Поцелуй тьмы, стр. 41

Я хотела сказать ему, что не стоит так беспокоиться о моих ногах, но внезапно до меня кое-что дошло. Выражения «бить наотмашь ногами» и «сохранять кошачью гибкость» известны не только стражам. Открой поисковую систему в Интернете, сделай запрос «боевые искусства» и наткнешься на что-либо подобное. Тем не менее, услышать эти рассуждения от простого парня, тем более «кормильца»… Я внимательно пригляделась к Эмброузу, обратила внимание на то, как его взгляд мечется по сторонам и подмечает все. Вспомнила, как быстро он среагировал, поймав мою ногу.

Челюсть у меня начала отваливаться, так что я быстренько закрыла рот, чтобы не выглядеть совсем уж по-идиотски.

— Ты дампир, — прошептала я.

ШЕСТНАДЦАТЬ

— И ты тоже, — поддразнил он меня.

— Да, но я сначала подумала…

— Что я человек? Из-за следов укусов?

— Да.

Не имело смысла лгать.

— Всем нам приходится выживать, — сообщил он. — И дампиры очень хорошо умеют находить способы выживания.

— Да, но большинство из нас становятся стражами, — заметила я. — В особенности мужчины.

Просто не верилось, что он дампир… и что я не поняла этого сразу.

Давным-давно первые дампиры появились на свет от связей людей и мороев. Мы — наполовину вампиры, наполовину люди. Время шло, и морои начали отдаляться от людей, которых становилось все больше. Да и в магии мороев те перестали нуждаться. Теперешние морои боятся, что если люди их обнаружат, то станут использовать как объекты для изучения. Поэтому прежним способом дампиры появляться на свет не могут; вдобавок благодаря некоему генетическому капризу от связи дампира с дампиром дети не рождаются.

Единственный способ продолжения существования нашей расы — связи мороев с дампирами. Следуя нормальной логике, можно предположить, что родившийся в результате такой связи ребенок на три четверти морой. А вот и нет. Гены по-прежнему распределяются половина на половину, и мы наследуем лучшие качества обеих рас. Большинство дампиров рождаются от жешцин-дампирок и мужчин-мороев. На протяжении столетий, родив ребенка, матери отсылали их в разные места (например, такие, как наша школа), а сами становились стражами. Так, к примеру, поступила моя мать.

Со временем, однако, некоторые дампирские женщины решили, что будут сами растить своих детей. Отказываясь становиться стражами, они живут небольшими коммунами. Так поступила мать Дмитрия. Существование этих женщин окружено грязными сплетнями, поскольку моройские мужчины частенько захаживают к ним в поисках дешевого секса. По словам Дмитрия, большинство россказней сильно преувеличены, и женщины-дампиры вовсе не так уж доступны. Источником этих слухов является тот факт, что такие женщины почти всегда матери-одиночки и не контактируют с отцами своих детей — и еще то, что некоторые женщины-дампиры позволяют мороям во время секса пить свою кровь. В нашей культуре это считается грязным, постыдным; на таких женщин повесили ярлык «кровавые шлюхи».

Но мне никогда и в голову не приходило, что могут быть «кровавые шлюхи» мужского пола. Голова у меня шла кругом.

— Парни, которые не хотят быть стражами, в основном просто сбегают, — сказала я.

Такое редко, но случалось. Парни бросали школу стражей и растворялись среди людей. Это тоже считалось недостойным поступком.

— Я не хотел убегать. — Эмброуза, казалось, наш разговор забавлял. — Но и со стригоями не хотел сражаться. Вот так я оказался здесь.

Лисса тоже была потрясена. «Кровавые шлюхи» держатся на задворках нашего мира. Видеть одну из них прямо перед собой — или тем более одного — казалось невероятным.

— Неужели это лучше, чем быть стражем? — недоверчиво спросила я.

— Ну, суди сама. Как проходит жизнь стражей? Они охраняют других, рискуют своей жизнью и носят скверную обувь. А моя? Обувь у меня отменная, в данный момент я делаю массаж хорошенькой девушке и сплю в роскошной постели.

Я состроила гримасу.

— Давай не будем говорить о том, где ты спишь, идет?

— И давать свою кровь не так плохо, как тебе кажется. Как «кормилец», я даю ее совсем немного, но зато какой получаю кайф.

— Давай и об этом не будем говорить, — повторила я.

Не могла же я признаться в своей осведомленности, что моройские укусы — это действительно кайф.

— Прекрасно. Говори что хочешь, но моя жизнь и впрямь хороша.

На его лице промелькнула кривая улыбка.

— Но люди типа не… Ну, они не осуждают тебя? Должно быть, говорят всякое?

— Это да, — признал он. — Ужасные вещи говорят, обзывают грязными словами. Но знаешь, кто огорчает меня больше всего? Другие дампиры. Морои чаще всего оставляют меня в покое.

— Это потому, что морои не понимают — что такое быть стражем и как это важно. — До меня внезапно дошло, что я рассуждаю в точности как моя мать. — Таково предназначение дампиров.

Эмброуз поднялся, расслабляя ноги и полностью открыв моему взгляду мускулистую грудь.

— Ты уверена? А тебе не хотелось бы выяснить, каково на самом деле твое предназначение? Я знаю кое-кого, способного просветить тебя.

— Эмброуз, не делай этого, — почти простонала массажистка Лиссы. — Эта женщина сумасшедшая.

— Она экстрасенс, Ева.

— Никакой она не экстрасенс, и ты не можешь отвести к ней принцессу Драгомир.

— Сама королева не чурается спросить у нее совета, — возразил он.

— Она тоже заблуждается, — проворчала Ева.

Мы с Лиссой обменялись взглядами. Слово «экстрасенс» привлекло ее внимание. Вообще экстрасенсы и гадалки воспринимались с тем же недоверием, что и призраки, — вот только мы с Лиссой недавно узнали, что подобного рода психические способности, прежде рассматриваемые как игра воображения, на самом деле являются проявлением духа. В душе Лиссы мгновенно вспыхнула надежда познакомиться с еще одним обладателем духа.

— Нам хотелось бы повидаться с экстрасенсом. Можно это устроить? Пожалуйста. — Лисса бросила взгляд на висящие на стене часы. — И быстро. Нам скоро лететь.

Ева, со всей очевидностью, считала это пустой тратой времени, но Эмброуз жаждал нас отвести туда. Мы надели обувь и двинулись по лабиринту коридоров, но не тому, который начинался сразу за передним салоном, а другому, расположенному еще дальше.

— На них нет никаких указателей. — Я кивнула на бесчисленные закрытые двери, мимо которых мы проходили. — Для чего эти комнаты?

— Для всего, за что люди готовы платить деньги, — ответил он.

— А именно?

— Ах, Роза! Ты такая наивная.

В конце концов, мы добрались до двери в глубине коридора, вошли внутрь и обнаружили крошечную комнату, в которой едва хватило места для письменного стола. Позади него была еще одна закрытая дверь. Сидящая за столом моройка поднял взгляд и явно узнала Эмброуза. Он подошел к ней, и между ними начался негромкий спор, во время которого он пытался убедить ее позволить нам войти.

— Что скажешь? — негромко спросила меня Лисса.

Я не отрывала взгляда от Эмброуза.

— Что вся его прекрасная мускулатура пропадает зря.

— Забудь ты об этой истории с «кровавой шлюхой». Я имею в виду экстрасенса. Как думаешь, она тоже обладатель духа?

— Если такой пустозвон, как Адриан, оказался пользователем духа, то женщина, предсказывающая будущее, вполне может быть им.

Эмброуз вернулся к нам с улыбкой на лице.

— Сюзанна будет счастлива слегка сдвинуть расписание, чтобы вы попали следующими. Это займет не больше минуты — пока Ронда закончит с тем клиентом, что у нее сейчас.

По правде говоря, Сюзанна не выглядела счастливой из-за необходимости втискивать нас в расписание, но эта мысль лишь мелькнула и пропала, поскольку внутренняя дверь открылась и оттуда с потрясенным видом вышел морой, уже в годах. Он заплатил Сюзанне, кивнул нам и ушел. Эмброуз вскочил и сделал широкий жест в сторону двери.

— Ваша очередь.

Мы с Лиссой проследовали во вторую комнату, Эмброуз — за нами, закрыв за собой дверь. Чувство было такое, будто мы оказались внутри сердца. Все красное: красный плюшевый ковер, обтянутая красным бархатом кушетка, красные парчовые обои, красные атласные подушки на полу. На этих подушках сидела моройка лет за тридцать, с вьющимися черными волосами и темными глазами. Ее кожа носила еле заметный оливковый оттенок, но в целом она выглядела бледной, как все морои. Черная одежда резко контрастировала с красной комнатой, на шее и руках посверкивали драгоценности цвета моих ногтей. Я ожидала услышать наводящий жуть, таинственный голос — с каким-нибудь экзотическим акцентом, — но она заговорила как самая настоящая, хорошо воспитанная американка.