Сезон долгов, стр. 60

Лезть к начальству с подобными вопросами, напрашиваясь на похвалу, было вопиющим нарушением служебной субординации и делового этикета, но демократично настроенный Колычев всегда смотрел сквозь пальцы на вольности своего недостаточно вышколенного персонала. Однако желанной похвалы Володя так и не дождался.

– По поводу отчета, Володя, у меня есть замечание. Пройдем ко мне в кабинет, поговорим, – пригласил Колычев помощника и попросил секретаршу: «Леночка, мне, пожалуйста, тоже стакан чаю принесите. Погода и вправду мерзкая».

– Итак, Володя, вот твой отчет, – сказал Дмитрий, усаживаясь за столом и доставая из портфеля бумаги. – В чем я вижу недоработку? Вот ты пишешь – Ксенофонт Покотилов, унаследовав имущество брата, продал головную фабрику конкурентам Никиты...

– Продал, Дмитрий Степанович, сразу же продал и хорошо на этом нажился. Весь Купеческий клуб только об этом и жужжит.

– А кто именно купил у него фабрику? Почему ты не указал имя покупателей?

– Так оно вроде бы... К делу отношения не имеет. Вам ведь нужно было узнать о денежном интересе Ксенофонта в убийстве брата, разве нет? Так теперь ясно, что денежный интерес у него был и немалый. А эти покупатели – люди посторонние.

– Володя, ну что за подход к делу? Велели тебе узнать об интересах Ксенофонта, так только об этом ты и узнаешь, от сих до сих, и ни полшажочка в сторону. Никогда нельзя знать заранее, какой факт, даже самый мельчайший фактик, сыграет решающую роль в деле. Твоя задача – собрать по возможности полную информацию, а уж что важно, а что нет – время покажет. Так что, братец, изволь-ка узнать, кому Ксенофонт так выгодно фабрику, основанную Никитой, пристроил.

– Как вам будет угодно, – обиженно буркнул Володя. – Раз велите узнать, значит, узнаю. Да только факт этот к делу посторонний, с боку припека, вам все равно не понадобится. Помяните мое слово. А я буду полдня под холодным дождем мотаться. Что ж, не привыкать, мы люди не балованные. Накину пальтецо да и пойду, долго ли...

К обеду дождь припустил настолько сильно, что Колычев, собиравшийся сходить куда-нибудь в ресторан перекусить, передумал.

«Выпью еще чаю да перетерплю с обедом до вечера, – решил он. – Будет повод уйти домой пораньше. Пообедаю вместе с Анастасией Павловной. Она, бедная, и вправду как в клетке, и поговорить ей не с кем, так хоть за едой компанию ей составлю».

Он только-только собрался попросить у Леночки стакан чаю с сухариками, как она сама заглянула в дверь его кабинета.

– Дмитрий Степанович, вас просят к телефонному аппарату. Телефонируют из Сыскного. Вы сможете подойти?

В трубке Колычев услышал голос Антипова.

– Дмитрий! У меня есть новости. Никуда не уходи из конторы, жди меня, я скоро буду.

Глава 17

– Ну, Дмитрий, не зря ты заставил меня обратиться к экспертам, – закричал Павел, ворвавшись минут через двадцать в кабинет Колычева. – Ксенофонт самолично письма от мнимого любовника написал и Анастасии Павловне подбросил.

– Неужели ты уже получил заключение графолога? – удивился Колычев.

– А ты думал, неделю ждать буду? – хмыкнул Павел. – Я, когда для дела нужно, умею кого хочешь за горло взять и работать заставить. Вот, графолог мне тут бумагу дал, расписал все по пунктам: идентично то, идентично се, написание того-этого совпадает... Короче говоря, рука Ксенофонта видна, хоть он и попытался почерк изменить... Как чувствовал я тогда, что этот жук крутит, никогда не прощу себе, что сразу его не прижал по горячим следам!

– Неужели он все-таки убил родного брата и подвел под суд невестку, чтобы завладеть их состоянием? – спросил Колычев.

– А что тебя так удивляет? Это дело очень обыкновенное. Ты сам судебным следователем служил, должен знать, что с людьми порой алчность делает. А Покотилова, голубчика, я теперь прижму! Поедем к нему, сунем в нос результ графологической экспертизы и заставим признаться в убийстве брата.

– И что? Ты собираешься сам его арестовать? – осторожно спросил Колычев.

– Ну не совсем сам, с твоей помощью. Полицейский наряд на всякий случай брать пока не будем, чтоб лишней огласки не было. Я, как сыскной агент, имею право в непредвиденных обстоятельствах самолично принять решение об аресте.

– Павел, я юрист и обязан тебя предупредить – если Ксенофонт не пожелает ни в чем сознаваться, то доказательств совершения убийства именно этим господином у нас нет. Фальшивое письмо от любовника, подброшенное в секретер невестки, легко объяснить желанием подшутить над ней, что, собственно, уголовно не наказуемо.

– Не наказуемо? – взвился Павел. – А лжесвидетельствовать на суде о наличии у обвиняемой любовника, ради которого она пошла на убийство, тоже, скажешь, не наказуемо?

– Наказуемо. Но наказания по сей статье мягкие, пожизненную каторгу не дадут, сам понимаешь. Так что опытные люди этого не слишком боятся. Не исключай, что Ксенофонт станет все отрицать, к тому же он может обвинить тебя в незаконном вторжении в его владение. Обыск без санкции тоже провести нельзя...

– Вот за что я не люблю вашего брата, присяжного поверенного, рассусоливать долго любите. Не сбивай мне настрой, Дмитрий. Все равно, я сейчас поеду к Покотилову и вытрясу из него всю правду. Будь что будет. Или грудь в крестах, или голова в кустах! А ты как знаешь, законник!

– Ладно, я тоже с тобой. И пусть черт возьмет все процессуальные параграфы вместе взятые. У тебя оружие есть?

– А как же!

– А мне нужно взять револьвер?

– Да к чему это? Ксенофонта Покотилова пугать? Брось, это лишнее. Я-то со своей пушкой просто по привычке редко расстаюсь, но в данном деле она без надобности.

Ксенофонт Покотилов проживал в том самом особняке на Пречистенке, который покойный Никита выстроил для своей молодой жены. С Пречистенского бульвара туда было рукой подать, но не стоило забывать про «Картуза», топтавшегося под дождем где-то у входа в адвокатскую контору.

Колычев и Антипов, вместо того чтобы пересечь бульвар и спуститься по Пречистенке на несколько кварталов, вышли во двор конторы и, воспользовавшись лазом в заборе, пробрались в сторону Большого Знаменского переулка с целью натянуть нос «Картузу». Теперь для того чтобы оказаться на Пречистенке, им пришлось делать большой крюк по Знаменскому и Волхонке, возвращаясь к Пречистенским воротам. Москва тем и отличается – стоит шагнуть один шаг в сторону от привычного маршрута, и сам не заметишь, как уже нужно мерить шагами две версты, чтобы вернуться на прежнее место.

– Тебе этот хвост еще не надоел? – мрачно поинтересовался Антипов, огибая ажурную ограду на углу Большого Знаменского. – Зачем ты его терпишь? Давно бы уже в полицию обратился, чем круги по городу нарезать. Я вот не любитель по-заячьи бегать. Пора твоего «Картуза» разъяснить – кто такой и по какому праву причиняет порядочным людям беспокойство... Как только Ксенофонта Покотилова расколю, сразу же «Картузом» займусь.

Элегантный покотиловский особняк с круглой ротондой, окруженной мраморными колоннами, казался совершенно безжизненным. Несмотря на пасмурный день, все окна дома были темными, ни в одном не теплился золотистый электрический свет. Впрочем, во дворе, окруженном выкованной по специальному заказу чугунной решеткой, копошился дворник, могучий бородач в холщовом фартуке.

– Интересно, это тот самый дворник, что давал на судебном процессе показания против своей хозяйки? – тихо спросил Колычев.

– Нет, другой. Ксенофонт, вселившись в дом брата, поменял всю прислугу, – так же тихо ответил Антипов и тут же закричал, пытаясь привлечь внимание дворника:

– Эй, любезный, твой хозяин дома?

– Не принимают, – сердито буркнул бородач, продолжая заниматься своими делами.

– Тебя не спрашивают – принимает или нет, ты отвечай на вопрос, дома ли хозяин?

– Сказано вам, хозяин не принимают. Беспокоить не велено. Вот и весь сказ. И нечего тут шастать. Валите, господа хорошие, подобру-поздорову, пока собак на вас не спустил.