прозвучало тоскливо.

– Могу себе представить. – Дженни с трудом постаралась удержать сарказм в голосе.

– А с командиром Роклис есть еще кто-нибудь, кроме вас?

Она вздохнула и отметила Четвертую Стражу, соединяя все линии, кроме одной, сквозь которую она должна пройти, когда уйдет. Сигл Розы, который черпает энергию луны, общаясь с другими по серебряным линиям. – Нет. Если бы был, все было бы проще.

– Я видела одного, – сказала Изулт, и снова согнула край сорочки в огрубелых пальцах. – Или он мне приснился – он оживил дракона. А драконы и в самом деле такие красивые, все разных цветов и с такими же глазами? Я думала, они зеленые и страшные, и пахнут серой.

Рука Дженни застыла в воздухе, а дыхание – в легких.

– С ним был мальчик, – продолжала девушка, нащупывая воспоминание. – Я подумала, что это мальчик-волшебник – это был просто сон, и даже не знаю, с чего я это взяла – и он втянул его на дракона, и они все вместе понеслись прочь. Во сне я подумала, что, может, он был с Роклис, собирался скормить мальчика-волшебника дракону, и поэтому испугалась, когда увидела вас. Что вы можете сделать это со мной. И там было что-то еще, – добавила она, хмурясь.

– Что-то, чего я не видела. Что-то плохое.

– Где? – сказала Дженни. – Ты видела, где это? Или куда они ушли? На кого похож мужчина?

Изулт только покачала головой. – Я вообще не видела его лица. Не могла. У него вроде как нет лица. Или это была маска, и глаза, как у змеи или собаки. Только мальчик и этот дракон. И я испугалась. Но сейчас по мне так даже быть скормленной дракону – все лучше, чем оставаться с Балгодорусом, если он собирается так со мной обращаться. А вы не можете… Вы не можете не отдавать меня Роклис, а просто забрать отсюда? Вы не можете взять меня к себе домой, может, и учить быть ведьмой и заботиться о себе? От меня не будет никаких неприятностей. Я обещаю, я не буду воровать у вас или еще у кого. – И она поклялась, как ребенок.

Дженни слышала, как под темным навесом Лесов Вира искали люди, перекликаясь друг с другом и ругаясь, когда шагали в лужу или на коряги. Она подумала, что слышит голос Балгодоруса, вопль ненависти ко всему на свете, и прежде всего к женщинам. Она начинают очередную атаку, подумала она. Уже пора было возвращаться.

– Когда ты встретишь Роклис, – сказала Дженни, – я дам тебе возможность решать, Изулт. Но между тем, если есть волшебник, который похищает детей, – ее голос, казалось, застрял в горле, – который имеет дело с драконами, думаю, Роклис следует об этом знать.

Глава 11

Чуждо драконам.

Это равнодушие, размышлял Джон, видимо, и спасало его.

Звздные птицы были любопытны, но не пугливы. Принимая в расчет, видимо, что ни один смертный не мог причинить им вреда.

Бог знает, что такое правда. Он лежал на ладони смерти, как пушинка в тихий день. Как дельфины в море, как коровы на выпасе, за ним наблюдали драконы.

Два из них присоединились к нему между островом Нимра и соседним, зависая, как и Нимр, невесомые, как воздушные змеи над головой, они передвигались над сонным морем медленными, ленивыми взмахами крыльев. Они были слишком далеко, чтобы узнать их по старым спискам. В любом случае, в этих списках были явно не все драконы, и уцелела лишь малая толика напевов. Они были многоцветны, переливались, как драгоценные камни: дракон на севере

– в зелено-желтую полоску, на юге – великолепное смешение алого, золота и синевы. Позже с востока к ним присоединился третий, цвета бронзы с голубыми пятнами, как на павлиньем хвосте.

На втором острове он бросил якорь, зацепившись за скалы над маленьким полумесяцем пляжа, и с усилием направил Молочай вниз. Этот остров был размером примерно с треть Нимрова, с ручейком свежей воды, вокруг которого теснились изогнутые сосны, вереск и северные бледно-розовые и золотые маки с волосистыми стеблями. Тут бродили дикие овцы – Джон заметил их с воздуха – и бесчисленное множество птиц, чайки, крачки, пеликаны и жирные серые птицы-глупыши, не умеющие летать, ростом ему по колено, что доверчиво приковыляли к нему, когда он перевалился через планшир, и попытались съесть пряжки на его башмаках.

Убить их было бы до неприличия просто; так просто, что он никак не мог заставить себя это сделать. Никогда не видя человека, горные овцы оказались бы не слишком трудными мишенями, но у него не было времени, чтобы подвесить и закоптить так много мяса, а жарить его было противно. Он взял лук и настрелял чаек и крачек; бронзовый с пятнами дракон подлетел ближе, завис и некоторое время кружил вокруг Молочая. Он совершенно не обращал на Джона внимания, но время от времени вытягивал длинную шею и пихал клювом воздушные баллоны – как собака, обнюхивающая плавающий пузырь. Джон спросил себя, что стало бы с ним, реши один из драконов разрушить судно.

Наверно, жил бы я рыбой и овцами, пока не стал бы стариком с длинной бородой, подумал он, пораженный этой картиной, хотя подозревал, что по всем правилам ему полагалось бы оцепенеть от ужаса. Интересно, хватит ли у драконов воображения провести эксперимент, просто чтобы посмотреть, что случится. А пока драконы делали то, что делали и изменить что-то было не в его власти, он растянулся на берегу и уснул, благодарный, что не нужно ставить парус или прокладывать курс, и не видел снов, не считая обрывков о каких-то нарциссах и Дженни, заплетавшей волосы.

Когда он проснулся, дракон был тут, сидел на скалах.

Он убил овцу и поедал ее, разодрав, чтобы вырвать мясо и внутренности, и оставляя шкуру, как фруктовую кожуру. Джон видел такие останки прежде, на севере. Дракон был желтым, черным и белым, с мельчайшим сложным узором зеленью и пурпуром вдоль спины и по лицу, подобно маске.

??? – вопрос как о машине, так и о нем самом.

– Ну, на лодке через море – это слишком долго, – разъяснил Джон, садясь и отпив воды из бутылки. Дракон согнул голову и расслабленно припал к земле, наблюдая за ним не шевелясь, и только ветер трепетал в мягком пухе у основания рогов. Поблизости угнездились чайки. По песку пробежался молодой голубок, а жирные серые птицы вразвалочку подошли ближе и клевали скелет овцы, словно и вовсе не знали о драконе.

Спустя какое-то время, настороженно поглядывая на посетителя, Джон установил на тлеющие угли костра сковородку с ручкой, взял миску и начал смешивать ячмень, воду и щепотку соли, чтобы сделать на ужин ячменные лепешки. На бледном небе взошла узкая белая полоска новой луны, и на неглубоком изгибе пляжа начался отлив. Весь мир пах солью.