Рассуждения о религии, природе и разуме, стр. 60

Почувствует ли при этом бог, что тело является истинной причиной продолжающегося движения тел А и Б? Вовсе нет. Другого заключения быть не может, разве только надо сказать, что, поскольку тела по своей природе непроницаемы, это служит для бога детерминацией к продолжению движения скорее в одном направлении, чем в другом.

Мы никогда не утверждали, приписывая одному только богу непосредственный принцип и реальное производство движения, что он может при любых предположениях устанавливать всевозможные законы: ибо здесь заключено противоречие, состоящее в том, что при условии абсолютной заполненности пространства и при том, что материя никогда не выходит за пределы мира, бог создает закон, согласно которому он постоянно передвигает тела по прямой линии.

Все известные нам случайные поводы показывают, что, не отнимая у действующих причин ничего из их активности, они принуждают их действовать определенным образом. Колокола и трубы дали людям случайные поводы к тысячам действий: но следует ли из этого, что люди могут с одинаковым успехом пользоваться и колоколами и трубами?

Добавлю, что, если бы рассуждение автора было правильным, из него вытекало бы, что встречающаяся на пути река производит [изменение] движения в путешественнике, который покидает в этом месте прямой путь, для того чтобы поискать переправу — мост или какое-либо судно: ибо в этом примере имеет место все то, что мы видим при столкновении тел А и Б. Когда эти два тела сталкиваются, в них происходит некоторое изменение. Происходит оно и в путешественнике, встречающем на своем пути реку; и тем не менее река эта не является действенной причиной движения путешественника: она всего-навсего служит ему детерминацией к тому, чтобы он применил свои движущие силы (я разумею здесь общераспространенное учение) для принятия иного направления своего движения. Собственно, то же самое делают сталкивающиеся между собою тела. Их столкновение служит для бога, передвигающего тело, сталкивающееся с другим телом, детерминацией к тому, чтобы применить свою двигательную потенцию иным — в сравнении с прежним — образом: например, применить ее так, чтобы сразу приложить ее к обоим телам — толкающему и испытывающему толчок, — или так, чтобы придать толкающему телу иное направление.

Одно только то, что можно наблюдать на примере взаимно отталкивающихся тел, доказывает, что бог — единственный двигатель материи, ибо, если бы отталкивание тела не производила причина, не желающая, чтобы тело это остановилось, разве оно оттолкнулось бы от другого тела? Разве телу более важно находиться в одном месте, чем в другом? И почему столкнувшись с чем-то, что задерживает его движение, оно не останавливается?

Скажут: это потому, что оно получило движущую потенцию, которая не была исчерпана к тому моменту, как оно столкнулось с другим твердым телом. Отлично; но разве известно этой потенции при том, что она совершенно слепа, что телу лучше повернуть вспять, чем заново нанести удар по встречному твердому телу и тем исчерпать все свои силы? Заботится ли эта потенция о том, чтобы истощиться до конца в воздухе, а не при ударе об стену? И как случается, что потенция эта иногда обращается вспять в воздушной среде? Почему не способствует она перпендикулярному падению тела и не развивает затем его движение по горизонтали до тех пор, пока оно более не сможет производить движение?

Все это пустяки по сравнению с другими доказательствами, которые могут опровергнуть существование собственной движущей силы в материи: я имею в виду ту движущую силу, которую дал материи бог. И тем не менее я не знаю, можно ли дать достойную отповедь этим пустякам: ведь для того чтобы ответить на эти пустячные вопросы, надо предположить, что движение происходит по определенным законам. Однако создавать законы для ничего не ведающей слепой силы и поручать ей их выполнение — это верное средство никогда не увидеть их исполненными. Значит нужно — поскольку существуют законы движения, исполняющиеся с предельной точностью, — чтобы было всеведущее существо, приводящее эти законы в исполнение, иначе говоря, существо, которое само двигало бы тела, согласно установленным им самим законам.

Этого более чем достаточно для того, чтобы удовлетворить столь здравомыслящий ум, как у автора «Сомнений», который так мало держится за свои исходные мысли.

Следует заметить, что мое возражение, основанное на зрелом размышлении, возможно обойти, если предположить, как это можно сделать, не нарушая видимости истины, что всякое отталкиваемое тело отталкивается с помощью импульса, сообщаемого ему телом, которое его отталкивает: импульс этот имеет своей причиной упругость частей [отталкивающего тела], которые сжало тело отталкиваемое. Однако в этом случае возражение мое снова обретет свой вес благодаря другому моменту, поскольку верно по крайней мере то, что сжатые части отталкивающего тела вслед за тем вновь занимают свое прежнее место; это предполагает, что их отталкивает на свое место какая-то материя, поскольку ей свойственно двигаться именно в эту сторону. Если все обстоит таким образом, то из этого следует, что материя имеет детерминацию к движению по определенным законам: а это вновь поднимает во весь рост мое сомнение.

ФРАГМЕНТЫ ТРАКТАТА О ЧЕЛОВЕЧЕСКОМ РАЗУМЕ [176]

К открытию того, что нам неизвестно, мы приходим лишь с помощью разума, причем наш разум нам столь же неведом, как и все остальное. То, что обыкновенно называют логикой, всегда представлялось мне достаточно несовершенным искусством: с помощью логики вы не можете представить себе, ни какова природа нашего разума, ни какими средствами пользуется он в своих изысканиях, ни каковы границы, положенные ему богом, либо дозволенный ему богом объем, ни, наконец, каковы различные пути к тем целям, которые разум перед собою ставит. Вы представляете себе лишь, из скольких предложений состоит рассуждение, каким образом предложения эти могут комбинироваться, согласно чему они всеобщи или единичны и сколько различных мест может занимать в силлогизме определенный термин, являющийся в нем главным: это довольно пустые и бесполезные изыскания, содержащие в себе мало любопытного, если судить об этом с точки зрения удовольствия, и приносящие славу, быть может, одному только автору, преуспевающему в них с помощью прилежания и определенного хитроумия…

Не всякая идея дает представление. Когда я вижу, как животное движется само по себе, я получаю идею, представляющую мне это самопроизвольное движение.

После того как я увидел, что многие животные двигаются таким же образом, я говорю, что всякое животное движется само по себе. Эта идея отнюдь не дает мне представления о том, что всякое животное движется само по себе, она меня только в этом убеждает. Невозможно, чтобы она давала мне подобное представление, ибо ни одна идея не может мне дать представления о том, что не существует: а ведь всякое животное — это вовсе не то, что реально существует; таким образом, никакая идея не может дать мне представление обо всяком животном и, значит, ни о чем из того, что к нему относится.

Видя, как многие животные движутся сами по себе, я полагаю, что все остальные животные, мною не виденные, и, значит, все животные вообще движутся таким же образом; подобная идея убеждает меня в том, что дело обстоит именно таким образом, не давая мне никакого представления.

Если я хочу, чтобы она дала мне какое-то представление, я должен тотчас же посмотреть на какое-нибудь отдельное животное или на группу животных: таким образом, эта идея, какой бы всеобщей она ни была, становится частной.

Вот как в действительности образуются всеобщие идеи.

Мы видим много сходных между собою отдельных вещей. Ум наш, который не может ни видеть их все вместе, ни, если бы даже он их видел таким образом, все их объять, заключает, что те из этих вещей, которые он не видел и которые (как он понимает) имеют ту же природу, все походят на первые, виденные им; и он тотчас же выводит всеобщее предложение.