Последний странник, стр. 24
Встав во главе фонда «Вечнозеленые», генерал немедленно ввел в действие внутреннюю систему «защитной цепи». Рядовые сотрудники фонда имели право держать электронное удостоверение в кармане рубашки или, повесив на шнурок, носить его на шее. Сотрудникам высокого ранга чипы вшивали под кожу. Шрам на тыльной стороне правой руки подтверждал высокий статус человека. Раз в месяц Лоуренсу приходилось прикладывать руку к внешнему зарядному устройству. Когда чип набирал достаточный для работы заряд, по руке растекалось тепло и легкое покалывание.
Лоуренс сожалел, что в самом начале программы не знал, как именно работает «защитная цепь». Спутник глобального местоопределения отслеживал передвижения человека, а компьютерная программа моделировала клетку из наиболее частых пунктов назначения. Подобно большинству людей, Лоуренс Такава девяносто процентов своего времени проводил в Клетке из неизменных мест пребывания. Изо дня в день делал покупки в одном и том же универмаге, занимался в одном и том же тренажерном зале и курсировал туда и обратно между домом и офисом. Знай Лоуренс о Клетке с самого начала, он в течение первого месяца сделал бы и несколько необычных поездок.
Теперь же, стоило ему отклониться от привычного маршрута, как на электронный почтовый ящик приходило письмо с вопросами: «С какой целью вы посещали Манхэттен в среду, в 21.00? С какой целью вы посещали Таймс-сквер? С какой целью вы проехали по Сорок второй улице до станции „Гранд-Централ“?» Вопросы были сформулированы и отосланы компьютерной программой, но отвечать на них приходилось обязательно. Лоуренс не знал, отправляются ли его ответы прямиком в файл, который никто не читает, или же анализируются другой компьютерной программой. Работая на Братство, человек не знал, когда за ним наблюдают, и поэтому считал, что наблюдают всегда.
Войдя в свой городской дом, Лоуренс сбросил туфли, стянул галстук и швырнул портфель на кофейный столик. Всю обстановку Лоуренс купил при участии женщины-дизайнера, услуги которой любезно оплатил фонд «Вечнозеленые». Она сразу заявила, что Лоуренс относится к людям весны, поэтому вся мебель и стены были выдержаны в пастельных сине-зеленых тонах.
Оставшись наконец в одиночестве, Лоуренс всегда проделывал один и тот же ритуал. Он подходил к зеркалу, улыбался, затем хмурился, а потом начинал кричать. Сбросив таким образом напряжение, он принимал душ и надевал халат.
Год назад Лоуренс соорудил в чулане домашнего кабинета секретную комнату. На то, чтобы провести туда электричество и спрятать вход за книжным шкафом на скрытых колесиках, потребовалось несколько месяцев. Последний раз Лоуренс заглядывал в потайную комнату три дня назад, и теперь пришло время для очередного визита. Отодвинув шкаф на несколько футов, Лоуренс протиснулся внутрь и включил свет. На маленьком буддистском алтаре стояли две фотографии, сделанные теплой весной в Нагане. На одном из снимков родители Лоуренса, улыбаясь друг другу, держались за руки, а на втором его отец сидел в одиночестве и с грустью смотрел вдаль, на горы. Перед ним стоял столик, а на столике лежали два древних японских меча – один с рукоятью, инкрустированной нефритом, а другой – вставками из золота.
Лоуренс открыл сундучок из эбенового дерева и вынул оттуда спутниковый телефон и портативный компьютер. Через минуту молодой человек уже подключился к интернету и блуждал в сети, разыскивая французского Арлекина по имени Линден. Наконец тот отыскался в чате, посвященном трансмузыке.
– Сын Спарроу здесь, – напечатал Лоуренс.
– Все в порядке?
– Думаю, да.
– Есть новости?
– Мы нашли доктора, который согласился вживить имплантат в мозг объекта. Операция скоро начнется.
– Что-нибудь еще?
– Команда компьютерщиков, судя по всему, делает большие успехи. Сегодня в столовой они выглядели ужасно довольными. Доступа к их исследованиям у меня по-прежнему нет.
– Как насчет двух самых важных для эксперимента объектов? Нашли?
Какое-то время Лоуренс глядел на экран монитора, а затем быстро ввел на клавиатуре:
– Их разыскивают прямо сейчас. Время поджимает. Вы должны найти братьев.
13
Швейная фабрика мистера Пузыря располагалась в четырехэтажном здании из красного кирпича. У главного входа стояли два каменных обелиска. Приемную на первом этаже здания украшали гипсовые копии египетских статуй, а стены лестничных пролетов были покрыты иероглифами. «Интересно, – подумал Габриель, – они нашли какого-нибудь профессора, который написал настоящее иероглифическое послание, или просто скопировали знаки из энциклопедии?» Позднее, разгуливая ночью по пустому зданию, Габриель прикасался к загадочным письменам рукой и обводил их очертания указательным пальцем.
Каждое буднее утро на фабрику приходили рабочие. Первый этаж предназначался для получения и отправки товаров, а заправляли здесь молодые латиноамериканцы в широких брюках и белых футболках. Поступившую ткань отправляли грузовым лифтом на третий этаж, к закройщикам. Сейчас тут шили женское белье, и закройщики раскладывали на огромные деревянные столы слои атласа и искусственного шелка и разрезали ткань электрическими ножницами. На втором этаже работали швеи – в основном незаконные эмигрантки из Мексики и Центральной Америки. Мистер Пузырь платил им по тридцать два цента за каждое изделие. Швеи трудились в пыльной и очень шумной комнате, что не мешало им все время над чем-то смеяться или болтать друг с другом. У некоторых на швейных машинах висели бумажные образки с Девой Марией, и царица небесная будто наблюдала за работницами, пока те прострачивали красные бюстье и подвешивали на застежку-молнию меленькие золотые сердечки.
Последние несколько дней Майкл и Габриель провели на четвертом этаже фабрики, где хранились пустые коробки да старая офисная мебель. В магазине спорттоваров Дьяк купил для братьев спальные мешки и раскладушки. Душевых на фабрике не имелось, поэтому по ночам Габриель и Майкл спускались в туалет для рабочих и обтирались влажной губкой. На завтрак ели пончики и пирожки. В обеденное время к дверям фабрики подъезжал буфет на колесах, и один из охранников приносил в пенопластовых контейнерах яйца с кукурузой или сандвичи с мясом индейки.
В дневное время за братьями приглядывали два сальвадорца. Когда рабочие расходились по домам, приезжал Дьяк вместе с лысым латиноамериканцем, бывшим вышибалой из ночного клуба по имени Хесус Моралес. Основную часть времени Хесус читал журналы об автомобилях и слушал по радио мексиканскую музыку.
Когда Габриелю становилось скучно и хотелось с кем-нибудь поговорить, он спускался вниз поболтать с Дьяком. Огромный самоанец получил такое прозвище из-за того, что служил диаконом в фундаменталистской церкви в Лонг-Бич.
– Каждый человек отвечает за свою собственную душу, – говорил он Габриелю. – Если кто-то отправляется в ад, значит, в раю остается больше места для праведников.
– А что, если ты сам попадешь в ад, Дьяк?
– Нет уж, братишка, я в ад не попаду. Я собираюсь наверх, в местечко посимпатичней.
– А вдруг тебе придется кого-нибудь убить?
– Смотря кого. Если это будет настоящий грешник, то мир без него станет только лучше. Мусору самое место в мусорном баке. Понимаешь, о чем я, братишка?
Габриель поднял на четвертый этаж свою «хонду» и принес несколько книг. Большую часть времени он разбирал мотоцикл, чистил отдельные детали, а затем ставил их на место. Устав от мотоцикла, читал журналы или книгу с переводами «Повести о Гэндзи».
Габриель скучал по тому чувству свободы, что возникало, когда он ехал на мотоцикле или прыгал с парашютом. Теперь они с Майклом были заперты на фабрике. Габриелю по-прежнему снились пожары. Он снова и снова возвращался в старый дом и смотрел, как ярко-желтым пламенем полыхает кресло-качалка. Потом глубоко вздыхал и просыпался в полной темноте. В нескольких футах от него сопел Майкл, а внизу, на улице, мусоровоз забирал полные мусорные баки.