Четвертый эшелон, стр. 38

— Ты заходи, — сказал Токмаков Никитину, — а то меня многие в лицо знают. Впрочем, постой, тебя же тоже вчера срисовали.

— Пойду я, — сказал Сергей.

— Точно, — обрадовался Токмаков, — иди, у тебя вид вполне штатский, ты больше на студента похож.

Сергей улыбнулся и толкнул тяжелую дверь. Отвратительно взвизгнула пружина. Облокотясь на прилавок, лицом к двери стоял небритый человек в мятой офицерской шинели, рука его лежала на кобуре. Из-за прилавка смотрели на Сергея испуганные девичьи глаза. «Это и есть Стася Пашкевич», — подумал Сергей и сказал громко:

— Здравствуйте, товарищ Пашкевич, моя фамилия Белов, я из аптекоуправления.

— Здравствуйте, — ответила девушка, и по ее тону Сергей понял, что правила игры она приняла.

— А где управляющий? — спросил Сергей и краем глаза заметил, что «лейтенант» снял руку с кобуры.

— Он будет попозже, — ответила девушка, — а что вы хотите?

— Мне надо осмотреть вот этот шкаф, — Сергей показал рукой на огромный, до потолка, шкаф, находившийся за прилавком. «Лейтенант», еще раз мазнув по нему глазами, сделал шаг к двери, и на секунду Сергей оказался у него за спиной. Он толкнул «лейтенанта» стволом пистолета в спину:

— Руки! Только тихо, без фокусов.

В аптеку ворвались оперативники.

— Где второй? — спросил Токмаков.

Стася молча указала на дверь.

На табуретке сидел человек, голый по пояс, рядом лежала кожаная куртка. Женщина в белом халате аккуратно бинтовала ему шею. Услышав скрип двери, он резко обернулся, лицо исказила гримаса боли. Он потянулся к куртке, но табуретка качнулась, и он упал, потеряв равновесие. Никитин схватил куртку, вынул из кармана парабеллум.

— Вы арестованы.

Данилов

Данилов поднял телефонную трубку, подумал немного, прежде чем назвать номер. Вот уже почти десять часов они допрашивали «старшину», но добиться так ничего и не смогли. Он или молчал, или нес такое заведомое вранье, что даже многоопытные оперативники удивленно разводили руками. А «старшина» сидел на стуле, положив ногу на ногу, улыбался нагловато, курил предложенные ему папиросы.

В перерыве к Данилову зашел Серебровский.

— Ну знаешь, Иван, я тебя не понимаю.

— То есть?

— Он явно издевается над нами, а ты сидишь и аккуратно протоколируешь его вранье.

— Пусть пока покуражится.

— Что значит «пока»? Долго оно будет длиться, это самое «пока»? Ты пойми, он убивал наших товарищей, за его спиной стоит банда Крука!

— Ты мне, Сережа, политграмоту не читай. Я и сам все знаю. Придут данные экспертизы, будем оперировать фактами.

— Ну смотри, тебе жить. Только время уходит, а банда где? — Серебровский выразительно щелкнул пальцами. — Время идет, понимаешь?

— Куда уж яснее.

— Смотри, Иван, Москва жмет. Местные-то уже сообщили о наших прекрасных играх.

— Это зачем еще?

— Торопится кое-кто, ответственность с себя снимает. Мол, поручено дело москвичам…

— Погоди, Сережа, — Данилов встал, потянулся. — Так тоже думать нельзя. Ну есть кто-то один. Перестраховщик. Кстати, ты выяснил кто?

— А чего выяснять-то?

— С ним поговорить надо. Обязательно поговорить. Но это все после.

В дверь постучали. Вошел начальник НТО, немолодой сутулый подполковник.

— Ну вот, — сказал он, — мои ребята работали как звери.

— Долго что-то. — Серебровский достал папиросы.

— Наука, — желчно отпарировал подполковник, — это вам не жуликов ловить.

— Да уж, — усмехнулся Данилов, — это вы правы. Наука — вещь серьезная. Куда уж нам, дуракам, чай пить. Показывайте.

Начальник НТО сердито засопел и начал выкладывать на стол снимки и диаграммы. Ровно через полчаса Данилов приказал привести к нему арестованного.

«Старшина» вошел, лениво осмотрел кабинет так, словно попал в него впервые, и сел, развалясь на стуле.

— Вы когда-нибудь слышали о такой науке — криминалистике?

— Приходилось, — «старшина» потянулся к столу, взял папиросу.

— Вот и прекрасно, — сказал Данилов и заметил, как настороженно прикуривал арестованный. — Прекрасно, — продолжал он, — это намного облегчит нашу беседу. Смотрите, вот пуля, извлеченная врачом при операции у нашего сотрудника Фролова, а вот вторая пуля, отстрелянная специально из изъятого у вас пистолета. Читайте заключение экспертизы. Да, вы уже говорили, что нашли пистолет на улице. Кстати, шесть снаряженных обойм тоже? Молчите? Прекрасно! Вы помните, что наш врач делал вам перевязку? Отлично! У вас хорошая память. Так вот, экспертиза сообщает, что ваша группа крови совпадает с группой крови на воротнике шинели, найденной на месте преступления.

Данилов встал из-за стола, подошел к шкафу, достал шинель.

— Хотите примерить?

— Нет.

— Что же делать будем?

— Я все расскажу, если вы мне запишете явку с повинной! — Голос «старшины» стал хриплым, лицо осунулось.

— Значит, вы к нам на перевязку пришли? Так, что ли?

— А мне все одно стенка. И ты, начальник, об этом распрекрасно знаешь. Так что скажу — вышка, не скажу — вышка…

— Ну давай героем помирай, — Данилов усмехнулся, — ты здесь в благородство будешь играть, а Крук самогонку жрет и консервами закусывает.

— Это точно. Он, конечно, падло, жирует там…

— Ты, я вижу по разговору, вор-"законник". Так?

— Ну?

— А связался с кем? С фашистом бывшим связался.

— Ты меня, начальник, на голое постановление не бери. Крук не фашист, а блатной. Самый что ни на есть «законник».

— Блатной, говоришь? Эх, набито в твоей башке мусора, смотри. — Данилов бросил на стол фотографию Крука в немецкой форме: — На, полюбуйся на своего «законника».

Арестованный взял фотографию, долго разглядывал ее. Уголки губ у него задергались, он бросил снимок на стол и сказал хрипло:

— Папиросу дай.

Данилов толкнул к нему пачку. В кабинете повисла тишина, слышно было только, как трещит пересохший табак.

— Ах сука, падло, — «старшина» замотал головой, — сволочь, фашист… Гнида немецкая… Про себя, начальник, потом скажу… Мне все равно вышка… Народу у него двадцать два человека… Люди всякие… Блатные, дезертиры, сынки куркулей местных, два немца.

«Старшина» замолчал, подбирая слова, лицо его как-то сразу осунулось и пожелтело.

— Мы в лесу в схронах прятались под деревней Коржи. Да не торопись. Ушел он. Послал нас в город и ушел. Сказал: «Доставьте человека на хутор рядом с Коржами. Хозяин Стефанчук, там и ждите, за вами придут».

— Хутор от деревни далеко?

— Пять километров.

— Значит, Крук сменил базу?

— Да, он в соседнюю область перебирался, говорил, что там где-то в лесу землянки и схроны есть.

За плотно занавешенными окнами умирала ночь. Рассвет, пришедший на смену ей, серой полосой прорвался сквозь щели маскировки. Данилов поднял штору, погасил лампу, распахнул окно. Тяжелый папиросный дым пополз на улицу, свежий весенний воздух словно вымыл стены кабинета.

«Старшина» покосился на открытое окно. В глазах его было столько тоски, что Данилову на секунду стало жаль этого человека. На секунду, на один коротенький миг. Сколько таких сидело перед его столом! Нет, все же он не жалел их. Бандитов, запачканных кровью близких ему, Данилову, людей. Говоря с ними, он никак не мог заглушить непонятное чувство недоумения и досады.

«Старшина» встал, подошел к окну.

— Весна, начальник, — хрипло выдавил он. — В лесу скоро лист пойдет, сок березовый…

Иван Александрович молчал.

— Ну ладно, полковник, вызывай конвой, пойду в свой терем.

— Слушай, — Данилов подошел к нему, стал рядом, — помоги нам со Стефанчуком…

— Нет, начальник, я все сказал, а помогать не буду. Прощения от державы все равно не заслужу. Не проси.

Когда «старшину» увели, Иван Александрович вновь сел за стол и начал читать показания. Всю ночь говорил он с этим человеком, подошедшим к последней черте. Да, он прав. Пощады ему не ждать. Слишком много крови спрессовалось в листах протокола. Но здесь, среди старых дел и нераскрытых преступлений, было самое главное — численность банды Крука, ее вооружение и характеристики бандитов, удивительно меткие и точные. И опять в душе Ивана Александровича шевельнулось чувство досады.