Избранные произведения о духе законов, стр. 17

Так как все члены семьи государя имеют равные права на избрание в преемники ему, то отсюда проистекает, что тот из них, кто вступил на престол, первым делом или приказывает передушить своих братьев, как в Турции; или ослепляет их, как в Персии; или объявляет их сумасшедшими, как у Могола; если же ни одна из этих мер предосторожности не принята, как в Марокко, то каждый случай вакантности престола сопровождается ужасными междоусобиями.

В Московском государстве царь волен избрать себе в преемники кого хочет или в своем семействе, или вне его. Такое установление о преемственности порождает тысячи смут и делает положение престола настолько шатким, насколько произвольна его преемственность. Так как порядок престолонаследия принадлежит к вещам, которые всего важнее знать народу, то лучшим будет тот, который основан на фактах наиболее очевидных, каковы, например, рождение или известный порядок родства. Такое установление прекращает интриги и пресекает замыслы властолюбия; при нем уже нет надобности стараться овладеть умом слабого государя и заставлять говорить умирающих.

Когда порядок престолонаследия установлен основным законом, наследником престола является только одно лицо и у братьев его нет уже никакого действительного или кажущегося права оспаривать у него корону. Никто уже не может строить догадок по поводу воли государя или ссылаться на нее; отнимать свободу или жизнь у брата государя так же мало надобности, как и у всякого другого подданного.

Но в деспотических государствах, где братья государя являются в одно и то же время и его рабами и его соперниками, осторожность велит держать их в руках, особенно в магометанских странах, где в победе и удаче религия видит суд божий и где вследствие этого все государи царствуют не в силу права, а в силу факта.

В государствах, где принцы крови знают, что если они не захватят престол, то будут заключены в тюрьму или преданы смерти, стремление к власти сильнее, чем у нас, где принцы крови пользуются положением, достаточно удовлетворительным если не для честолюбия, то для более скромных желаний.

Деспотические государи всегда злоупотребляли браком. Они обыкновенно берут себе несколько жен, особенно в той части света, где деспотизм, так сказать, натурализован, т. е. в Азии. И у них такое множество детей, что ни между отцом и детьми, ни между самими детьми не может существовать никакого родственного чувства.

Царская семья походит на государство: она слишком бессильна, а ее глава слишком могуществен; она обширна, но доведена до полного ничтожества. Артаксеркс умертвил всех своих детей за то, что они составили против него заговор. Трудно, однако, поверить, чтобы 50 человек детей устроили заговор против отца, и еще менее правдоподобно, что они затеяли этот заговор потому, что их отец не пожелал уступить своей наложницы старшему сыну. Гораздо проще объяснить все это одной из интриг сералей Востока, этих мест, где притворство, злоба и хитрость царствуют в тишине под покровом непроницаемого мрака и где дряхлый государь, глупеющий с каждым днем, является первым пленником дворца.

После всего сказанного естественно возникает мысль, что человеческая природа будет постоянно возмущаться против деспотического правления; но, несмотря на любовь людей к свободе, несмотря на их ненависть к насилию, большая часть народов все же подчинилась деспотизму. И нетрудно понять, почему это произошло. Чтобы образовать умеренное правление, надо уметь комбинировать власти, регулировать их, умерять, приводить их в действие, подбавлять, так сказать, балласту одной, чтобы она могла уравновешивать другую; это такой шедевр законодательства, который редко удается выполнить случаю и который редко позволяют выполнить благоразумию. Напротив, деспотическое правление, так сказать, само бросается в глаза; оно повсюду единообразно, и так как, чтобы установить его, не нужно ничего, кроме страстей, то на это всякий пригоден.

ГЛАВА XV

Продолжение той же темы

В жарких климатах, где обыкновенно царит деспотизм, страсти пробуждаются раньше и раньше затихают, умственные способности скорее достигают зрелости; там меньше соблазнов для расточительности, меньше возможностей отличиться, меньше общения между молодыми людьми, которые живут в своих домах, как затворники; там женятся раньше, и потому права совершеннолетия там предоставляют в более раннем возрасте, чем в наших европейских климатах. В Турции совершеннолетие считается с возраста пятнадцати лет.

Там нельзя освобождаться от долгов уступкой своего имущества кредитору. В государстве, где личность не имеет обеспеченного имущества, ссуды делаются более лицу, чем его имуществу.

Такого рода передача имущества естественна в правлениях умеренного типа, особенно в республиках, вследствие большего доверия к добросовестности граждан в этих государствах и большей мягкости нравов, порождаемой формой правления, которую каждый как бы сам для себя создал.

Если бы законодатели установили уступку имущества в римской республике, то эта республика не подверглась бы стольким мятежам и гражданским неурядицам и не изведала бы ни опасностей недугов, ни пагубных последствий лекарств.

Бедность и непрочность владения имуществами в деспотических государствах неизбежно приводят к развитию в них ростовщичества, так как цена денег там, естественно, увеличивается соответственно риску, которому подвергается каждый, кто их ссужает. Таким образом, нищета проникает в эти государства со всех сторон. Они лишены всего, даже возможности делать займы.

Поэтому купец не может там вести крупной торговли; он живет сегодняшним днем: если он сделает большие запасы товаров, то одна уплата процентов за ссуженные ему на эту покупку деньги превысит все его барыши от продажи товаров. Вследствие этого там не существует особых законов для торговли; они сводятся к простому полицейскому надзору.

Государство не может быть несправедливым, не имея в своем распоряжении рук, посредством которых эти несправедливости совершаются. Но невозможно допустить, чтобы эти руки не порадели и о самих себе, поэтому расхищение государственной казны становится в государствах деспотических явлением естественным.

Ввиду обычности этого преступления там полезны конфискации. Ими утешают народ; они доставляют государю обильную денежную дань, которую ему было бы трудно собрать со своего разоренного народа; в этих государствах нет ни одной семьи, которую желали бы сохранить.

Иное дело в государствах умеренного типа. Там конфискации поколебали бы право собственности» разорили бы ни в чем неповинных детей, ради наказания одного виновного разрушили бы всю семью. В республиках конфискации, лишая гражданина всех средств к жизни, причинили бы зло нарушением равенства, которое составляет душу этого правления.

В Риме был закон, допускавший конфискацию только в случаях преступления оскорбления величества. Во многих случаях было бы очень благоразумно, следуя духу этого закона, ограничивать конфискации лишь известными видами преступлений. Воден[51] вполне основательно говорит, что в стране, где раздельность имуществ супругов определена обычаем, конфискации должны бы подлежать только одни благоприобретенные ими имущества, не состоящие в их общем владении.