Вещие сны, стр. 64

— Послушайте, я не знаю, в чем дело, — прошипел Гриффин, поднимаясь из-за стола, — но с меня хватит! Вы хотите мне что-то сказать? Так скажите прямо. Вы хотите со мной драться? Назовите место и время, и я непременно явлюсь. А сейчас лучше отправляйтесь домой и побудьте со своим несчастным ребенком. Ей нужен отец в гораздо большей степени, чем мне — ваши намеки.

— Вот вы к ней и пойдите, — пробормотал Скотт и повернулся к двери.

— Что?!

Гриффин не успел сделать и шага, как Скотт вновь обернулся — и на лице его отразилась такая боль, что Джоанне захотелось убежать.

— Я повторю, если вы плохо слышите. Это вам следует утешать Риген, — хрипло сказал он. — Черт побери, она не моя дочь! Она ваша дочь!

Глава 14

На каком-то уровне сознания Джоанна была готова услышать от Скотта эти безумные слова — с того самого момента, как она узнала, что его отношение к Риген резко переменилось несколько лет назад. Это было единственное возможное объяснение внезапной холодности отца к малому невинному ребенку. А учитывая все, что она знала о Кэролайн, такое объяснение было более чем вероятно.

Но Джоанна не ожидала, что ей будет так больно услышать это обвинение в адрес Гриффина.

— Нет, — сказал Гриффин. Он не смотрел на Джоанну, он не сводил глаз со Скотта.

— Вы думаете, я вам поверю? Мне сказала это сама Кэролайн еще много лет назад.

Гриффин подался к нему и, по-прежнему не сводя с него глаз, очень спокойно сказал:

— Послушайте меня и постарайтесь поверить. Она солгала вам. Я не знаю зачем, но она солгала. У нас никогда не было романа. Мы ни разу не ложились в постель. Риген никак не может быть моей дочерью.

К Джоанне постепенно возвращалась способность дышать.

— Я не верю вам, — хрипло проговорил Скотт. — О таких вещах не лгут. Это невозможно.

— Хотите, я пройду тест на отцовство, чтобы доказать вам, что это ложь? С радостью. Но тогда и вы его пройдите. Она ваша дочь, Скотт.

Повисло тяжелое молчание. Прервала его Джоанна.

— Я знаю, Скотт, вам кажется, что Риген похожа на Кэролайн, — тихо сказала она. — Но всмотритесь внимательнее. Разрез глаз, форма ушей у нее ваши. У нее ваше выражение лица, ваши гримаски. А руки? Это просто женская версия ваших собственных рук! Вы просто слепы как крот!

Скотт шагнул вперед и ухватился за спинку кресла для посетителей. Он смотрел на Гриффина и не видел его. Он вообще сейчас ничего не видел. Взгляд его был направлен в глубь себя; лицо побелело.

— Как долго я был в заблуждении, — наконец произнес он.

— Кэролайн ослепила вас своей ложью, — сказала Джоанна. — Когда она вам это сказала, вы стали смотреть на Риген с сомнением — и все, все было отравлено. Должно быть, она хотела сделать вам больно — очень больно.

Скотт медленно покачал головой, все так же глядя в пространство.

— Нет, она хотела не этого. Теперь я понимаю. Она хотела, чтобы Риген принадлежала ей одной, а я ей мешал. И она заставила меня отвернуться от ребенка. О! Она отлично знала, что я не смогу этого вынести.

Док прав — эта женщина всегда добивалась своего, неважно, какой ценой. Джоанна сразу поверила, что Кэролайн могла поступить столь чудовищно жестоко и эгоистично для того, чтобы девочка любила только ее одну. Ей, вероятно, даже в голову не пришло, что она нанесла Риген глубокую рану, лишив ее отцовской любви; она искренне считала, что малышке вполне достаточно любви матери. И, надо сказать, она была прекрасной матерью, она всю себя посвятила ребенку — но какую цену пришлось заплатить за это бедняжке Риген!

И какую цену пришлось заплатить за это Скотту!

Джоанна с Гриффином молчали, ожидая, когда Скотт придет в себя. Постепенно он возвращался к действительности, к тому, что происходит здесь и сейчас. И проходило это тяжело и болезненно — столь гордому, всегда застегнутому на все пуговицы человеку сейчас было стыдно, что в этом маленьком кабинете он так обнажил свои чувства.

Скотт молча взглянул на нее, потом на него и пошел к двери. Но перед тем, как уйти, он обернулся к Джоанне.

— Вы были правы, — сказал он и вышел, тихо закрыв за собой дверь.

— В чем? — спросил Гриффин, когда они остались одни.

— В том, что он любил Кэролайн, — сказала Джоанна, глядя вслед Скотту. — Несмотря на все, что она делала, он все эти годы любил ее.

— Боже мой, — пробормотал Гриффин, тяжело опускаясь на стул. — Неудивительно, что он так меня ненавидел.

Джоанна глубоко вздохнула.

— Тебе, наверное, и в голову не приходило, что он может считать Риген твоей дочерью?

— Господи, конечно, нет! А то бы я давно уже поговорил с ним прямо. — Он покрутил головой. — Поскольку это совершенно невозможно, как мне могло прийти такое в голову? Он был не очень близок со своим ребенком, но, черт возьми, с кем вообще он был близок?

Джоанна не удивилась, услышав, что ни Гриффин, ни все остальные практически не обратили внимания на внезапное безразличие Скотта к дочери. Заметить эту резкую перемену и удивиться ей мог только человек, который много времени проводил с их семьей — как, например, Дилан.

— Но, наверное, ты все-таки недоумевал, с чего это он вдруг стал тебя ненавидеть? — спросила она.

— Я думал…

— Думал что?

Гриффин замялся, потом, вздохнув, заговорил:

— Ты как-то сказала, что в прошлом между Кэролайн и мной явно что-то было. В каком-то смысле ты права. Что-то действительно было.

Джоанна молча ждала. Наконец она узнает, какое влияние на Гриффина оказала эта женщина, несшая в себе соблазн и разрушение.

— Тогда я только-только поселился в Клиффсайде. Я уехал из Чикаго, потому что был на грани нервного срыва от нескончаемого потока ежедневных жестоких преступлений, с которыми там приходилось иметь дело. Поэтому когда в Портленде я услышал о вакансии шерифа в маленьком городке, это место показалось мне раем, и я, не раздумывая, представил свои документы. Городской совет их одобрил, и уже недели через две я переехал сюда, в этот коттедж. Первые недели работы здесь после Чикаго показались мне блаженным отдыхом. Я пришел в себя, обжился, начал знакомиться со здешними людьми. Кэролайн была едва ли не первой леди города. Молода, всего года два как замужем, во всем, что здесь происходило, она принимала участие. Она на первый взгляд показалась мне хрупкой и застенчивой, но, наверное, надо было всмотреться получше.

— Она в тебя влюбилась, — прошептала Джоанна. Гриффин кивнул.

— И захватила меня врасплох, признавшись в этом у меня дома, наедине. Она сказала, что гуляла неподалеку и зашла спросить о чем-то, сейчас уже не помню, о чем. В общем, когда она заговорила о своей любви, я просто не знал, как быть. Я к ней ничего такого не чувствовал, воспринимал ее только как жену Скотта и вообще женщину не моего круга. Да и вообще, она всегда казалась мне скорее ребенком, чем женщиной.

«Вот где подвела тебя, Кэролайн, прелестная младенческая невинность», — злорадно подумала Джоанна.

— Я попытался ее образумить, — продолжал Гриффин. — Говорил, что достоин осуждения за то, что она неверно истолковала мои чувства, произносил еще какие-то идиотские клише, типа того, что она скоро поймет, что ошибается, что мы останемся друзьями…

— И как она это восприняла?

Гриффин сокрушенно потер затылок.

— Она залилась слезами, а потом мы как-то оказались на диване, и я ее обнимал, утешал.

Слезы. Господи, Кэролайн, какие ты только штуки с ним не проделывала!

— Между нами ничего не было, — поторопился уверить ее Гриффин: вероятно, на ее лице что-то отразилось. — Но в какой-то момент я заметил, что она уже не плачет. Она взяла мою руку и положила себе… ну, неважно.

— Спасибо, — сказала Джоанна. Он усмехнулся.

— Ладно, ладно. Спрашивали — отвечаем. Как-то мне удалось освободить диван и выпроводить ее из дома. После этого некоторое время у нас были довольно напряженные отношения, но она больше к этому не возвращалась. — Он перестал улыбаться. — Однако она часто обращалась ко мне с разными небольшими просьбами, и, наверное, Скотт это заметил.