Возвышение Сайласа Лэфема, стр. 27

На этот раз он не возражал против укора, содержавшегося в ее прощении.

— Ну, теперь все позади, и прошу тебя, выбрось это из головы.

Как всякий человек, он не мог не воспользоваться тем, что был в милости, и злоупотребил этим, пригласив к ужину Кори. Жена по такому случаю, конечно, отпустила ему грех непослушания. А Пенелопа заявила, что от восхищения отвагой полковника и долготерпением матери она просто не в состоянии занимать гостя, но что может — сделает.

Айрин больше любила слушать, чем говорить; когда сестра бывала рядом, она всегда, словами или безмолвно, обращалась к ней за подтверждением того, что сказала. Чаще она просто сидела, сияя красотой, глядела на молодого человека и слушала шутки сестры. Она смеялась им и смотрела на Кори, чтобы убедиться, что шутка до него дошла. Когда они вышли на веранду полюбоваться луной над морем, Пенелопа шла впереди, Айрин — сзади.

На луну они смотрели недолго. Молодой человек сел на перила веранды, а Айрин — на одну из красных качалок, откуда было хорошо видно и его и сестру, которая тоже сидела в ленивой позе и, как говорится, разливалась соловьем. Ее низкий, воркующий голос доставлял наслаждение; лицо, видимое в лунном свете, только когда она поворачивала его или поднимала, притягивало его взор. Речь ее не была литературной, и эффект едва ли был сознательным. Она вовсе не пересыпала ее прибаутками. Она просто рассказывала о разных пустяках, очерчивала внешность и характеры заинтересовавших ее людей; никто не ускользал от ее внимания; иногда она подражала им, но немного. Она лишь намекала, и картина возникала словно без ее участия. Она не смеялась; когда смеялся Кори, она издавала горлом нежный звук, как бы довольная, что позабавила его, и продолжала.

Полковник, впервые за вечер оставшись наедине с женой, поспешил заговорить.

— Вот, Перри, с Роджерсом я уладил, надеюсь, ты теперь будешь довольна: он мне должен двадцать тысяч долларов, а залогу я взял у него на четверть этой суммы, если вздумаю продать его акции.

— Как вышло, что он с тобой поехал? — спросила миссис Лэфем.

— Кто? Роджерс?

— Нет, мистер Кори.

— Ах, Кори! — сказал Лэфем, притворяясь, будто не понял, что речь о нем. — Он сам предложил.

— Как бы не так! — усмехнулась жена, однако вполне дружелюбно.

— Вот именно так, — возразил полковник. — Мы с ним начали один разговор, когда я уже собрался уходить; ну он и проводил меня на катер, а там спросил: ничего, если он поедет со мной и вернется обратным катером? Этого я не мог допустить.

— Твое счастье, что не мог.

— А как я мог не пригласить его к чаю?

— Ну, конечно, не мог.

— Но ночевать он не останется, разве только, — Лэфем запнулся, — разве только ты этого захочешь.

— Ну, конечно, если я захочу! Вижу, что он останется.

— Ты же знаешь, какая давка на последнем катере, а на другие он уже не поспеет.

Миссис Лэфем рассмеялась его нехитрой уловке.

— Надеюсь, ты будешь вполне доволен, Сай, если окажется, что он и не думает об Айрин.

— Фу, Персис! Вечно ты про это, — взмолился полковник. Потом замолчал, и его грубоватое лицо невольно омрачилось.

— Вот! — вскричала жена, выводя его из задумчивости. — Я знаю, каково тебе будет; и ты, надеюсь, вспомнишь, кого надо будет винить.

— А я рискну, — сказал Лэфем с уверенностью человека, привычного к успеху.

С веранды доносился ленивый голос Пенелопы, радостный смех Айрин и хохот Кори.

— Ты только послушай! — сказал отец, раздуваясь от невыразимой гордости. — Эта девушка говорит за десятерых. С ней и цирка не надо. Интересно, о чем она.

— Рассказывает какую-нибудь историю, кого-нибудь представляет. Ей стоит выйти из дома, и она приносит больше рассказов, чем большинство людей привезло бы из Японии. Увидит смешного человека и обязательно что-то у него подметит, а нам уже смешно. Кажется, не побывало у нас никого, с тех пор как эта девочка научилась говорить, чтоб она не переняла чего-то; и ведь так изобразит человека, что видишь его как живого. Иной раз хочу ее остановить; но когда она в ударе, разве остановишь? Хорошо, что она помогает Айрин занимать гостей. И мне она никогда не дает унывать.

— Это так, — сказал полковник. — И культуры у нее не меньше, чем у всех этих. Верно?

— Читает она очень много, — согласилась мать. — Прямо запоем. Но нельзя же во вред здоровью. Иной раз так и отняла бы у нее книгу. Не знаю, хорошо ли девушке столько читать, особенно романы. Еще заберет себе в голову чего не надо.

— Ну, Пэн глупостей не сделает, — сказал Лэфем.

— Да, она умница. Но Айрин гораздо практичнее. Пэн часто витает в облаках — мечтательница. А Айрин — той пальца в рот не клади. Если надо что сделать, решить, так из них двоих всякий примет Айрин за старшую. Вот только по части разговоров, тут, конечно, Пэн вдвое умней.

— А теперь скажи, — произнес Лэфем, молча согласившись с последним утверждением и откидываясь на кресле, полный довольства. — Видела ты где-нибудь девушек лучше наших?

Жена засмеялась над его гордостью:

— Свои гуси обязательно лебеди.

— Нет, ты скажи честно!

— Девушки неплохие, только ты все-таки не глупи, Сай, если можешь.

Молодежь вернулась в комнаты, и Кори сказал, что ему пора на катер. Миссис Лэфем стала уговаривать его остаться, но он был тверд и даже не позволил полковнику подвезти его к пристани; сказал, что пойдет лучше пешком. Он пошел быстро, и уже виден был в бухте катер; надо было лишь пересечь песчаную полосу влево от отелей. Иногда Кори останавливался, чем-то приятно взволнованный, и шел потом еще быстрее.

— Она прелестна! — сказал он, и ему показалось, будто он произнес это вслух. Тут он увидел, что сошел с тропы и вязнет в песке. Он вернулся на тропу и едва поспел на катер. Билетер подошел к нему с билетами, и Кори поднял к его фонарику сияющий взгляд; улыбка, видимо, долго не сходила с его лица. Один раз окружавшие его пассажиры внезапно с опаской отодвинулись, и он понял, что громко рассмеялся.

11

Кори удалось согнать улыбку с лица, только грозно нахмурясь; это он понял, лишь когда пришел домой и отец спросил:

— Что-нибудь сегодня не так в твоем департаменте изящных искусств?

— Нет, сэр, нет, — сказал сын, давая отдых сдвинутым бровям и снова сияя. — Но я думаю, вы правы, что хорошо бы вам познакомиться с полковником Лэфемом, не откладывая надолго.

— Он на это намекнул? — спросил Бромфилд Кори, отложив книгу и охватив руками свое худое колено.

— Нет, ничем не намекал, — поспешил сказать молодой человек. — Я просто подумал, что не покажется ли с вашей стороны намеренным — так откладывать.

— Я, Том, предоставил тебе это решить.

— Да, понимаю и не хочу настаивать…

— Ты ведь куда больше бостонец, чем я. Я ждал твоего сигнала в полной уверенности, что ты знаешь, что подобает делать и когда. Будь я всецело предоставлен моим необузданным побуждениям, я сразу бы нанес визит твоему padrone [2]. Мне кажется, мой отец сумел бы показать мне, что именно это надлежит сделать, если находишься с полковником Лэфемом в тех отношениях, в каких находимся мы.

— Вы так считаете? — спросил молодой человек.

— Да. Но я знаю, что в подобных делах я не авторитет. Тут я всегда подчиняюсь вашей матери и вам, детям.

— Очень сожалею, сэр. Я не думал, что действую наперекор вашему мнению. Я просто хотел избавить вас от формальности, которая еще не казалась необходимой. Простите, — повторил он с искренним сожалением. — Я не хотел быть невнимательным к человеку, который так хорошо ко мне отнесся. Все они — очень добрые люди.

— Надеюсь, — сказал Бромфилд Кори с удовлетворением, естественным для пожилого человека, когда он оказывается более прав, чем молодой, — что еще не поздно явиться завтра вместе с тобой в твою контору.

— О нет. Я не ожидал, что вы захотите так скоро, сэр.