Совесть короля, стр. 57

Бэкон усмехнулся.

— Ее сын, нынешний граф Пембрук, водит дружбу с актерами. Нет, вношу поправку. Он помешан на них. Правда ему известна, и он ненавидит собственную мать. Пембрук только тем сумел заткнуть ей рот, что пригрозил лишить ее всех денег. Шекспиру он говорит, что делает это исключительно ради него, но это неправда. Просто ему неприятна сама мысль о том, что его мать способна снискать себе имя, — с жаром произнес Эндрюс. Семейные склоки Пембруков были его излюбленной темой, и епископ был готов говорить о них до бесконечности, лишь бы собеседник попался терпеливый.

— И кое-кто еще, — добавил Бэкон.

Грэшем не мог промолчать:

— Сэр Уолтер Рейли.

— Верно, — подтвердил Бэкон.

Его герой и спаситель. Человек, в честь которого он назвал своего первенца. Человек, которого он навещал и поддерживал все годы, пока тот находился в тюрьме, в том же самом Тауэре, сырые стены которого сам Грэшем только что покинул. Человек, который счел нужным скрыть этот факт от своего младшего друга, зная, что тем самым ставит сэра Генри под удар с того самого момента, когда тот принялся распутывать клубок тайн, окутывающих эти злосчастные пьесы.

Всю обратную дорогу домой Манион хранил мрачное молчание. Наконец он не выдержал и, сплюнув, обратился к Грэшему:

— Король неспроста подарил вам свободу, кубки и дворянский титул. Теперь он будет ждать от вас результатов. И чем раньше, тем лучше для вас.

— Понимаю, — ответил Грэшем. — Я займусь этим делом, будто семью разными делами.

— Что ж, — ответил Манион. — Кажется, почти все понятно. Во-первых, нужно решить, что делать с письмами. Здесь я согласен с ее милостью. — Он произнес новый титул Джейн без всякой иронии. — Притворитесь, будто вы их нашли. Избавьтесь от них и сообщите об этом королю. Или же, что еще лучше, верните их ему. Во-вторых, выясните, отчего скончался принц. То ли его обычным путем прибрал к себе Господь, то ли к смерти Генри приложил руку Овербери. В-третьих, в очередной раз отправьте Марло на тот свет, только теперь уже окончательно.

— В-четвертых, в-пятых, в-шестых… Также сущие мелочи. Найти Шекспира, обезвредить Овербери, обнаружить пропавшие рукописи.

— Согласен, — кивнул Манион. — А что в-седьмых?

— Встретиться с Рейли и спросить его, почему он никогда не рассказывал мне о «шекспировском заговоре».

— Готов помочь вам в первых шести делах, — произнес Манион. — В седьмом же я, увы, бессилен.

«Верно. И ты, и кто-либо другой», — подумал Грэшем, чувствуя, как в нем закипает гнев.

— А почему вы решили не трогать Кока? — искренне удивился Манион. — Что-то я не припомню, чтобы вы раньше кому-то прощали обиды. Ведь это он упрятал вас за решетку.

— Вон ты о чем! — воскликнул Грэшем с хитрой улыбкой. — На сэра Эдварда у меня особые виды.

Глава 19

21 ноября 1612 года

Дом Саймона Формана

Ламбет, Лондон

Доктор Саймон Форман снимал в Ламбете очаровательный дом: по соседству — река, а рядом — огромный сад, чьих щедрых плодов хватило бы для торговли на рынке. В это холодное, с легким морозцем, утро, когда дыхание у людей изо рта струилось белым паром, ветви деревьев были в инее. Сад напоминал белую сказку, волшебный мир — прекрасный и неподвижный. Грэшему недоставало Саймона Формана, самозваного лекаря, астролога и торговца секретами. На протяжении почти всей жизни Формана осаждали и богатые, и бедные — в его талантах врачевателя нуждались и те, и другие. Лондонские медики смотрели на него в лучшем случае как на шарлатана, как на злого колдуна, в худшем — подвергали всяческим гонениям. Хотя Грэшем никогда не просил у Формана советов как у астролога, он не раз обращался к нему как к врачу и специалисту по ядам.

Старина Форман умер в сентябре — с ним случился удар, когда он в одиночку на лодке переплывал Темзу. По словам его вдовы Анны, астролог за неделю предсказал собственную смерть. «Что ж, если вам хочется в это верить, — подумал Грэшем, — верьте».

В последующие дни у дверей дома Формана выстроилась целая вереница карет — слуги просили у бедной вдовы вернуть им письма и любые бумаги, какие только их хозяева могли в свое время отправить покойному. Сейчас рядом с домом стало тише, толпы схлынули. Единственным посетителем был задумчивый бородатый мужчина — доктор Напьер из Букингемшира, близкий друг и ученик знаменитого астролога. Он приехал в Ламбет, чтобы забрать причитавшееся ему наследство — библиотеку Формана, книги и рукописи с описанием лечебных снадобий. Вот уже целую неделю он занимался тем, что кропотливо перебирал и изучал бумаги, решая, что лучше увезти к себе в Линфорд, а что уничтожить на месте. Как врач, Напьер не привык действовать сгоряча. Грэшем доверял ему и, узнав, что наследник старого друга сейчас находится в его доме в Ламбете, попросил о встрече.

— Поздравляю вас, милорд! Теперь вы титулованная особа! — напыщенно, однако вполне искренне произнес Напьер. Прокламация короля не заставила себя ждать, что выглядело даже несколько странным для такого ленивого человека, как Яков. А вот формальности были еще впереди.

— По-моему, это скорее аванс для будущих поручений, нежели вознаграждение за выполненные, — ответил Грэшем с улыбкой. — Чтобы закрепить за собой новый титул, мне требуется мнение врача.

— Вы можете на него рассчитывать, насколько позволят мои умения, — ответил Напьер, в душе весьма польщенный. Впрочем, актер из него был никакой, и все мысли врача оказалось нетрудно прочесть по его лицу.

— Давайте не будем ходить вокруг да около, — произнес Грэшем. Напьер был посвящен в невероятное количество секретов, и, насколько сэр Генри мог судить, лекарь хранил их свято. — Я хотел бы знать, отчего умер принц Генри. Была ли причина его смерти естественной, или кто-то дал ему яд?

При этих его словах Напьер слегка побледнел, однако сохранил внешнюю невозмутимость.

— Мне известно лишь то, что говорят по этому поводу досужие языки. Его высочество принц был якобы болен.

— Я уточнил, как протекала его болезнь. — С этими словами Грэшем вручил лекарю бумагу с историей болезни принца. — Изложу вкратце суть дела. Принц впервые почувствовал недомогание весной. Упадок настроения, потеря веса и, по его собственным словам, приступы головокружения и головной боли. Он пытался бороться с недомоганием физическими упражнениями и спартанской диетой, но безуспешно. С каждым днем Генри все больше уставал, его мучили сильные головные боли. Осенью прибавились лихорадка и понос. Его стул сделался желтым, как гороховый суп. Затем начались кровотечения из носа. Принц слег. Генри не мог выносить света, губы его сделались черными, он постоянно жаловался на страшную сухость во рту. Конвульсии, припадки, боль во всем теле. Остальное вам известно.

Напьер хмыкнул и уселся читать принесенные Грэшемом бумаги, в которых также описывались методы лечения.

— Идиоты! — воскликнул он спустя какое-то время. — Полные идиоты!

— Это почему же? — поинтересовался Грэшем. — Здесь говорится, что за советом обращались к самым лучшим лондонским врачам.

— Жаль, что единственный, кто мог бы ему помочь, скончался в сентябре, — хмуро ответил Напьер. — Эти кретины обрили ему голову и прикладывали к ней еще теплые тушки голубей. Если кому-то и была от этого польза, так только лакею. Он хотя бы получал на обед жареного голубя. Нет, вы только посмотрите на это! — Напьер перевернул страницу и с видимым омерзением принялся читать: — «Рог единорога, смешанный с перемолотой в порошок костью оленя и жемчужиной»!

— По-моему, звучит очень даже внушительно, — заметил Грэшем.

— Вот именно, звучит, — резко ответил Напьер. — А вот какова польза? Единорог — мифический зверь. Но даже будь все по-другому, кто поручится, что вместо молотого рога принцу не дали перемолотый в порошок мел? Скажите, какой лондонский аптекарь устоит перед соблазном надуть безмозглого лекаря, тем более что за снадобье ему заплатят по-королевски — в прямом и переносном смысле! Ба! Рог единорога! Тогда заодно пропишите бедняге толченый пенис самого дьявола!