Обыкновенный мамонт, стр. 5

Отец, заядлый рыболов, несколько раз брал его на рыбалку. Они разжигали на берегу костёр. Лёвка укутывался с головой отцовским ватником, поверх накрывался плащ-палаткой и сладко спал до самой зари.

— Ищи дрова, — энергично сказал Лёвка, — разведём костёр.

Они собрали в кучу несколько сухих веток.

— А спичек у нас нету… — упавшим голосом вспомнил Лёвка. — У тебя нет спичек?

Серёжка зашарил по карманам. Ржавая гайка, два погнутых гвоздика, свинцовая пломба, найденная под навесом. Спичек он сроду не носил.

— Обойдёмся без костра… Без огня даже лучше. Костёр хищников привлекает.

Услышав о диких зверях, Серёжка всхлипнул. Он с трудом успокоился и забылся тяжёлым сном, а Лёвка, прижав к себе измученного друга, ещё какое-то время лежал с широко открытыми глазами.

Высоко над головой мерцали звёзды. Внизу носились во всех направлениях светлячки. Они вычерчивали в чёрной густой тьме голубые линии, бесшумно вспыхивали фосфорическими пунктирами трассирующих очередей автоматов.

Лёвка и не заметил, как его сморило. Уже под утро светлячки опять объявились. Он не увидел, а услышал их. Грохот автоматной очереди распорол тишину. Многократное эхо прокатилось по узкой пади, будто стрельнули не из одного, а из тысячи автоматов.

АТАКА

Командир отделения разведки сержант Куликов с тремя солдатами шли по таёжному распадку.

Время от времени сержант Куликов останавливался, настраивал компас и определял направление дальнейшего продвижения маленького отряда. Сержант выбирал приметный ориентир — высокий кедр, обломок скалы, геодезическую вышку на сопке — и показывал на него товарищам. Те беззвучно отвечали: «Ясно». Они понимали: теперь надо держать путь на кедр (или на скалу, на вышку).

Отряд шёл по компасу. Магнитная стрелка всегда нацелена на север, будто привязана к полюсу. Как коза верёвкой к колышку.

Разведчики двигались след в след, молчаливые и сосредоточенные. На манёврах как в бою: всякие неожиданности случаются. На манёврах как на войне: свои законы, строгие и неумолимые. В бою ошибка стоит жизни. На манёврах оплошности и нарушения тоже с рук не сходят. Специальные наблюдатели — посредники — следят за действиями воинов. Сделал что не так, сразу вырастут как из-под земли: «Стой!»

Узнают, кто ты и откуда, запишут и доложат генералу. А тот потом снизит оценку всему полку.

Посредник вроде судьи на футболе. Может штрафной назначить, может и с поля удалить.

Прикажет: «Вы тяжело ранены», — потащат тебя, сильного и здорового, на носилках к врачам.

Скажет: «Вы убиты», — будешь под кустом изнывать от безделья до конца учения. Конечно, таких «убитых» с котлового довольствия не снимают. Но ведь обидно и стыдно лодырничать, когда твои товарищи за тебя боевую работу выполняют.

Сержант Куликов с разведчиками торопились к высоте 101,5. Там они должны были устроить наблюдательный пункт, точно в семь ноль-ноль связаться по радио с командиром дивизиона и сообщить ему координаты разведанных целей «синих». «Синими» назывались условные враги.

Командир, ставя задачу, предупредил:

— Глядите в оба. «Синие», вероятно, забросили диверсионные группы. По данным штаба два дня назад над районом высоты пролетел неизвестный самолёт.

Разведчики настораживались при каждом шорохе, прислушивались, зорко осматривались вокруг. Руки ещё крепче сжимали оружие. В такие моменты забывалось, что в магазинных коробках патроны холостые.

Предрассветный туман густой пеленой покрывал землю. Казалось, разведчики бредут по пояс в дымящейся воде.

Рядовой Хмельнюк шёл замыкающим. Настроение у него было не очень весёлое. Не потому, что не выспался и притомился от долгого ночного похода. За три года службы в армии Хмельнюк стал выносливым и закалённым.

Приблизив к глазам часы, Хмельнюк сдавленно охнул. Не будь тревоги, он бы сидел в это время в автобусе, наглаженный, с белоснежным подворотничком, в надраенных до зеркального глянца хромовых сапогах. И катил бы в город… Старшина обещал увольнительную на всё воскресенье.

Согнувшись, чтобы повыше к плечам подтянуть тяжёлый футляр со стереотрубой, Хмельнюк внезапно углядел в нескольких шагах от себя спящего человека у кучки хвороста. Незнакомец держал автомат и красный флажок.

«Не иначе, посредник умаялся в засаде. Проснётся, засечёт разведку, тарахнет холостой очередью, флажок кверху — «Стой!». И всё прахом. Война кончилась, возвращайтесь с позором, не выполнив боевого приказа».

Надо было сказать о посреднике сержанту Куликову, но тот чуть виднелся в тумане. Хмельнюк решил действовать самостоятельно. Он бесшумно сдвинул предохранитель, направил ствол в небо и нажал на спуск. Прогремела короткая очередь. Эхо разнесло выстрелы по тайге.

Атаковать посредников не предусмотрено никакими инструкциями и уставами. Но в данной ситуации никто не мог упрекнуть солдата в самовольстве. Хмельнюку ничего не стоило оправдаться: «Не разглядел в тумане, товарищ лейтенант. Думал — диверсант синий». И, будьте так ласковы, не придерёшься. Ещё благодарность за бдительность объявят.

Эхо ещё перекатывалось с сопки на сопку, а Хмельнюк уже лежал в росной траве, раскинув ноги, с автоматом на изготовку.

Остальные разведчики и сам сержант Куликов тоже заняли позицию для самообороны.

Человек, которого Хмельнюк принял за посредника, ошалело вскочил на ноги. Опешил не меньше его и Хмельнюк.

Вместо одного посредника оказалось двое детей. Один так и не пробудился, лежал скорчившись. Другой, в красной рубашке, испуганно озирался.

«Вот это влип! — обескураженно сказал сам себе Хмельнюк и скривился, словно от зубной боли. — За такую «бдительность» не благодарность, выговор отхватишь, а то и, будьте так ласковы, увольнительной недельки на три лишат. Жди, дивчина, не жди, не прикатит твой солдат Хмельнюк аж до самой демобилизации».

Он вполголоса выбранился, поднялся на ноги и сказал, больше не таясь:

— Товарищ сержант, тут пацаны какие-то.

СЕРЖАНТ КУЛИКОВ

Хмельнюк, чувствуя вину и перед товарищами, и перед детьми, суетился больше всех. Он отдал из своего пайка сахар, галеты, отцепил от ремня флягу с водой. Будь его несчастные пленники взрослыми, Хмельнюк, не раздумывая, расстался бы и с папиросами вместе с дарёным портсигаром.

Мальчишки с жадностью хрустели галетами, грызли сахар.

Радист Павлов достал из вещевого мешка колбасу.

— Короче шаг, — с улыбкой придерживал изголодавшихся ребят солдат Архипов.

Сержант Куликов напряжённо думал. Надо было торопиться, навёрстывать упущенное время. И ребят не оставишь в тайге…

Отправить их с Хмельнюком в гарнизон? Далеко, километров шесть-семь в один конец. Хмельнюк уже не догонит группу.

Отвести детей в штаб дивизиона? Но ведь это ещё дальше топать.

— Эх, Серёга, Серёга! — раздумчиво пробормотал сержант Куликов, прикрывая синие, в пупырышках, ноги Серёжки плащ-палаткой.

Лёвку заботливо укутал Хмельнюк. Он старался не встречаться взглядом с сержантом и товарищами. Впрочем, никто его и не думал упрекать. Сдуру, конечно, пальбу устроил. Да могло выйти хуже, если бы прошли мимо детей.

До высоты 101,5 оставалось всего ничего, километра три, не больше. Но время приближалось к шести часам. Уже взошло солнце. Тайга вновь заиграла буйным раздольем красок.

— Ты нас не бросишь? — жалобно обратился к сержанту Куликову Серёжка.

Они третий год дружили. Серёжка уже и не помнил, когда они познакомились. Полжизни с тех пор минуло.

— Мы с ними в разведку пойдём, — решил за сержанта Лёвка, радуясь такому счастливому, просто исключительно счастливому случаю. Ребята лопнут от зависти, когда узнают, что он, Лёвка, ходил в настоящую разведку. Такое и Сеньке Бородину не снилось. Такое ни на что не выменять!

— Помалкивай лучше, — хмуро осадил незадачливого разведчика сержант Куликов и спросил радиста: — Когда на связь выходим?