Ключ Сары, стр. 41
Спустя полчаса он поднялся, взглянув на часы. После чего подарил мне странную улыбку.
— Мне нужно поговорить с вами, Джулия, если не возражаете, — пробормотал он, понизив голос почти до шепота, чтобы не услышала Mame. Я обратила внимание, что он вдруг занервничал, переступая с ноги на ногу и с нетерпением глядя на меня. Поэтому я поцеловала Mame на прощание и последовала за свекром к его машине. Он жестом пригласил меня садиться, сам опустился на сиденье рядом со мной, повертел в руках ключи, но включать зажигание не стал. Я молча ждала, нервные движения его пальцев изрядно удивили меня. В салоне машины висело молчание, тяжелое и давящее. Я огляделась по сторонам, окинула взглядом мощеный дворик, сестер милосердия и сиделок, которые вкатывали и выкатывали своих немощных постояльцев на креслах-каталках.
Наконец он заговорил.
— Как поживаете? — поинтересовался он с вымученной улыбкой.
— Нормально, — откликнулась я. — А вы?
— У меня все в порядке. У Колетты тоже.
Снова воцарилось молчание.
— Вчера вечером, когда вас не было, я разговаривал с Зоей, — признался он, избегая смотреть мне в глаза.
Я молча рассматривала его чеканный профиль, римский нос, твердую линию подбородка.
— И что? — устало выговорила я.
— Она сказала мне, что вы занимаетесь расследованием…
Он умолк на полуслове, вертя на пальце брелок с ключами.
— Расследованием этой истории с квартирой, — закончил он и взглянул мне прямо в лицо.
Я кивнула.
— Да, мне удалось установить, кто жил в этой квартире до вас. Зоя наверняка рассказала вам об этом.
Он тяжело вздохнул и замер, опустив голову на грудь, отчего складки у него на шее закрыли воротник рубашки.
— Джулия, я ведь предупреждал вас, помните?
Сердце сильнее забилось у меня в груди, разгоняя кровь по телу.
— Вы просили меня больше не задавать вопросов на эту тему Mame, — невыразительным голосом сказала я. — И я выполнила вашу просьбу.
— Тогда почему вы продолжаете ворошить прошлое? — спросил он. Лицо его покрылось смертельной бледностью. Он дышал тяжело, с трудом, как будто этот процесс причинял ему физическую боль.
Итак, все встало на свои места. Теперь я знала, для чего ему понадобилось поговорить со мной.
— Я лишь выяснила, кто жил здесь раньше, — с жаром продолжала я, — и больше ничего. Я должна была узнать, кто они такие. Больше мне ничего неизвестно. Я не знаю, какое отношение ваша семья имеет к этому делу…
— Никакого! — выкрикнул он, не дав мне закончить. — Мы не имеем никакого отношения к аресту той семьи.
Я хранила молчание, во все глаза глядя на него. Его буквально трясло, вот только я не могла сказать, отчего — от гнева или от чего-то еще.
— Мы не имеем никакого отношения к аресту той семьи, — снова повторил он, пытаясь взять себя в руки. — Их забрали во время облавы на «Вель д'Ив». Мы не выдавали их полиции, никогда не делали ничего такого, вы это понимаете?
Потрясенная, я не сводила с него глаз.
— Эдуард, я и подумать не могла ни о чем подобном. Никогда!
Отчаянным усилием он попытался успокоиться и несколько раз провел по лбу дрожащей рукой.
— Вы задаете слишком много вопросов, Джулия. И проявляете излишнее любопытство. Позвольте рассказать вам, как все произошло. Послушайте меня. Все дело в этой concierge, мадам Руайер. Она поддерживала приятельские отношения с нашей concierge, еще когда мы жили на рю де Тюренн, неподалеку от рю де Сантонь. Мадам Руайер очень уважала мою мать. Та, в свою очередь, была очень добра с ней. Именно она первой сообщила моим родителям о том, что эта квартира освободилась. Квартплата была вполне приемлемой и невысокой. Эта квартира была больше той, в которой мы жили на рю де Тюренн. Вот так все и было. Так мы и переехали в нее. И это все!
Я молча смотрела на него, а его сотрясала дрожь. Мне еще не доводилось видеть его в таком отчаянии. Он выглядел усталым и разбитым. Я нерешительно коснулась его руки.
— С вами все в порядке, Эдуард? — спросила я. Его дрожь передалась мне. Я даже успела подумать, уж не заболел ли он.
— Да, вполне, — ответил он чужим и хриплым голосом. А я все никак не могла взять в толк, отчего он так разволновался.
— Mame ничего не знает, — продолжал он, понизив голос. — Никто не знает. Вы понимаете? Она и не должна знать. Она не должна ничего знать.
Я пребывала в полнейшей растерянности и недоумении.
— Чего она не должна знать? — спросила я. — О чем вы говорите, Эдуард?
— Джулия, — вновь заговорил он, не сводя с меня глаз, — вы понимаете, кем была эта семья, вы знаете их фамилию.
— Я не понимаю… — пробормотала я.
— Вы ведь знаете их фамилию, не так ли? — внезапно рявкнул он, и я испуганно вздрогнула. — Вам ясно, что случилось. Не так ли?
Должно быть, я выглядела окончательно сбитой с толку, потому что он тяжело вздохнул и закрыл лицо руками.
Я сидела рядом, потеряв дар речи. Ради всего святого, о чем он говорит? Что такого случилось, о чем никто не знал?
— Девочка… — наконец произнес он так тихо, что едва расслышала его. — Что вам удалось узнать о девочке?
— Что вы имеете в виду? — спросила я, по-прежнему ничего не понимая.
— Девочка… — повторил он приглушенным, чужим голосом. — Она вернулась. Через пару недель после того, как мы переехали в новую квартиру. Она вернулась на рю де Сантонь. Мне было тогда двенадцать лет. Я никогда этого не забуду. Я никогда не забуду Сару Старжински.
К моему ужасу, лицо его сморщилось. Из глаз у него потекли слезы. Я не могла произнести ни слова. Я могла только ждать и слушать. Человек, сидевший рядом со мной, уже ничем не напоминал моего высокомерного и надменного свекра.
Это был кто-то другой. Тот, кто долгие годы носил в душе страшную тайну. Носил целых шестьдесят лет.
___
От вокзала на метро до их дома на рю де Сантонь было совсем недалеко, всего-то пара остановок и пересадка на станции «Бастилия». Когда они свернули на рю де Бретань, Сара почувствовала, как сердце заколотилось у нее в груди. Она шла домой. Через несколько минут она будет дома. Может быть, пока ее не было, матери или отцу удалось вернуться домой, и, может быть, сейчас они все ждали ее, вместе с Мишелем, в их квартире. Ждали ее возвращения. Интересно, может, она сошла с ума, если думает об этом? Может быть, она лишилась рассудка? Но разве не могла она надеяться, разве это запрещено? Ведь ей было всего десять лет, и она отчаянно хотела надеяться, хотела верить. И эта ее надежда и вера были сейчас сильнее всего на свете, сильнее самой жизни.
Она потянула Жюля за рукав, подгоняя его, и почувствовала, как с каждым шагом оживает и крепнет надежда, похожая на прирученного дикого зверя, теперь вырвавшегося на волю. Тихий и мрачный голос внутри прошептал: «Сара, не надейся, не верь, постарайся подготовиться к худшему, постарайся поверить в то, что тебя никто не ждет, что папы и мамы там нет, что в квартире пусто, пыльно и грязно и что Мишель… Мишель…»
Перед ними вырос дом под номером 26. Она обратила внимание, что на улице ничего не изменилось. Она оставалась все такой же тихой и узенькой, какой была всегда. Как могло случиться, подумала девочка, что изменились и оборвались жизни многих людей, а улицы и дома остались такими же, как раньше?
Жюль распахнул тяжелую дверь. И дворик тоже остался прежним, он шумел зеленой листвой, в нем пахло пылью и плесенью. Когда они шли по двору, мадам Руайер отворила дверь своей маленькой квартирки и высунула голову наружу. Сара отпустила руку Жюля и рванулась к лестнице. Быстрее, нужно бежать как можно быстрее, она наконец-то дома и нельзя терять времени.
Поднявшись на второй этаж и уже запыхавшись, она услышала, как concierge полюбопытствовала:
— Вы ищете кого-то?
Вслед за нею по ступенькам долетел голос Жюля: