Теперь ты ее видишь, стр. 51

Ричард сунул таксисту двадцатидолларовую банкноту и, не дожидаясь сдачи, быстро поднялся по ступенькам своего дома. Перестраивая нижний этаж под контору, он предусмотрел отдельный вход для служащих и втиснул его под лестницей, которая вела наверх в жилые комнаты. Контора располагалась в полуподвале, и выходящие на улицу окна были забраны стальными решетками. Ричард вошел в вестибюль, квадратное помещение три на три метра, выложенное импортными плитками синевато-серого цвета. Середина площадки была покрыта старинным турецким ковром такой тугой вязки, что он даже не проминался под ногами Ричарда.

Войдя в кабинет, он включил автоответчик на воспроизведение. Его ждали одиннадцать сообщений. Ричард прослушал их, нетерпеливо перематывая пленку вперед, как только узнавал очередной голос. Голоса Суини среди них не оказалось. Он набрал ее номер и начал считать гудки. На шестом автоответчик повторил номер голосом Суини и лаконично предложил оставить сообщение. В других обстоятельствах Ричард только удивился бы; сейчас он не на шутку встревожился. Черт возьми, куда она запропастилась?

Суини не собиралась заходить так далеко. После кошмарного утра она все еще чувствовала сонливость и заторможенность, даже когда очнулась от мертвого трехчасового сна. Она весь день бродила по квартире, понимая, что Ричард вряд ли позвонит, но все же надеясь на его звонок. Должно быть, он слишком занят похоронами, поэтому едва ли стоит ожидать от него известий, по крайней мере в течение двух ближайших дней.

Однако к вечеру Суини почувствовала, что более не может провести дома ни минуты. Ее мысли текли вяло и замедленно, словно после дозы наркотиков, и она решила, что глоток свежего воздуха освежит ее голову. Узнав от жизнерадостной девицы из метеослужбы, что температура не опустится ниже комфортного уровня в восемнадцать градусов, но не доверяя ей, Суини надела куртку из плотной ткани и вышла на улицу.

Не имея определенной цели, Суини шла куда глаза глядят. Она жила на границе южного Ист-Сайда, в районе, отличавшемся многоцветием красок и пестротой человеческих лиц. Относительно низкие цены на жилье привлекали сюда тысячи художников и студентов. Актеры и музыканты предпочитали Гринвич-Виллидж, но места на всех не хватало, и избыток перехлестывал через край Ист-Сайда. Человеческие лица, молодые и старые, очаровывали Суини. Юная пара вышла на прогулку с коляской, их глаза сияли гордостью и умиротворением. Перед взглядом Суини на мгновение мелькнуло крохотное личико младенца, похожее на цветок, и маленькие ручонки, лежащие поверх одеяла. Суини нестерпимо захотелось прикоснуться к пуху на его головке.

Мимо промчался подросток на роликовых коньках с целой сворой собак всевозможных размеров — от английской овчарки, глаза которой едва виднелись сквозь космы шерсти, до таксы, семенившей рядом и вдвое чаще перебиравшей лапами. Широкая улыбка осветила лицо мальчика, когда собаки потащили его по тротуару. Животные, казалось, радовались, доставляя ему удовольствие.

Городской пейзаж постепенно менялся. Суини рассматривала витрины, зашла в маленькую кондитерскую и съела коричный рулет с толстым слоем сахарной пудры, выпила чашку кофе и вновь отправилась в путь, сунув руки в карманы куртки и с наслаждением чувствуя, как легкий ветерок играет ее кудрями.

Она старалась не вспоминать о Кандре, не формировать в воображении образ картины. Да и вообще Суини хотела ни о чем не думать, а просто гуляла.

В очередной раз оглядевшись, она ничуть не удивилась, увидев вокруг роскошные дома и многоквартирные башни северного Ист-Сайда. Девушка прошла не меньше двух миль, а может, и больше; она не знала, сколько кварталов укладывается в миле. Где-то здесь, в районе Парк-авеню, был дом Ричарда. Кандра тоже жила неподалеку; как-то раз Кай сказал Суини, что новая квартира Кандры находится в северной части какого-то квартала, но она не запомнила какого именно.

Суини не смотрела по телевизору новости, только погоду. Ей казалось, что местные информационные выпуски состоят из сплошных сцен насилия. В таких шикарных домах убийства совершаются далеко не каждый день, а Кандру так хорошо знали в обществе, что ее смерть наверняка стала сенсацией. Суини претила мысль о том, чтобы выслушивать домыслы журналистов и смотреть репортажи с места преступления.

Ей хотелось одного — встретиться с Ричардом.

Девушка подошла к дому и несколько секунд постояла у входа. Она была здесь однажды по приглашению Кандры — три или четыре года назад, когда ненадолго приехала в Нью-Йорк и попала на многолюдную вечеринку. Суини здесь не задержалась. Пригубив шампанское и перебросившись несколькими словами с Кандрой, она исчезла.

Из полукруглого окна над крыльцом лился свет. Суини смотрела на окно, гадая, дома ли Ричард, или свет оставили гореть, чтобы люди думали, будто внутри кто-то есть.

Нет, не стоило сюда приходить. Если Ричард дома, он наверняка не один, к нему приехали друзья с соболезнованиями… а может, совсем напротив, если учесть обстоятельства. Но уж во всяком случае, из него, несомненно, попытаются вытянуть пикантные подробности, чтобы на следующий день обсудить их с приятелями за чашечкой кофе.

Суини решила, что не войдет в дом, а только позвонит в дверь, скажет Ричарду… скажет ему какую-нибудь ерунду, ну, например, что думала о нем и очень сожалеет о случившемся. Что-нибудь в этом роде. Может, в доме прислуга, а сам он не подходит к двери. В таком случае она передаст ему записку. Тогда Ричард узнает, что Суини приходила, а это уже немало.

Она поднялась и нажала кнопку звонка, потом опять сунула руки в карманы и стала ждать, опустив голову и чувствуя, как вечерний ветер ерошит ее волосы.

Дверь распахнулась так резко, что Суини испуганно отскочила.

Ричард навис над ней, грозно сверкая глазами.

— Где ты была, черт побери?

Суини моргнула.

— Гуляла по улицам.

— Гуляла? — недоверчиво переспросил он. — Шла от самого дома?

— Да. Я просто отправилась прогуляться и… забрела сюда.

Ричард смотрел на нее сверху вниз. Его лицо было бесстрастным, но в глазах появилось загадочное выражение.

— Входи. — Он отодвинулся, пропуская Суини. После секундного колебания она вошла в дом.

Сидя в своем автомобиле, припаркованном в тридцати ярдах от дома, детектив Аквино вскинул брови и посмотрел на часы, отметив время появления женщины. Им руководило лишь обычное полицейское любопытство.

Эти двое даже не коснулись друг друга, но в их поведении угадывалась явная близость. Значит, Уорт завел себе милашку; что ж, никакой закон это не запрещал. Более того, после года воздержания только святой не обзавелся бы подружкой.

Аквино озадачило другое. Почему Уорт, отвечая на вопросы в участке, даже не упомянул имя этой женщины? Аквино уже понял, что Уорт — человек скрытный, но когда дошло до дела, он, пусть и неохотно, все же рассказал об аборте, который сделала его жена. Признаться в том, что у тебя есть любовница, гораздо легче. Вдобавок связь с другой женщиной лишь укрепила бы позицию Уорта, поскольку в таком случае он вряд ли очень уж интересовался бы похождениями своей бывшей супруги.

Но Уорт умолчал о своей подружке, и это заинтриговало Аквино.

Глава 17

Пол прихожей был выложен темно-серыми плитками и покрыт толстым ковром самой затейливой расцветки, какую Суини видела в жизни. Она с удовольствием задержалась бы здесь, но Ричард сделал ей знак идти вперед, и девушка нехотя подчинилась. Лицо Ричарда совершенно окаменело. Казалось, ее появление рассердило его, но вежливость не позволяла ему прямо сказать об этом. Суини еще глубже засунула руки в карманы куртки, чувствуя себя незваной гостьей.

То же ощущение возникло у нее и в прошлый раз, когда она приезжала сюда. Разумеется, тогда на Суини давила необходимость общаться с незнакомыми людьми — впрочем, это продолжалось недолго, — однако сейчас она испытывала такую же неловкость. Роскошь действовала ей на нервы. В детстве Суини то и дело проливала соус на чью-нибудь фамильную скатерть, нечаянно вымазывала красками шелковую блузку или наступала на упавшую чернильную ручку, да так, что та ломалась, забрызгивая ковер, стоивший целое состояние. В голосе матери неизменно появлялись трагические нотки, она говорила, что ради спокойствия человечества Парис следовало бы запереть в клетке, после чего рассыпалась в извинениях за неуклюжесть ребенка. И когда-то Суини всерьез опасалась, что мать действительно посадит ее в клетку.