Совесть короля, стр. 32

— Возможно, ты права, — сказал он, — но в данном случае не имеет особого значения, козней скольких людей нам придется опасаться — одного или двух.

Сэр Генри вновь принялся расхаживать по комнате, машинально приглаживая рукой копну черных волос.

— Есть загадка, которую я хочу разгадать. Она кроется не в сэре Томасе Овербери или сэре Эдварде Коке или даже в Кристофере Марло. Рукописи Шекспира. Нам непременно нужно встретиться с мастером Шекспиром. Причем как можно скорее. Все мы, здесь присутствующие, должны повидаться с ним.

— Польщена, — ответила Джейн, пытаясь за насмешливой интонацией скрыть охвативший ее страх. — Но зачем тебе нужна я?

— Во-первых, затем, чтобы я не убил его сразу. Во-вторых, для того, чтобы я воздержался от грубостей в его адрес, и, в-третьих, ты хорошо умеешь ладить со спившимися авторами.

В его словах была доля истины. Бен Джонсон, в настоящее время главный королевский автор пьес для театра масок, долгие годы был хорошим другом Грэшема и Джейн. Лишь трое здесь присутствующих — и, конечно, сам Джонсон — знали, что Джейн читала рукописи его произведений. Автор рычал, чертыхался и швырял в стену первое, что попадалось ему под руку, стоило ей высказать критическое замечание о том или ином его произведении, и поносил ее самыми нелестными словами, которые только существуют в подлунном мире. Тем не менее, как заметил Грэшем, Джонсон неизменно вносил предлагаемые ею поправки. По его прикидкам, Джейн причастна к созданию примерно четверти джонсоновского «Вольпоне».

— Жаль, что мы не сможем в ближайшее время увидеться с Беном. А ведь он близкий друг мастера Шекспира. По крайней мере, он сам так утверждает, — вступил в разговор сохранявший до сих пор молчание Манион. — В настоящее время Джонсон где-то в Европе, сопровождает в поездке сына сэра Уолтера Рейли.

— Верно, — согласилась Джейн. — Но давайте не забывать и о творческой ревности этих двух авторов. Джонсон всегда пытался принизить талант Шекспира. Он даже пару раз сделал все для того, чтобы моя встреча с автором «Ромео и Джульетты» не состоялась.

— Пожалуй, я должен познакомиться с этим гением, — произнес Грэшем. — Или, вернее, вновь увидеть его, но уже в облике человека с новым именем. Думаю, осторожность не помешает. Ему известно, что я принадлежу к лагерю Рейли, и если он решит, что я его преследую, то наверняка сбежит. Манион, отправь наших людей, пусть выяснят, в Лондоне ли сейчас Шекспир. Он присутствовал на спектакле, это я видел своими собственными глазами. Не исключено, что мастер Шекспир мог вернуться в Стратфорд. Говорят, в последнее время он все чаще и чаще бывает там. Узнай, где он находится, но сделай это, не привлекая к себе внимания. И назначь время — на самый ближайший срок — его встречи со мной и моей супругой.

Глава 12

Нет места на земле, в котором восславляли бы убийства.

Уильям Шекспир. «Гамлет»

Сентябрь 1612 года

Грэнвилл-колледж и Кингс-колледж, Кембридж

Увы, того, кого они искали, и след простыл. Подобное и раньше не раз случалось в жизни Грэшема, но из всех возможных случаев этот вызывал в нем непреодолимое беспокойство и желание обязательно добиться поставленной цели. Он устал от безделья. Сочетание напряжения и бездействия превратило его в некое подобие гончей, которая от ярости кусает свой собственный хвост, потому что хозяин упорно отказывается спустить ее с поводка. По всей видимости, Шекспир покинул город сразу же после событий, произошедших в театре «Глобус». Нанятые Манионом люди прочесали в поисках создателя «Гамлета» весь Лондон, а затем и Стратфорд, однако так его и не нашли. Утешало одно — покушений на жизнь Грэшема или членов его семьи больше не предпринималось.

Тем не менее предстоящий вечер обещал быть довольно интересным. «Неужели я превращаюсь в ночное создание?» — подумал Грэшем, облачаясь для предстоящего ужина в мантию. Для студентов колледжа, как и для крестьян, ежедневные труды начинались на рассвете и заканчивались на закате. Таким образом, главная трапеза в Грэнвилл-колледже приходилась на полдень. Свечи и лампы являлись непозволительной роскошью, слуги ложились спать пораньше, чтобы, встав спозаранку, развести в каминах и печах огонь; студентов же нужно было любой ценой убедить в том, что ночь — это не день. Так что главная трапеза происходила при ярком свете. Однако сэр Генри учредил и оплачивал три вечерних пиршества в год. Происходили они в главном зале колледжа, который также был построен на его деньги.

Зачем ему понадобились лишние траты? На этот вопрос Грэшем затруднялся дать быстрый ответ. Желтоватый мерцающий свет свечей, падавший на развешанные по стенам зала портреты, завораживал, резко контрастируя с красными отблесками огня огромного камина. Такое освещение придавало ужинам атмосферу некоего счастливого тайного сговора: непринужденные разговоры под еду и выпивку, раскрепощение от всяческих запретов… Грэшем получал удовольствие от тепла, шума и света, бросавших вызов всепоглощающей тьме и тишине ночи.

До начала ужина преподаватели колледжа встретились в «профессорской». Сквозь плотно закрытые дубовые двери в комнату проникал гомон студенческих голосов. «Профессорская» была нововведением: до сих пор местом шумных сборищ служили местные таверны. Алан Сайдсмит, лишенный примет возраста президент колледжа, приветствовал прибывающих преподавателей и их гостей с бокалом в руке. Грэшем еще никогда не видел Сайдсмита без бокала в руке, причем ни разу — пьяным. В этот вечер Алан также пригласил особого гостя.

— Постарайтесь сегодня не упасть лицом в грязь, сэр Генри! — шутливо предупредил он Грэшема. — Сам епископ епархии Или обратился ко мне с просьбой позволить присутствовать на сегодняшнем ужине.

— Обратился с просьбой? — удивился Грэшем.

— Именно, — кивнул Сайдсмит. — Несколько недель назад он выступал у нас в городе с проповедями, и я побывал на одной из них. Мы с ним любовались новой колокольней. Если мне не изменяет память, епископ сказал, что если колледж сочтет уместным пригласить его, он с готовностью примет подобное предложение. Кстати, он поинтересовался, будете ли вы присутствовать на ужине.

Инстинкт самосохранения давно развесил в сознании Грэшема крошечные колокольчики, которые в случае внезапной опасности отзывались гулом набата. Донесшийся до него звон показался оглушительным. Попросить о приглашении на ужин мог лишь один из выдающихся богословов Кембриджа, а также бывший хозяин Пембрук-Холла. Не могла ли загадочная репутация сэра Генри стать дополнительным соблазном для велеречивого прелата? Оценит ли он общество приглашенного Грэшемом гостя — это совсем другое дело. Найдут ли епископ Ланселот Эндрюс и сэр Эдвард Кок общий язык? Сэр Генри имел самые серьезные сомнения на этот счет. И все же такие странные встречи были вполне в духе жизни колледжа — столкновение взглядов, идей, яростные споры и необычные комбинации единомышленников. Мысль о том, что Кок приглашен на ужин в качестве его гостя, позабавила Грэшема. Подобное давало ему самому некое преимущество, вынуждало сэра Эдварда подчиняться ритуалам, распространявшимся на всех приглашенных. Кроме того, это встреча в родных для Грэшема стенах. Кок вышел из стен Тринити-колледжа, однако сэр Генри надеялся, что любопытство по поводу Грэнвилл-колледжа возобладает над обычной подозрительностью старого законника. Хотелось бы еще надеяться, что под броней, защищавшей истинные чувства Кока от бурь внешнего мира, по-прежнему таилась очарованность университетом, свойственная всем, кто вышел из его стен.

— Как вам нравятся наши комнаты? — учтиво осведомился Грэшем, когда сэр Эдвард бочком проскользнул в «профессорскую». Кок никогда не ходил так, как ходят обычные люди. Он либо величественно шествовал, либо проскальзывал бочком. Помещения, которые имел в виду сэр Генри, были построены специально на тот случай, если король Яков пожелает почтить Грэнвилл-колледж своим присутствием.