Загадочное ночное убийство собаки, стр. 23

167

Отец отвел меня в ванную, смыл рвоту, вытер полотенцем и в спальне переодел в чистую одежду.

Потом он спросил:

— Ты сегодня что-нибудь ел?

Но я ничего не ответил.

Тогда он сказал:

— Приготовить тебе поесть, Кристофер?

Но я опять ничего не ответил.

И он сказал:

— Ладно. Послушай. Я пойду и положу твою одежду и постельное белье в стиральную машину и потом вернусь сюда, хорошо?

Я сел на кровать и стал смотреть на свои коленки.

А отец вышел из комнаты, забрал мою одежду из ванной и положил ее на лестничную площадку. Потом зашел в спальню, снял с кровати простыни и тоже положил на площадку — к свитеру и рубашке. А потом он взял все это с лестничной площадки и унес вниз. Я слышал, как он включил стиральную машину, как зашумел нагревательный котел и вода пошла по трубам и полилась в машину.

И долгое время я не слышал ничего, кроме этого.

Я мысленно возводил в квадрат число 2, потому что это меня успокаивает. Я дошел 33 554 423, то есть до 2 в 35-й степени, но это не очень большое число, потому что перед этим я уже один раз возвел 2 в 45-ю степень, но мои мозги все не работали как надо.

Потом отец вернулся в комнату и сказал:

— Как ты себя чувствуешь? Могу я что-нибудь для тебя сделать?

Я ничего не ответил. Я продолжал смотреть на свои ноги.

И отец тоже больше ничего не сказал. Он просто сел на кровать рядом со мной, оперся локтями о колени и стал смотреть вниз, на ковер, где лежала красная деталь лего с восемью шпеньками.

Потом я услышал, что проснулся Тоби. Тоби — ночное животное, и я слышал, как он скребется у себя в клетке.

Отец молчал очень-очень долго.

Потом он сказал:

— Слушай, может, мне не стоит начинать, но… я хочу, чтобы ты знал, что можешь мне верить. И… ладно, допустим, я не всегда говорю тебе правду. Видит Бог, я стараюсь, Кристофер, видит Бог, но… Знаешь, жизнь — очень сложная штука. И это чертовски трудно — постоянно говорить правду. Иногда это просто невозможно. И я хочу, чтобы ты знал: я стараюсь, я в самом деле стараюсь. И может быть, сейчас не время об этом говорить, и я понимаю, что тебе это не понравится, но… Я сейчас обо всем тебе расскажу. Обо всем. Потому что… если сейчас ты не узнаешь правду, потом… потом это ударит больнее. Так что…

Отец потер руками лицо, оперся подбородком на пальцы и стал смотреть в стену. Я видел его краем глаза.

И он сказал:

— Это я убил Веллингтона, Кристофер.

Я подумал, что это шутка. А я не понимаю шуток, потому что, когда люди шутят, они произносят совсем не то, что имеют в виду.

Но отец сказал:

— Кристофер, просто… позволь мне объяснить. — Потом он втянул воздух и сказал: — Когда твоя мама уехала… Эйлин… миссис Ширз… она была очень добра к нам. Очень добра ко мне. Она помогала мне в трудные времена. И я не уверен, что справился бы без нее. Ну, ты сам знаешь, как часто она здесь бывала, сколько времени здесь проводила. Готовила, убирала в доме. Заходила узнать, все ли у нас в порядке, не нужно ли нам чего… Я думал… Ну… Черт, Кристофер, как объяснить, чтобы ты понял?… Я думал, что она могла бы продолжать приходить. Я думал… и возможно, это было глупо… Я думал, что она могла бы… может быть… согласилась бы переехать к нам жить. Или мы бы перебрались к ней. Это… это было бы очень даже неплохо. Я полагал, что мы были друзьями… И, кажется, я заблуждался… И в конечном итоге это вылилось в… Черт… Мы ссорились, Кристофер, и… Она говорила всякие вещи, которые я не могу повторить, потому что это очень нехорошие слова и… и они причиняют боль. Мне показалось, что она печется о своей проклятой собаке больше, чем обо мне… о нас… И, оглядываясь назад, я думаю, что был не так уж и неправ. Сдается мне, мы не так много для нее значили. И, разумеется, гораздо проще жить в одиночестве, приглядывая за одной-единственной шавкой, чем связывать свою судьбу с живыми людьми. Я хочу сказать… черт, малыш, это не слишком сложно для тебя, а?… Так вот, мы с ней поругались. Ну, если честно, мы довольно часто ругались. Но в тот раз у нас произошла жуткая ссора, и она вытолкала меня из дома. А ты знаешь, как вел себя этот чертов пес после операции? Гребаный шизофреник. В иные моменты — просто милашка, чисто ангел. Ляжет на спинку и катается: пощекочи ему животик… А потом вонзает зубы тебе в ногу!.. Одним словом, пока мы с Эйлин орали друг на друга, чертова псина прохлаждалась в саду. И когда я вышел из дома, эта шавка меня уже поджидала. И… я знаю, знаю… Наверное, надо было просто ее пнуть — и она б отлетела… Но, черт возьми, Кристофер, мне как будто бы красный туман застлал глаза… Крис, ты не знаешь, как это бывает. Я хочу сказать, мы с тобой очень разные. И в тот момент я больше ни о чем не мог думать, кроме того, что она заботится о своей проклятой собаке больше, чем обо мне и о тебе. И это было слишком похоже на все то, что произошло со мной два года назад, и…

Отец замолчал.

А потом он сказал:

— Прости меня, Кристофер. Клянусь, я не мог даже подумать, что все так обернется… что так получится.

И тут я понял, что отец не шутит. И тогда я по-настоящему испугался.

А отец сказал:

— Мы все совершаем ошибки, Кристофер. Ты. Я. Твоя мама. Все. И иногда это очень серьезные ошибки. Но мы всего лишь люди.

А потом он поднял правую руку и растопырил пальцы.

Но я крикнул и оттолкнул его — так сильно, что он свалился с кровати и упал на пол.

Потом он сел и сказал:

— Ладно. Послушай. Кристофер, я прошу прощения. Давай оставим это сегодня, хорошо? Я уйду, и ты немного поспишь, а утром мы поговорим. — И потом он еще сказал: — Все будет хорошо. Правда. Поверь мне.

А затем отец встал, сделал глубокий вдох и вышел из комнаты.

Я еще долго сидел на кровати и смотрел в пол. Потом я услышал, как Тоби скребется в клетке. Я поднял глаза и увидел, что он глядит на меня сквозь прутья.

Я должен был выбраться из дома. Отец убил Веллингтона. Это значит, что он может убить и меня. И еще я больше не мог ему верить, хотя он и сказал «поверь мне». Но он сказал неправду об очень важной вещи.

Но я не мог выйти из дома прямо сейчас, поскольку отец наверняка заметил бы меня. Так что я должен подождать, пока он заснет.

Времени было 23.16.

Я снова начал возводить 2 в квадрат, но дошел только до 2 в 15 степени, что равно 32 768. И тогда я начал стенать, чтобы время прошло быстрее. И я ни о чем не думал.

Потом времени стало 1.20, но я не слышал, чтобы отец поднимался к себе в комнату и ложился в постель. Я подумал, может, он спит внизу. Или же он ждет момента, когда сможет прийти и убить меня. Так что я достал свой армейский нож и вынул лезвие-пилу, потому что с его помощью можно себя защитить. Потом я очень тихо вышел из своей комнаты и начал спускаться по лестнице — очень и очень медленно. И когда я спустился, то через дверь гостиной я увидел ногу отца. Я подождал 4 минуты, но нога не шевелилась. Тогда я пошел дальше и оказался в холле. Потом я заглянул в гостиную.

Отец лежал на диване, и его глаза были закрыты.

Я долго на него смотрел.

Вдруг отец захрапел, и я вздрогнул от неожиданности. Я слышал, как кровь стучит мне в уши и сердце бьется в очень быстром ритме, и мне было больно, как будто у меня в груди кто-то надувал большой воздушный шар.

И я подумал, не случится ли у меня сердечный приступ.

Глаза отца по-прежнему были закрыты. Я подумал, может, он только притворяется спящим. Так что я очень крепко сжал свой нож и постучал по дверной раме.

Отец помотал головой из стороны в сторону, у него дернулась нога, и он сказал «хрннн», но его глаза оставались закрытыми. И потом он опять захрапел.

Он спал.

Это значило, что я сумею выбраться из дома, если буду действовать тихо и не разбужу его.

Я взял с вешалки около двери оба своих пальто и шарф и надел все это, потому что снаружи по ночам холодно. Потом я поднялся наверх — очень тихо, хотя это оказалось непросто, потому что у меня сильно дрожали ноги. Я прошел в свою комнату и взял клетку Тоби. Он шуршал и скребся, так что я снял одно пальто и накрыл им клетку, чтобы звуки были не такими громкими. И потом снова спустился вниз — вместе с Тоби.