С НАМЕРЕНИЕМ ОСКОРБИТЬ (1998—2001), стр. 15

А все потому, что, согласно уголовному кодексу, о реформе которого речь заходит, лишь когда назревает необходимость расправиться с каким-нибудь политиком, максимальный срок тюремного заключения за принуждение к половой связи присуждается только в том случае, если жертва не достигла двенадцати лет. Иными словами, если бедняжке уже исполнилось тринадцать, господин судья, от взглядов которого зависит интерпретация закона, имеет полное право усмотреть в деле смягчающие обстоятельства — так они, кажется, говорят — и отпустить ее мучителя на все четыре стороны. Папаше, о котором я вам рассказывал, повезло: старшая дочь обошлась ему в четыре года тюрьмы, а младшая — в двадцать тысяч штрафа. Две девочки по цене одной.

Да сами они виноваты, эти шлюхи. Нечего было расхаживать по дому в таком виде и провоцировать собственного отца. Не может быть, чтобы все эти не по годам развитые современные девицы тринадцати лет, со всеми этими сериалами и современной модой, не знали, что их папочка — такой же мужчина, как соседский парень, на которого они заглядываются. И вовсе не сопротивляются они. Разве это сопротивление? Вот если бы они хватались за кухонные ножи (но только чтобы напугать, не убить, упаси бог!) или бросались с четвертого этажа, предпочитая смерть бесчестью, как святая Мария Горетти. Конечно, было бы неплохо иметь свидетелей, но это не всегда возможно. Разумеется, испорченные девчонки предпочитают, покапризничав для вида, позволить папочке стянуть с них трусики. А потом жаловаться: я вовсе не хотела… ах, мне было так страшно!.. меня запугивали и мучили с раннего с раннего детства… Вы просто не знаете, какой он подлец!.. К счастью, еще встречаются судьи, способные принимать решения, не продиктованные политкорректностью. Они сохранили патриархальные представления о семье и обществе. Ведь в Библии есть немало примеров подобного сожительства. Вспомните историю Лота и его дочерей. Такие адвокаты толкуют закон, как до?лжно: «Скажи, дитя мое, ты сопротивлялась? Сколько минут? Время кто-нибудь засек? У тебя есть свидетели? Ты хочешь сказать, что смогла вынести только шесть пощечин — шесть и не больше? А ты пыталась сделать подкоп и бежать из дома? В конце концов, тебе уже тринадцать лет, с такими грудями всегда можно найти пропитание. Ах, ты молчишь, маленькая Саломея!.. Согласно своду законов Хаммурапи, молчание означает признание своей вины!»

Интересно, чем закончится суд над очередным отцом-насильником, арестованным в Сеговии в начале месяца. Жена обвинила его в изнасиловании годовалой дочки. Медицинская экспертиза подтвердила это. Однако я готов поспорить на что угодно, что жертва и в этом случае сопротивлялась недолго.

Прошу прощения, господа. Кажется, меня сейчас вырвет.

МАТАТА МИНГИ

Нельзя по-настоящему узнать Африку, не пережив «матата минги», хотя пережить ее удается далеко не всем. На лингала, одном из тамошних языков, эти слова означают крепкую заварушку. Телевизор не дает и приблизительного представления о том, что такое настоящая африканская вечеринка, когда темнокожие братья отрываются от банок с местным пивом — бангой — и берутся за охотничьи ружья и мачете. Они обожают мачете с широкими и острыми лезвиями, подходящими для рубки леса и расправы с ближними. Репортажи с умирающими от голода детьми и кружащими над трупами стервятниками покажутся идиллическими картинками. Что-то подобное произойдет, если пять тысяч разочарованных в жизни английских хулиганов устроят бойню в каком-нибудь баре в Бенидорме, а потом одновременно вспорют себе животы.

Клянусь могилами предков, не раз в моей веселенькой жизни мне становилось по-настоящему страшно — особенно когда я зарабатывал на хлеб телерепортажами из «горячих точек». Но что такое настоящий страх, я понял в Африке, когда столкнулся лицом к лицу с компанией желтоглазых бандитов. У каждого была бутылка пива в руке и «калашников» на плече. Они поинтересовались, какого хрена я, белый ублюдок, делаю на их территории. Это были «кале боррока», вот уже двенадцать лет воевавшие с племенем харраи. И в Африке придают значение племенным различиям. Я до сих пор покрываюсь холодным потом, вспоминая детали того происшествия. Помню типа со старой винтовкой и в солнечных очках, на стеклышке которых остался ценник: тип приказал мне снять ботинки и повернуться спиной, — помню прокуренных насквозь мозамбикцев, увлеченно рассуждавших на португальском, как бы половчее расчленить мачете Пако Кустодио, меня и нашу камеру. Звукооператора Начо они собирались оставить в живых, потому что он был молод, голубоглаз и с симпатичным задом. Короче говоря, в Африке я понял пару важных вещей. Во-первых, человеческая жизнь действительно не стоит ломаного гроша. Во-вторых, любая женщина, даже монашка, когда ее насилуют вдесятером, сначала кричит, а потом подчиняется. Откровенно говоря, я предпочел бы обойтись без этой информации.

В газетах пишут, что в Африке снова неспокойно. И в эпицентре схватки непременно оказываются священники и отважные монахини. Что бы ни происходило, эвакуироваться они не хотят. Иногда кто-то из них исчезает, но на его место приходит кто-то другой. Они там, где опаснее всего, и всюду стараются помочь, хотя прекрасно понимают, что от этого ничего не изменится. Он рискуют жизнью во имя идеи или, если хотите, веры. Читая газетные статьи, я представляю на месте их героев своих знакомых. Мне очень хочется верить, что так оно и есть. Зачастую они совсем не похожи на монахинь и священников. У них длинные волосы и бороды. Они носят майки с портретами рок-музыкантов. Каждый день эти люди бросают вызов судьбе, работая в госпиталях, помогая своим братьям во Христе появляться на свет и облегчая их последние минуты. Они не покидают свою паству даже перед лицом лютой смерти. Каждый предлагает людям спасение не на небесах, а здесь, на земле, в этой проклятой юдоли слез. Они гладят тощие, израненные руки своих пациентов, склоняются к ним, шепча слова утешения, а чуть позже — отходную молитву.

Потому, читая очередную идиотскую проповедь монсеньора Сетьена или слушая, как Папа Войтыла бьется в истерике, призывая не прелюбодействовать, я говорю себе: «Не заводись, Артурин, не все люди церкви такие. Вспомни о тех, кто сохраняет достоинство и кротость в среди крови и безумия. Подумай о священниках и монахинях, готовых отдать себя без остатка, чтобы показать, на что способны отважные и добрые сердца, осененные крестом».

КОНЕЦ ВЕКА

Простите великодушно, но я этого не вынесу. Я не хочу портить вам праздник, но у меня нет ни малейшего желания вносить свой вклад в создание захлестнувших нас мифов о конце тысячелетия. Несмотря на существование всемирного заговора супермаркетов, отелей и турагенств, никому не удастся заставить меня провожать ХХ век и встречать двадцать первый 31 декабря 1999 года. Хотя бы потому, что это не соответствует истине.

Похоже, мир окончательно спятил. Я понимаю, в наш век потребления и надувательства людям положено сходить с ума из-за всевозможных юбилеев и дат, особенно таких, как канун нового века. Особенно когда нет более достойным поводов для праздника. Можно понять и коммерсантов, которым нужно испечь к празднику побольше пирогов, устроить побольше презентаций, чтобы увеличить объем продаж и в конечном итоге положить в карман побольше денег. Ну и что с того, что век кончается в следующем году? А мы проводим его два раза, на всякий случай, пускай Маноло заплатит десять дуро за безделушку, которая не стоит и одного. Что ж, дураков и бессовестных торговцев всегда было предостаточно. И все же масштабы, которые принимает коллективная глупость, никак не укладываются у меня в голове. Не понятно мне и почему молчат те, кто знает правду: то ли специально, то ли просто растерялись. Должно быть, они прекрасно понимают, что невежество непобедимо, и не хотят зря тратить силы. Похоже, праздновать настоящий миллениум будет некому. Пусть мир насладится возможностью выиграть целый год.