Вне закона, стр. 76
— А у меня ухажер есть, — призналась она.
— Ну-у?..
— Ты псих?
— Какой же я псих? Ты ночью меня как раз тем и одарила, что мне было нужно. И ты такая красивая…
— Ну не очень-то я и хороша. — Она старалась представлять себя красивой и в то же время стыдилась обмана.
— По мне, красивая.
— Только я вот здесь, вся тобой пахну и в твоем свитере, а он в своей постели спит в Ист-Виллидже.
— Вот она ты, и вот он я. Каждый должен быть в каком-то месте.
Тут она подошла ко мне и принялась целовать меня в пупок. Зазвонил телефон. Меньше всего на свете мне хотелось сейчас по телефону беседовать, но я понимал: надо взять трубку. Шари застонала от горя.
— Минуточку, радость моя, — успокоил я ее. — Это, наверное, по делу. Алло?
— Между Шестым и Седьмым на северной оконечности Сорок седьмой улицы, — произнес Арчибальд Беззаконец. — Ювелирный магазин «Делюкс». В девять тридцать. Буду ждать тебя у входа.
Когда я вешал трубку, Шари жарко шептала мне на ухо:
— Дай мне три дня — и я твоя.
Я хмыкнул и потянул ее за высиненные космы, так что губы наши сошлись. И еще долго я совсем не думал ни про большеглазых моделей, ни про анархию, ни про то, чем день может кончиться.
14
Я стоял на другой стороне улицы напротив ювелирного магазина в девять пятнадцать, потягивал кофе из бумажного стаканчика и тер воспаленные от недосыпа глаза. Когда я говорю: ювелирного магазина, — то должен пояснить. Там весь квартал — сплошь ювелиры. Что ни дверь — ювелир, что ни этаж, тоже ювелиры. Обитали в том квартале и арабы, и индусы из Индии, и евреи-ортодоксы, и белые, и азиаты, и люди всех других цветов кожи. Здоровенные негры-охранники шутили с похожими на живые мощи дельцами. Прохожие здесь, я сам слышал, бегло говорили по-французски, и по-испански, и на иврите, и на идише, на китайском и даже на скандинавских языках.
За час до этого я усадил Шари в такси. Она уверяла, что собирается немного поспать и что я должен позвонить ей сегодня же, только попозже. Сегодня же позвоню, уверил я ее, если только смогу, и она спросила, не попал ли я в беду.
— Почему ты об этом спросила?
— Папаша мой всегда в беду попадал, а ты мне его напомнил.
— Мне нравится, когда ты зовешь меня папашей, — успел сказать я, прежде чем поцеловать ее и захлопнуть дверцу желтого такси.
Ювелирный «Делюкс» представлял собой всего лишь стеклянную дверь с выведенным на ней золотом названием. За дверью на складном стульчике сидел пожилой чернокожий, голова которого формой напоминала ромб. Впечатление это усиливала сильно забравшаяся вверх линия редеющих волос. В квартале полным-полно было магазинов посолиднее, где в витринах красовались выложенные бархатом и атласом коробки с драгоценными каменьями, оправленными в платину и золото.
По моим прикидкам, люди, работавшие в «Делюксе», служили опорой для низкой арендной платы Беззаконца в этом мире нескончаемого богатства.
— Привет, малыш, — произнес Арчибальд Беззаконец.
Он уже стоял рядом, будто из воздуха нарисовался.
— Мистер Беззаконец!
— Являться вовремя есть добродетель в этом мире, — сказал он. Я так и не понял: похвалил он меня или укорил. — Пойдем?
Мы перешли улицу и двинули к скромному входу.
— Мистер Беззаконец, — радостно приветствовал охранник. — Вы Самми ищете?
— Думаю, сегодня мне понадобится Аппельбаум, Лэрри.
Охранник кивнул и повел рукой:
— Тогда проходите.
Помещеньице, где он сидел, было не более чем выложенным по полу черной плиткой вестибюлем, где, кроме его стульчика, находилась еще дверь лифта. Беззаконец нажал на единственную кнопку на панели, и дверь тут же открылась. Внутри кабины кнопок было двенадцать, и отличались они только цветом. Анархист выбрал оранжевую, и кабина стала опускаться.
Когда дверь открылась, мы оказались в еще одном тесном помещеньице. Правда, побольше, чем вестибюль Лэрри, зато совсем без мебели и с цементным полом.
Дверь нам открыла миниатюрная азиатка с жестким, как бразильский орех, лицом. Стоило женщине увидеть Беззаконца, как она улыбнулась и разразилась потоком слов на каком-то арабском диалекте. Арчибальд отвечал ей на том же языке, чуть помедленнее, но тем не менее бегло и свободно.
Следом за женщиной мы прошли по коридору. По обе стороны располагались комнаты с раскрытыми дверями. В одной сидел пожилой еврей и рассматривал обитую черным бархатом подставку. На темной ткани лежало по крайней мере с дюжину бриллиантов, каждый из которых был достаточно велик, чтобы застрять в горле у мелкой птахи.
В конце коридора имелся дверной проход без двери, через который я увидел убогую контору и непривлекательного человека.
Приветствуя нас, он встал и оказался немногим выше меня. Блондин с коричневой кожей и поразительными изумрудными глазами. Он был одновременно отвратителен и красив — качества, которые плохо уживаются в мужчинах.
— Арчи! — воскликнул он с акцентом, определить происхождение которого я не смог. — Сколько лет, сколько зим.
Они обменялись рукопожатиями.
— Вин, это Феликс. Он работает у меня, — представил Беззаконец.
— Очень рад познакомиться. — Ювелир пожал мне руку и заглянул в глаза.
Пересилив содрогание, я произнес:
— Я тоже.
Мы с Арчибальдом уселись на стульях, Вин Аппельбаум устроился за видавшим виды дубовым столом. Поскольку находились мы под землей, никаких окон не было. Контора, отнюдь не тесная, была выкрашена так давно, что о первоначальном цвете стен оставалось только гадать. На потолке горели светильники дневного света. На полу лежал персидский ковер, протертый на тех местах, по которым постоянно ступали.
Аппельбаум, на вид ему было за сорок, носил переливающийся серебристо-зеленый костюм. Отличный пошив, пиджак на трех пуговицах. Сорочка черная, расстегнутая у ворота.
Меня поразило, что он не носит драгоценностей. Ни кольца, ни цепочки, ни даже часов. Он походил на сводника-гомосексуалиста, занимающегося женщинами, или на мясника-вегетарианца.
— Стрэнгман, — произнес Беззаконец.
— Лайонел, — в тон ему добавил Вин.
— Вот именно. И что с ним?
— Какое-то время он был счастливейшим человеком на свете. Через инвестиционный синдикат сделал приобретение, от какого короли слюной изошли. Теперь он в большой беде.
— Его ограбили?
— Это слово даже близко не объясняет утрату двадцати трех почти красных бриллиантов.
— Красных? — переспросил Беззаконец. — Я считал, самое большее, что можно получить в алмазах, — это розовый или пурпурный.
Аппельбаум кивнул:
— Да. Можно сказать, эти камни (ни в одном из них нет меньше шести каратов) насыщенного темно-розового цвета. Но на взгляд видевшего их, они — красные.
— Красные на пятьдесят миллионов долларов?
— Это если удастся продать коллекцию целиком, — уточнил Аппельбаум, кивая. — Да. Только представьте, какое колье можно сделать всего из девяти этих драгоценностей.
— Мои весы склоняются к голодающим, гибнущим миллионам, — заявил Беззаконец.
— Добычей Стрэнгмана можно насытить народ маленькой страны.
— А что Ламарр? — спросил тогда Арчибальд Беззаконец.
Тут меня сомнение взяло, работал ли он в самом деле на страховую компанию. Я понимал, что даже если и есть у него клиент, то нужды их разнятся точно также, как интересы сошедшихся в манхэттенском подвале торговца драгоценностями и анархиста.
— Бенни? — переспросил Аппельбаум. — А что с ним?
— Он знал Стрэнгмана?
— Лайонела знает всякий. Он уже много лет толчется возле нашего бизнеса. Думаете, Бенни имеет отношение к краже?
— Бриллианты, значит, совершенно определенно были украдены? — уточнил Беззаконец.
— Определенно.
— И у кого они?
Аппельбаум покачал головой.
— Тогда кто их страховал? — спросил Беззаконец.
— «Аушлюс, Энтерби энд Гренелл». Какая-то австралийская компания. — Старый ювелир опять покачал головой.