Возвышение Сайласа Лэфема, стр. 12

— Так вот он, молодой Кори, — сказал полковник, пуская крупную величавую лошадь, которая увозила их домой. — Недурен собой, и глаза этакие честные. Не пойму только, как это малый с таким образованием может жить дома на отцов счет. Будь у меня его здоровье и образование, я бы захотел себя показать.

На заднем сиденье девушки держались за руки и нервно сжимали их друг другу при каждом высказывании отца.

— Я думаю, — сказала миссис Лэфем, — он как раз и ездил в Техас, чтобы что-то себе подыскать.

— Видать, не подыскал.

— Ну, если у отца хватает на него денег и он не жалуется на обузу, нам-то что до этого?

— Конечно, дело не мое, но мне это не нравится из принципа. Я люблю, чтобы мужчина поступал как мужчина. Нечего его нежить как барышню. Этот малый наверняка состоит в двух-трех клубах и весь день там торчит, глядя из окна, — видал я таких, — нет чтобы честно добывать свой хлеб.

— Будь я молодым человеком, — вмешалась Пенелопа, — я бы состояла в двадцати клубах, если столько найдется, и торчала бы во всех, и из окна смотрела бы до упаду.

— Ах, вот как? — спросил отец, восхищенный этим вызовом и оборачивая к ней свою крупную голову. На мои деньги это тебе не удалось бы, будь ты моим сыном.

— Посмотрим, — отпарировала девушка.

Это всех рассмешило. Но вечером, заводя часы, прежде чем положить их под подушку, полковник всерьез вернулся к этой теме.

— Я бы сделал из него человека, если бы он вошел ко мне в дело. Закваска в нем есть. Но я для того так говорил, чтобы Айрин не думала, будто я потерплю этакого бездельника, любого, пусть образованного, пусть воспитанного. Судя по тому, что сказала Пэн, Айрин поняла, к чему я клонил.

Девушка явно была меньше озабочена отцовскими принципами, чем впечатлением, какое он произвел на молодого человека. Она обсудила это подробно с сестрой, прежде чем они легли спать, и спрашивала в отчаянии, пока Пенелопа расчесывала перед зеркалом волосы:

— А он не подумает, что папа всегда так хвастает?

— И будет прав, если подумает, — ответила ее сестра. — Отец ведь вечно так. Просто ты прежде меньше это замечала. И если он не сможет понять этого хвастовства, то будет уж чересчур хорош. Мне, например, нравилось, как распространялся полковник.

— Знаю, — сказала огорченная Айрин. Потом вздохнула. — А правда он выглядел чудо как хорошо?

— Кто? Полковник? — Пенелопа переняла у матери привычку так называть отца, и это звание было в ходу для всех ее шуток.

— Ты отлично знаешь, что я говорю не о нем, — надулась Айрин.

— Ах, о мистере Кори? Так и надо было сказать — о мистере Кори. Если бы я хотела сказать: мистер Кори, так бы и сказала; мистер Кори. А что, нельзя? Разве это какое-нибудь ругательство? Вот и буду: Кори, Кори, Ко…

Сестра зажала ей рот рукою.

— Замолчишь ли ты, несчастная? — сказала она жалобно. — Тебя слышно во всем доме.

— И даже на всей площади. Что ж, по-моему, он выглядел довольно хорошо для некрасивого юноши, который давно не навивал волосы на папильотки.

— Да, он острижен очень коротко, — признала Айрин, и обе рассмеялись, вспомнив, как выглядела стриженная голова мистера Кори. — А его нос тебе нравится? — робко спросила Айрин.

— Вот теперь обсуждается нечто серьезное, — сказала Пенелопа. — Пожалуй, будь у меня столько носа, я хотела бы, чтоб уж он был целиком римский.

— Ну как же нос может быть наполовину такой, а наполовину другой? — заспорила Айрин.

— Очень даже может. Посмотри на мой! — Она повернулась к зеркалу так, чтобы видеть свой нос в три четверти, сложила руки, не выпуская из них щетки, и беспристрастно его рассматривала: — Мой нос начал как греческий, а не дойдя до переносицы, передумал и дальше уже курносый.

— У тебя очень хорошенький нос, Пэн, — сказала Айрин, тоже созерцая отражение.

— Не надейся, что за комплимент выудишь похвалу его носу, миссис, — добавила она, — К.

Айрин также держала в руке щетку и, кинувшись на сестру, стала слегка шлепать ее обратной стороной.

— Бессовестная! — кричала она, краснея.

— Ну ладно, миссис Д., — сказала Пенелопа. — Против Д. ты ничего не имеешь? Хотя мне кажется, что К. — тоже хорошо для инициалов.

— О! — вскричала младшая, выражая этим все, что выразить невозможно.

— Глаза у него и вправду очень хороши, — признала Пенелопа.

— О да! А ты заметила, как сидит на нем сюртук? И прилегает, и свободно, — и у отворотов свободно.

— Да, это, несомненно, разумный молодой человек. Умеет выбрать портного.

Айрин присела на край стула.

— Как хорошо, что ты сказала про клубы.

— О, я просто хотела поспорить, — сказала Пенелопа. — Не могла слышать, как отец пыжится, и не вмешаться.

— Ах, как он пыжился! И как хорошо, что мама, наконец, спустилась, хоть и показалась начиная с чулок.

Девушки безудержно расхохотались, пряча лица на груди друг у друга.

— Я думала — умру, — сказала Айрин.

— Это все равно что заказать картину, — Пенелопа повторяла слова отца, но как бы мечтательно и рассеянно. — Заплатите художнику достаточно, и он сможет сделать вам первоклассную вещь. Заплатите архитектору побольше, и обязательно будет у вас красивый дом.

— Это было ужасно! — простонала ее сестра. — Никто бы не подумал, что он сперва неделями и слышать не хотел об архитекторе и только потом согласился.

Пенелопа продолжала:

— Мне всегда нравилась набережная Бикона — когда я еще не имел здесь участка. Если уж селиться на Бэк-Бэй, так подайте мне набережную Бикона.

— Ой, ой! — взвизгивала Айрин, — перестань!

Внизу открылась дверь родительской комнаты, и голос настоящего полковника крикнул:

— Вы что там делаете, девочки? Почему не ложитесь?

В ответ раздались нервные взвизгивания. Полковник услышал топот быстрых ног, шелест платьев и хлопанье дверей. Потом одна из дверей открылась снова, и Пенелопа сказала:

— Я просто повторяла твои слова из разговора с мистером Кори.

— Ладно, — ответил полковник. — Остальное доскажешь утром за завтраком, да гляди встань вовремя, чтобы и я послушал.

В это время Кори-младший отпер своим ключом дверь дома и прошел в библиотеку, где его отец дочитывал статью в «Revue des Deux Mondes». Это был пожилой джентльмен с седыми усами, который не отказывался от пенсне ради более удобных очков даже у себя в библиотеке. Он сбросил его, когда вошел сын, и лениво и ласково взглянул на него, потирая красные отметины, всегда остающиеся от пенсне по сторонам носа.

— Том, — сказал он, — где ты добыл этот отличный костюм?

— Я задержался на день в Нью-Йорке, — ответил сын, подвигая себе стул. — Я рад, что вам нравится.

— Мне всегда нравятся твои костюмы. Том, — задумчиво произнес отец, вертя пенсне в руке. — Не понимаю только, откуда ты берешь деньги.

— Видите ли, сэр, — сказал сын, который иногда вставлял это старомодное обращение к отцу, и звучало оно очень приятно, — у меня снисходительный родитель.

— Закури? — предложил отец, подвигая к нему коробку сигар и вытащив одну.

— Нет, благодарю, — сказал сын. — Я бросил.

— Вот как? — отец ощупью стал искать на столе спички, как это делают пожилые люди. Сын встал, зажег спичку и поднес ему. — Я слыхал — спасибо, Том, — что статистики доказывают: если вы бросили курить, то можете отлично одеваться на сэкономленные деньги, даже не имея снисходительного родителя. Но я уже стар, чтобы пробовать. Хотя, должен сказать, предпочел бы одеваться. Кого ты встретил в клубе?

— Там было людно, — сказал Кори-младший, рассеянно следя за красивыми клубами дыма.

— Удивительна закаленность молодых клубменов, — заметил отец. — Все лето, когда самые выносливые женщины бегут к морю, клубы полны молодых людей; жара им, как видно, нипочем.

— В Бостоне летом вовсе не плохо, — сказал сын, не поддерживая иронического тона.

— Конечно, в сравнении с Техасом, — ответил отец, продолжая безмятежно курить. — Но вряд ли ты вне клуба встречаешь в городе много своих друзей.