Пора забот, стр. 9

Ребята рассмеялись, и Володя сказал:

— Задачу мы решили хорошо. Теперь мы знаем, по каким местам идет перелет и где наши птицы проводят зиму… Мне ведь тоже жалко своего Свистуна, — он покосился на Петю, — но я плакать не намерен. Нет других способов проследить пути перелета…

— И мне не жалко своего Орла, — сказал Коля, — а селезень-то был получше твоего Паши. Главное, мы узнали многое…

Петя не мог еще примириться с гибелью Паши.

— А мне жалко, — сказал он. — Теперь я своего нового Пашу не отпущу. Возьму с собой корзину, поймаю селезня и уточку, привезу домой и буду за ними ухаживать.

— А это идея, — говорю я. — Через день мы должны быть на месте, и каждый из нас должен поймать по паре уточек, чтобы вести за ними наблюдения, а то какие же мы натуралисты!

Ребята повеселели не только оттого, что поставили перед собой новую задачу, но и оттого, что я согласился ехать с ними на любимые Почтовские охотугодья.

Мы условились о разных мелочах, необходимых в таком доходе, и ребята шумной ватагой покинули мой дом.

Завтра в путь!..

ВАНИНА БРИГАДА

…На восходе солнца все озеро в веселом, ликующем блеске. Легкий ветерок рябит бирюзовую гладь воды, солнечные блики переливаются множеством цветов, и кажется, что это играет рыба — серебристая, зеленая, золотая, огненно-красная… В бледно-голубом небе носятся легкие чайки, длиннокрылые медлительные мартыны, пролетают стайки “холостых” селезней, с полуободранными крыльями — признак линьки. Высоко в небе, над прибрежными камышами, парит болотный лунь, высматривая добычу — сейчас у всех птиц появились дети.

Я стою на берегу сибирского древнего моря, остатки которого мы называем коротким словом — Чаны. Озеро невозможно окинуть взглядом: его длина сто километров и ширина — шестьдесят-семьдесят. Оно часто бывает неспокойно, и местные жители зовут его морем.

— Задурила погодушка, а рыбаки ушли в море… — переговариваются между собой жены рыбаков, глядя в бурную даль.

Береговая линия озера причудливо извилиста, заливы глубоко врезаются в материк, так же как полуострова далеко уходят в озеро. На одном из таких полуостровов расположилась старая деревня и государственный рыбозавод.

Сегодня озеро на редкость спокойно. На пристани у при чала стоят баржи, на берегу перевернутые лодки, а в отдалении — на рейде — отдыхает катер, которому ежедневно приходится совершать дальние рейсы к местам, где работают бригады рыбаков, и вывозить оттуда добытую рыбу.

Рядом с пристанью — цеха рыбозавода: приемочный, засольный, охлаждения и копчения. На паутине вешалов вялится рыба. У приемочного цеха — груды бочек, корзины, ящики, тележки, весы.

Еще рано, и на дворе рыбозавода, кроме сторожа, никого не видно

Первым на берегу появляется белокурый мальчуган лет десяти в матросской бескозырке и большой, явно не своей, телогрейке. В правой руке он несет коричневую сумочку, а левой поддерживает на плече весло и два длинных удилища.

Я подхожу к нему и спрашиваю: далеко ли он хочет плыть?

— Да вот, в камыши… — показывает он вправо и приглядывается ко мне, как к чужому человеку. — После бури всякая рыба по камышам гуляет…

— А что, разве вчера буря была?

— У нас часто бури… — Он кладет свое «хозяйство» на перевернутую кверху дном дощатую лодку. У него большие голубоватые глаза, выцветший до белизны чуб и немного облупившийся толстоватый нос. На ленточке бескозырки надпись — «Балтиец». Подобных мальчишек можно встретить всюду на берегах наших морей.

— Вчера такой разыгрался штормяга, думал, домой не попаду. Хотел уже в камышах ночевать, да к вечеру маленько стихло…

Я спрашиваю его о переживаниях, а он, улыбаясь, говорит:

— А чего бояться? Это не на море, а у берега.

Он, конечно, разумеет не Каспийское и не Черное моря, а свое.

— Лодка у меня большая, и волн я никаких не боюсь, только с ветром мне не справиться. Угнало бы куда-нибудь, за день потом домой не доберешься…

Я смотрю в безбрежную сверкающую даль и, действительно, кроме неба и воды, ничего не вижу.

— Ну сегодня погодка — лучше не надо… — говорю я, зная, как наши городские рыбаки любят тихую солнечную погоду.

— Нет, — возражает маленький рыбак, — сегодня тоже погода неважная для рыбалки. Вот когда валик гуляет (небольшая волна), рыба лучше клюет. В тихую погоду насадка висит без движения, а когда валик — она играет, и рыба ее скорее замечает… — просвещает он меня. — Это уж мы знаем точно…

Я помогаю ему перевернуть и столкнуть на воду лодку-плоскодонку и говорю, что с удовольствием съездил бы с ним порыбачить, но мне нужно побыть на рыбозаводе.

— Вы из города? — спрашивает он. — А крючков, наверное, не привезли… Сколько людей приезжает, а крючков никто не привозит.

— Как же не привез! Я ведь знал, что вам надо…

Достаю из кармана спичечную коробочку и показываю ему все свое богатство — сотню самых маленьких крючков — заглотышей, как их называют ребята. Где бы я ни был, меня везде одолевают малыши просьбами: привезите заглотышей. Сейчас, открывая коробочку, я думаю, что сердце юного рыбака будет мгновенно покорено при виде таких крючков. Но что с ним?.. Он даже руки не протянул, чтобы взять, детально осмотреть мою драгоценность, а вспыхнувшая в глазах любознательность погасла.

— Кого ловить такими крючками? Чебаков только! У меня и насадок для них нет… — разочарованно говорит он. — Нам такие крючки не годятся… — и показывает крючки на своих удочках. — Вот какие нам надо, большие…

— А ты кого хочешь ловить?

— Язь сейчас хорошо идет на стрелку (стрекозу), — коротко отвечает мальчик.

Зная, какой желанной рыбой для городских рыбаков является язь и как они бывают довольны, поймав эту рыбу, я говорю:

— Пока мамаша управляется по домашности, ты язька, а то и парочку добудешь на завтрак. Разве плохо?

Мальчик улыбается:

— Что за рыбалка! За парой и ездить не стоит… Вчера вон буря была, а я двенадцать килограммов сдал на завод да четырех язей домой принес… А Генка и Сашка по десять килограммов сдали…

— Это кто такие? Твои товарищи?

— Моя бригада… — улыбается он. — Да вон они идут… Эй, вы, засони! Давно пора быть на месте, а вы спите…

— А тебя как звать?

— Ваня… — Он вдруг хватает свои удочки и, показывая мне, говорит: — Разве это снасть? Не лески, а веревки какие-то!.. Вон у дедушки Алексея — лески жилковые то-нень-кие! Он у нас первейший рыбак, по пятьдесят да по семьдесят килограммов ловит за день… — И, видя, что я поражен такими цифрами, вроде как бы обиделся: — Не верите? Кого хотите спросите, все вам скажут… На добрую снасть и ловить весело…

— Есть, — отвечаю, — у меня лесочка, не хуже дедушкиной будет… — Я достал из кармана моток зеленого капрона и подал его Ване. — Раз крючки мои тебе не годятся, возьми на память леску…

Ваня так и затрепетал от радости. У него дрожали руки, когда распутывал конец лески, чтобы попробовать ее крепость.

Подошли ребята.

— Вот, Генка, леска!..

Гена был рослым остроглазым парнем, с курчавой непокрытой головой, волосы у него выцвели и казались бронзовыми. Увидев у товарища леску, он сейчас же повернулся ко мне, и в его черных глазах я прочел: «А нет ли у тебя еще одной такой?”»

Все усилия Вани порвать леску ни к чему не привели.

— На-ка, попробуй… — подал он Гене.

Гена намотал конец лески на пальцы и, понатужившись, стал тянуть. Маленький черненький Саша, третий член бригады, высунув кончик языка, прищемил его зубами, словно этим хотел помочь товарищу. Леска выдержала.

— Пальцы режет… — сдался Гена.

— Вот это да-а!.. — выразил свое восхищение Саша. — Хоть какую щуку можно вытащить!..

Леска была пятиметровая, и я пожалел, что, захватил всего одну; другим членам бригады я не мог подарить ничего.