Рапсодия: Дитя крови, стр. 10

Гвидион повернулся и быстрым шагом двинулся по лесной дорожке. В его глазах день разом потерял свое очарование; темные тучи угрожающе сгущались. Он сделал пять шагов, но потом вся тяжесть осознания потери обрушилась на него, и Гвидион без сил повалился на землю. Из горла юноши вырвались рыдание и такой крик боли, что он распугал все окрестную живность. Он бил кулаками по земле и горько плакал.

Утром своего дня рождения Эмили до самого восхода провалялась в постели. Ей снились сладкие сны, но вдруг она скорее почувствовала, чем услышала ужасный, горестный крик: «Не-е-е-е-ет!..» Это ее разбудило.

Вздрогнув, она села на постели. Сквозь занавеску пробивался солнечный свет, пели птицы. Наступил чудесный летний день. Эмили потрясла головой, пытаясь отогнать страх, окутавший ее, словно густой холодный туман.

Но тут нахлынули воспоминания о Сэме и вчерашнем вечере, и дурные предчувствия развеялись как дым. Тихонько напевая, она соскочила с кровати и протанцевала по комнате в белой ночной рубашке, считая часы до встречи с любимым.

День тянулся невыносимо медленно. Эмили помогла матери приготовить праздничный ужин, кое-что рассказала ей о Сэме. Чем ближе был вечер, тем сильнее волновалась Эмили, пока отец не заметил, что еще немного — и от нее можно будет зажигать свечи.

Назначенное время пришло и ушло, а Эмили все стояла у окна в лучшей своей белой блузке и розовой широкой юбке и не отрываясь глядела на дорогу. Пришло и ушло время ужина, и мать уговорила Эмили сесть за стол, хотя еда, которую она готовила с такой любовью, давно остыла. Печальное настроение Эмили передалось ее близким; одного взгляда в ее наполненные слезами глаза было достаточно, чтобы отбить всякое желание приставать к ней с разговорами.

После ужина братья и родители принесли подарки, она улыбалась и благодарила их, но все видели, что мысли Эмили витают где-то далеко. Когда стало темнеть, Эмили вновь села у окна, продолжая надеяться, что Сэм придет.

Наконец, далеко за полночь, отец мягко взял ее за руку и сказал, что пора спать. Эмили кивнула и стала молча подниматься по лестнице. Потом что-то заставило ее оглянуться. Грусть на лицах родителей вывела ее из состояния транса. Эмили увидела, как они переживают из-за нее, улыбнулась им из последних сил и заставила себя говорить уверенно.

— Не тревожься, отец, — сказала она. — На лотерее будет множество других парней, в которых я смогу влюбиться. — Она увидела, как они оба вздохнули с облегчением, а морщины на лице матери немного разгладились.

— Ты права, милая, так оно и будет.

Эмили послала им воздушный поцелуй. Но, входя в свою спальню, прошептала:

— Вот только этого никогда не произойдет.

Годы спустя, после долгих и безуспешных поисков, Эмили нашла Маквита, имя которого, среди прочих, упоминал Сэм. Это произошло совершенно случайно, на улице огромного города, и хотя он был знаменитым воином, а она никому не известной женщиной, Эмили набралась мужества и спросила у него о Сэме. Поначалу Маквит рассердился, но, увидев свет последней надежды, который горел в ее глазах, смягчился.

— Мне ужасно жаль, — сказал он и огорчился, увидев, как реагирует на его слова молодая женщина, — но мне никогда не приходилось слышать о человеке с таким именем.

И воин еще долго стоял, глядя вслед удаляющейся женщине. Ее поникшие плечи красноречиво свидетельствовали о крахе последней надежды.

Маквит не обладал даром предвидения, но он знал: сейчас он смотрит на человеческую душу, покидающую тело, которому еще предстоит жить, но которое потеряло всякий интерес к жизни.

Гвидион ждал ответа прорицательницы молча. Однако скрыть отчаяние и боль не сумел. Тем более что прорицательница — его родная бабушка… Что ж, тем легче ему будет узнать истину.

Энвин изучала его лицо, в ее пронзительных голубых глазах появилось любопытство. Ей было очень интересно, почему внук не получил дара терпения, которым наделены все члены их семьи. И хотя главным даром Энвин было умение заглядывать в Прошлое, она достаточно знала о Будущем, чтобы понимать: придет день, и Гвидион станет могущественным человеком, как и все его близкие. Он обладает огромным потенциалом, а это позволит вновь привести их династию к славе. Значит, Гвидион — важный член семьи, которого следует держать под контролем.

— Моя половинка, — сказал он, и его голос дрогнул. — Я уверен, бабушка. Ну пожалуйста.

Слезы выступили у него на глазах, вырвавшись из сокровенных глубин души. Следы внешнего воздействия исчезли задолго до того, как юноша решился прийти к прорицательнице за ответами. Энвин не замечала никаких следов волшебства, но не сомневалась в том, что волшебство было.

Другой вопрос, кто поставил эксперимент над ее внуком; формула эликсира исчезла в глубинах океана вместе с опустившимся туда Серендаиром тысячу лет назад. И хотя Энвин получила частичный ответ на вопрос, некоторые эпизоды, описанные Гвидионом, — жжение в глазах, перенос во Времени — были скрыты от ее видения Прошлого. Она тряхнула головой, словно отгоняя неприятные мысли, и сосредоточила свое внимание на дрожащем от нетерпения внуке.

Он пошел на большой риск, забравшись к ней сюда, на такую огромную высоту, не обращая внимания на обжигающе холодный ветер, который в бессильной ярости обрушивался на стены замка, построенного в высоких отрогах далеких северных гор. Руки Гвидиона все еще кровоточили от долгого подъема по крутым, почти вертикальным склонам. Какая-то яростная сила толкала его вперед. В последнее время к Энвин редко приходили люди. Несмотря на отчаяние, которым был охвачен внук, она обрадовалась даже такой компании. К тому же Энвин не сомневалась: настанет день, и Гвидион очень ей пригодится.

Она обдумывала вопрос внука. Когда пророчица поняла, какие последствия будут иметь сказанные ею слова, на ее лице появилось отрешенное выражение. Необходимо тщательно сформулировать известие. Она взяла обе руки Гвидиона в свои и принялась бинтовать ему окровавленные костяшки пальцев. Потом на ее лице появилась печальная улыбка, и пророчица заговорила:

— Она не приплыла сюда и не сошла с корабля. Мне очень жаль, мой мальчик. Ее нога не ступила ни на нашу землю, ни на берег в Маноссе. Если она принадлежала к расе лириков, то звезды, что обращены к нам, увидели бы ее, а они молчат. Ее не было среди тех, кто покинул Остров на кораблях.

— Ты уверена? Но возможно, это ошибка! Пожалуйста, бабушка, посмотри еще раз. Ты уверена, что она не села на корабль Второго флота, который сбился с пути?

Энвин спрятала улыбку и вернулась к алтарю, где лежала потускневшая от времени подзорная труба. Это был один из самых древних артефактов в стране, инструмент, благодаря которому ее отец впервые увидел эти земли. Она взяла его и некоторое время держала в руке, ощущая силу его могущества. Затем подошла к большому окну, выходящему на далекое-далекое море, и приложила подзорную трубу к глазам. Она долго смотрела в нее, а потом опустила трубу и вновь повернулась к ожидающему в тревоге внуку:

— Нет, мой мальчик, мне жаль тебя разочаровывать, но ни одна женщина с таким именем, похожая на ту, которую ты ищешь, не садилась на корабль, ушедший с Острова до его гибели. Она не приплывала сюда и не сходила на берег.

Энвин наблюдала за тем, как Гвидион опускается на пол, сраженный горем и ее приговором. Его тело содрогалось от рыданий. Она повернулась к нему спиной, подошла к алтарю, положила артефакт на место и улыбнулась.

— Ну, а как насчет ужина? — спросила она.

1

ОН ДВИГАЛСЯ словно тень проходящей тучи, невидимый, никем не замеченный. Добравшись до вершины холма, он внимательными глазами стал обшаривать раскинувшиеся внизу поля. На них падала тень, выгоревшая трава гнулась под напором ворвавшегося в долину ветра.

Когда стало еще темнее, Брат выпрямился во весь рост, обернулся и кивнул кому-то. Затем вновь обратился к долине.