Байки на бис, стр. 42

Санитары заржали и выронили носилки – Коля сломал ключицу. Все-таки довезли его до Склифосовского.

На следующий день приезжает жена и видит, в каком состоянии квартира: «Так и знала – пьянка, бабы…» И в заведенном состоянии влетает в больничную палату. Коля, весь забинтованный-загипсованный, протянул к ней ручки, а она с размаху ахнула сумкой ему по башке, забыв, что в сумке лежала стеклянная бутылка с пепси-колой. Проломила мужу височную кость, и ему делали трепанацию черепа.

Все-таки он выздоровел, но в театр не вернулся. Его затравили. Как кто из знакомых встречался, так сразу кричал ему:

– Коля, мяу! – и тот шарахался в сторону.

В общем, он пропал как артист.

Наши прошли

Не знаю, кто от кого произошел: мы от обезьян или обезьяны от нас. Но то, что у нас с ними много общего и в характерах, и в поведении – это уж точно.

Полковник спецназа рассказывал об одном интересном случае, который произошел в Анголе. Тогда мы вместе с кубинцами помогали молодой республике отстаивать ее независимость. Ведь нас хлебом не корми, только дай отстоять чью-нибудь независимость. Кроме своей, конечно. На это у нас нет ни средств, ни времени.

Отряд полковника вторые сутки продирался сквозь джунгли, пытаясь выйти на след другого отряда, с которым должен был соединиться. На связь не выходили, чтобы их не засекли. И в какой-то момент командир засомневался: а не сбились ли они с пути? И тогда старшина, который прослужил и в Анголе, и в Эфиопии (ей мы помогали строить социализм) чуть больше полковника, успокоил:

– А это мы сейчас проверим.

Они подошли к большой поляне, старшина дал знак всем остановиться и затаиться в зарослях, а сам достал из рюкзака початую бутылку водки, из горлышка которой торчала пробка. С ней он вышел на середину поляны, что-то прохрюкал, попрыгал, подражая обезьяне, поставил бутылку на землю и вернулся.

– Подождем.

Ждать пришлось недолго. Горилла появилась с другой стороны поляны как-то неожиданно. Осмотрелась и спокойно направилась к бутылке. Она ничего не опасалась – у нее здесь не было достойных врагов. Эта длиннорукая махина под два метра весила, пожалуй, не меньше четверти тонны. Она села рядом с бутылкой и тяжело вздохнула: «Пить или не пить?» Потом решительно взяла бутылку, вытащила зубами пробку и выплюнула ее далеко в сторону. А дальше, как говаривал наш экс-президент, процесс пошел.

У спецназовцев отвисли челюсти: чем-то родным, рассейским повеяло от этой сцены. Старшина был доволен.

– Ну вот, командир, – улыбнулся он, – значит, наши уже здесь прошли. И, стало быть, правильной дорогой идете, товарищи.

– Я хотел представить эту зверюшку к награде, – вполне серьезно закончил полковник. – Хотел оставить ей еще бутылку. Да старшина меня отговорил. «Во хмелю, – сказал он, – гориллы бывают очень буйными. Совсем как люди». А может, люди совсем как они?

Актеры и обезьяны

Я часто сержусь на своих коллег, зачем показывать больного Брежнева, когда его уже нет. Что же вы при жизни его не показывали? Я, например, показывал Ленина, правда, не при жизни, но во времена жесткого контроля. И на три года присуждение мне звания «народного» задержалось. Все гостиницы тогда прослушивались, а Мишка Боярский показывал Брежнева. А я – да что там Брежнев, сейчас я тебе еще одного покажу. И показал этюд… Ленин с Крупской ночью. Конечно, режиссера картины, в которой тогда мы снимались, тут же вызвали в КГБ и спросили: «Кто же это у вас снимается в картине?» Он говорит, мол, замечательные артисты. Они – ему: «Нет, подождите…» И включают запись. Он послушал и отвечает: «Понимаете, артисты, они ведь как обезьяны, вечно всем подражают…» В общем, сдать режиссер нас не сдал, но звание мое пылилось еще долго, как я потом узнал.

Мораль простая: будь смелым тогда, когда это нужно хотя бы кому-нибудь, а не задним числом.

О вкусах не спорят

В фильме «Високосный год» мы снимались вместе с Кешей Смоктуновским, и он все время называл меня учителем. То и дело подходил и спрашивал, правильно он играет или нет. Это могло показаться кокетством, но на самом деле для него всегда было важно проверить, то ли он делает или нет. Иннокентию Смоктуновскому часто не нравилось, как он играет. Однажды моя жена восхищенно сказала: «Как хорошо вы играете в «Ночном госте!» На что он заметил: «А у вас хороший вкус?»

Гамлет, которого не было

Однажды зимой мы с моим приятелем шли по городу и вдруг на переходе Садового кольца в сутолоке встретили Смоктуновского.

Он нам стал рассказывать, что скоро будет сниматься в «Гамлете» и что ему это все не нравится, потому что, по его словам, Козинцев совсем не понимает, о чем надо снимать. И тут – прямо посреди Садового кольца и рядом с проходившими мимо людьми – он сыграл нам всего Гамлета. Это было потрясающе. У меня текли слезы.

«В фильме, – сказал он, когда закончил, – всего этого вы не увидите».

Кеша и Катя

Кеша Смоктуновский мог быть очень непосредственным в общении человеком. Как-то раз он пришел к нам в гости. И когда зашел в комнату и увидел, что в детской кроватке кто-то спит, сразу спросил: «Ой, кто это?!» Я ответил, что это наша дочка Катя. Кеша: «Ой! Разбудите ее, пожалуйста! Я хочу на нее посмотреть!»

Ясновидящий

Как-то мы были на гастролях и меня поселили в очень неудобный номер: узкий какой-то, с крошечным окошком, с протертым до дыр ковриком. И вот зашел меня навестить Кеша Смоктуновский. Как только он оглядел номер, тут же меня спросил: «В этой комнате тебе никакие мысли в голову не приходят?» Я: «Приходят!» Кеша: «Давай я угадаю! Я сейчас напишу их на бумажке, а потом ты скажешь». Он написал что-то. Я говорю: «Мысли такие: «Не удавиться ли мне?» Кеша показывает свою запись. На бумаге написано: «Не удавиться ли мне?»

И даже Дуров

Олег Даль был очень сложным человеком. Я даже в грим-уборную к нему не любил заходить. В своих дневниках он написал: «Надоели все. И Фрося (это он так Эфроса про себя называл), и Волков, и Дмитриева…» Всех перечислил. А под конец: «…И даже Дуров».

Взрослый и дети

Однажды в спектакле я занял целый класс из детского дома. На сцену выходили дети с очень трудной судьбой: маленький мальчик Коля с изумительным лицом, как у ангела, девочка-несмеяна… Она никогда не улыбалась, потому что папа на ее глазах пригвоздил к стене маму ножом. А спектакль начинался с того, что дети играли в футбол. И однажды мяч улетел со сцены, попал в какого-то мужика. Тогда маленький Коля перегнулся через сцену и говорит:

«Мужик, мячик кинь». Тот как закричит: «Что за безобразие! Как ты разговариваешь!» Коля грозно повторяет: «Я сказал, дай мячик. Плохо слышишь, что ли?» Мужик: «Щенок». И вдруг этот ангел Коля выдает: «Да я тебе сейчас, падла, пасть порву». Прыгает со сцены и – матом! На весь зал! Мужик перепугался, бросил Коле мяч. После спектакля я сказал: «Коля, ну разве так можно? Это же взрослый человек!..»

Ну что стоило взрослому человеку без лишних слов бросить мяч на сцену? И все обернулось бы невинной игрой. А он повел себя агрессивно, и это породило агрессию и без того изломанной детской души.