Байки на бис, стр. 17

– Мы сейчас тут кружочек сделаем, и я обратно. Ладно? – сказал шофер. – А то хозяин будет меня ждать.

– Спасибо, мне достаточно, – и в двух словах рассказал ему суть розыгрыша…

Он дико хохотал, а потом сказал:

– Ну, Дуров, с тебя при встрече причитается – я ведь тоже участвую в этом спектакле.

Мы тепло простились, а вечером я позвонил другу-актеру, спросил, что нового. А он интересуется, как у меня прошла встреча. Я сказал, что все замечательно, все хорошо, и поинтересовался:

– А ты откуда об этом знаешь?

– Здравствуйте! – протянул он. – Да весь театр об этом только и говорит.

И когда я появился в театре, мне сказали:

– Лев Константинович, вас ждет Константин Александрович. – Стало быть, дошло уже до директора.

Я зашел к нему в кабинет. Директор встал из-за стола и своим высоким голосом сказал:

– Ну, Лев Константинович, я вас поздравляю. У вас такая радостная новость!

И тогда я спросил:

– Какая?

– Ну, Лев Константинович, перестаньте! Мне-то уж вы можете сказать.

– Константин Александрович, – сказал я, – я вам вынужден признаться: это была шутка, розыгрыш.

И все из-за того, что я купил этот дурацкий черный двубортный костюм, который, наверное, годится только для похорон.

– М-да… – сказал директор. – Шутки ваши мне не очень-то нравятся… – И добавил со значением: – Так ведь можно и дошутиться… Ну что еще от вас ждать, молодых? Ладно, идите. Племянничек!..

Я вышел из кабинета. У дверей уже стояла большая толпа.

– Ребята, – сказал я, – делайте со мной что хотите. На колени могу перед вами встать, только простите: я вас разыграл.

Нет, не все на меня обиделись, многие просто замечательно приняли мой розыгрыш и хохотали сами над собой, что попались на такую наживку.

И только тут до меня дошел смысл слов нашего директора:

«Так ведь можно и дошутиться…» В ту пору это не казалось странным.

Отгадайте загадку!

Я люблю валять дурака. Эфрос репетирует, я открываю дверь и говорю: «Подождите, Анатолий Васильевич, отгадайте загадку». Все замирают, а я говорю: «С когтями, но не птица, летит и матерится?.. Вот, Анатолий Васильевич, вы гениальный режиссер, а не можете отгадать. Стыдно… Это со столба сорвался электромонтер!» И все «ха-ха-ха» и громче всех Эфрос. Я это называл «разрушаю творческую атмосферу», оплата часовая.

Здесь и там

Однажды Анатолий Эфрос приехал из Америки подавленный. Он говорит: «Там есть такая должность – «выпускающий спектакля». И вот он говорит мне: «Толя, тебе нужно, чтобы что-то на сцене во время спектакля двигалось само по себе?» Я удивился, но для интереса говорю: «Да, мне надо, чтобы стол сам выехал». Он говорит: «Да, сегодня». Я не понял. Но кончается репетиция, он говорит: «Садись». Я сел. Он хлопнул в ладоши, и из-за кулис на сцену выехал стол, покрутился и уехал. Он спрашивает: «О’кей?». Я говорю: «О’кей»…

На следующий день «выпускающий» опять спрашивает: «Что-нибудь еще?». Мне стало интересно. Я говорю: «А можно, чтобы стол был накрыт – чтобы угощение было, шампанское?..» Он говорит: «Сегодня». И еще репетиция не кончилась, в перерыве он подходит: «Смотри». И выехал стол – с фруктами, с шампанским, покрутился, уехал… Он говорит: «Может быть, еще что-то?» Мне стало еще интересней. Говорю: «А можно, чтобы накрытый стол выехал, покрутился, и двенадцать бутылок шампанского на нем сами открылись – и одновременно выстрелили?» Он говорит: «Это завтра»…»

В объятиях жены

Конечно, были случаи, когда я не прилетал на спектакли. Правда, не по своей вине – из-за неблагоприятных метеоусловий. В таких случаях, а их было всего два за мою жизнь, я сразу же писал заявление об уходе. Даже на съемки первого в моей кинокарьере фильма не смог добраться.

Поссорившись с директором, уехал на Украину к жене. Спустя некоторое время от него пришла телеграмма: «Срочно явись на съемки». Я ответил: «Задерживаюсь в объятиях жены». Телеграмм с таким содержанием было пять. В шестой раз директор написал: «Если не явишься немедленно, заплатишь неустойку из собственного кармана». А у меня тогда ничего, кроме сатиновых трусов, ковбойки и пары старых ботинок, не было. Поэтому и на шестую телеграмму я ответил: «Задерживаюсь в объятиях жены. Неустойку снимите с моего счета в Рио-де-Жанейро». За такое хулиганство меня даже хотели снять с учета на «Мосфильме». Генеральным директором тогда был Иван Пырьев. Сначала он орал на меня, а потом рассмеялся и сказал: «Если бы ты меня не рассмешил, я стер бы тебя с лица земли». На самом деле мне просто повезло. Все дни, пока я был в объятиях жены, лил дождь, поэтому не снимали. А как только я прилетел на съемочную площадку, сразу же вышло солнце.

Гастролеры

Имя комидраматурга Николая Михайловича Дьяконова стало широко известно после того, как на экраны страны вышел фильм «Свадьба с приданым», снятый по мотивам его пьесы. А мотивы эти были порой очень даже забавные.

Так, например, у Татьяны Пельтцер была проходная, эпизодическая роль. Ее героиня появлялась по ходу действия всего раза два-три, чтобы разрядить обстановку своими экстравагантными поступками и простодушно-острыми репликами. Татьяне Ивановне так понравились потенциальные возможности ее героини, что она упросила Николая Михайловича дать ей возможность побольше «поиграть». Дьяконов добавил ей несколько реплик.

– Вот видите, – сказала она, – совсем другое дело! Вот еще бы…

И автор еще добавлял – то реплику, то мини-монолог и в конце концов эпизодическая роль Пельтцер стала если не главной, то существенной: Дьяконову пришлось даже менять некоторые эпизоды и сюжетные ходы в уже готовом, казалось бы, сценарии. Ну а результат известен: роль артистки придала всему фильму яркий, динамичный характер, которого так не хватало пьесе.

Но Дьяконов был не только драматургом. В республиканском театре он ставил свои пьесы как режиссер и сам же играл в них.

Звание народного артиста Коми АССР он получил в тридцать с небольшим лет. А до этого…

До этого молодой артист объехал с гастролями всю свою республику вдоль и поперек. Играл в городах и шахтерских поселках, в сельских клубах и на оленеводческих стойбищах – везде, где только были люди, а сценической площадкой мог служить и ягель – олений мох.

Случай, о котором как-то рассказал Николай Михайлович, произошел в заполярной Воркуте. Известно, какое в Заполярье лето – с воробьиный нос. Правда, погода в это время неприхотливых северян и ласкает, и балует.

И вот городские власти решили сделать горожанам небольшой подарок: построили в чахлой рощице, которую громко называли парком, небольшой летний театр, а проще говоря, фанерную «ракушку» – примитивную крытую сценическую площадку, на которой могли бы показать свое искусство заезжие драматические актеры, певцы, фокусники и прочие гастролеры. А чтобы еще иметь прибыль от этой «культурно-массовой точки», ее огородили крашеным фанерным же забором, чтобы зрители, как все приличные люди, могли платить за вход, и установили несколько рядов лавок. В ту пору шахтеры были людьми денежными, и с них без стеснения драли за вход, как нынче за билеты в Большой театр. Наверное, все-таки это было сделано для того, чтобы зрители прочувствовали истинную цену высокого искусства, а не грызли бездумно семечки во время спектаклей.

А поскольку эта «точка» была рассчитана на короткое лето, ее и строили по методу «тяп-ляп», как говорят портные, «на живую нитку», чтобы не упустить драгоценные дни. Поэтому этот очаг культуры уже через месяц принял вид старейшего памятника архитектуры: электропроводка на сцене провисла, некоторые лавки были порушены, а на заборе красовались фанерные заплаты, на которых краски уже не было.

Когда Дьяконов со своим товарищем Сашей приехал в Воркуту, там вся милиция стояла на ушах: накануне в самом центре города некие умельцы «взяли» ночью кассу управления шахты «Центральная». Как они умудрились это сделать, было на тот момент неясно. Со слов охранника выяснилось лишь, что в соседнем с кассой помещении вдруг в полночь в проводке произошло короткое замыкание. Раздался треск, полетели снопы искр, в кассе погас свет. Охранник на какое-то время растерялся, потом стал звонить пожарным, но телефон глухо молчал. Этажом выше тоже стоял телефон, и страж побежал туда. Наконец дозвонился. А когда возвратился на свой этаж, то успел заметить, как в конце коридора мелькнула мужская фигура и сразу же скрылась за дверью. Охраннику лишь запомнилось, что неизвестный был среднего роста, крепыш, а волосы у него свисали до плеч. Дверь в кассу была открыта настежь, дверца сейфа – тоже.