Сосны шумят, стр. 17
— Его нет в группе, ребята обедают.
— Я вас не понимаю, Мария Васильевна, уж извините великодушно…
— Ребята, кто видел Ростика?
— Я его вчера видел, а потом ведь его в изолятор изолировали?
— Мария Васильевна, а я видел лягушку, а Павлик говорит, что это жаба. А это не жаба, у неё пупырышков нет!
— Я спрашиваю: Харитонов не приходил сюда?
— Не.
— Нет.
— Не приходил.
— А ночью филин прилетает. Если не спишь.
— Павлик, это моя ложка, отдай!
— Ну, быстро, чтобы всё съели — и умываться!
— Уже три часа. А вдруг он заблудился?
— Елизавета Елизаровна, ну где тут можно заблудиться! Три сосны, да три берёзы, да луг до самой реки — всё видео… Паршивец!
— Боже мой, как же я забыла про реку! А вдруг он упадёт в воду?!
— Пойдёмте сходим к реке. Там паром, люди, спросим… Вот паршивец!
— Я с ума сойду!
— Вы давно здесь?
— Давно, дамочки, давно. Некому ездить — в поле работают. Работа есть работа.
— А мальчика не видели тут?
— Рыбу ловил тут какой-то.
— Да нет, маленького, шесть лет.
— А кто его знает!
— Ну, а… скажите, умоляю вас… тут… никто… не утонул?
— Как же, утонул.
— Что?!
— Когда?
— Да вот когда я ещё пацаном был, в тридцать восьмом году, что ли… Мужик один утопился, вроде как тронутый.
— Зачем же вы так испугали нас?
— Алло!
— Дежурный слушает.
— Это пореченская милиция?
— Да.
— У нас пропал ребёнок.
— Что?
— Ребёнок.
— Какой ребёнок? Откуда вы звоните?
— Это детский сад льнокомбината.
— Попрошу подробнее! В котором часу? Приметы?
— А он не… Мы боимся, что утонул.
— Нет, сегодня несчастных случаев на воде не зарегистрировано. Так, я вас слушаю.
— Мария Васильевна, вы. Говорите вы, я не могу, я с ума сойду!..
— Ну, что они сказали?
— Сказали, будут искать, позвонят… Вот паршивец!
— Кто? Милиционер?
— Да при чём здесь милиционер! Милиционер очень вежливый.
— Кого же вы ругаете?
— Харитонова ругаю. И оставила-то всего на один час. Не разорваться же мне! Дуся обещала присмотреть. Она и заходила к нему. А потом обедом занялась. Запереть надо было его!
— Мария Васильевна, а что, если…
— Что?
— Что, если он вздумал домой?
— Да с чего бы это? Парень с трёх лет в саду. Никогда ему ничего такого в голову не приходило.
— Может быть, позвоним родителям?
— Так они же на работе.
— На льнокомбинат позвоним.
— Да зачем это? Мать треногу поднимет. А он, может, сейчас явится.
— Вы думаете? Вы думаете?
— Я пойду погляжу ребят. Вроде спят все. И в изолятор ещё схожу.
— Это кто там не спит? Павлик?
— Мария Васильевна, а Ростик нашелся?
— Он не терялся. Спи, Павлик.
— Мария Васильевна, а где он?
— В изоляторе. Спи.
— А его скоро в группу переведут?
— Не мешай ребятам, Павлик, спи.
— Сплю.
Глава шестая
ЛЕЙТЕНАНТ ГРОШЕВ
— Ну что, ласковый, хозяина потерял?
Лейтенант Грошев погладил Кешу по голове.
— Я смотрю, что ты всё от забора к забору бегаешь. Ищешь кого?
Кеша поглядел на него недоверчиво и побоялся ответить: поймёт или не поймёт, неизвестно ещё.
— Ты здоров? Нос прохладный. Значит, здоров. Вроде бы ты расстроен чем-то, а? Зовут-то тебя как?
— Кеша, — решился ответить Кеша.
— Кеша? Хорошо тебя назвали.
Кеша поднял глаза на лейтенанта Грошева. Потом Кешин хвост качнулся и быстро-быстро замелькал в воздухе. И наконец весь Кеша — от хвоста до кончика чёрного влажного носа — наполнился радостью. Понимает! Кешины слова не кажутся ему пустым, бессмысленным лаем.
— А я в милиции работаю. Я — лейтенант Грошев, — назвал себя Кешин собеседник. — А ты где живёшь?
Ну где может жить бездомная собака, которая то к дело переходит от надежды и отчаянию? И Кеша, испытывая полное доверие к лейтенанту Грошеву, как, например, к Глебу или Ростику, рассказал ему свою короткую собачью жизнь.
— Потерялся, говоришь?
— Потерялся, — подтвердил Кеша. — Надо его найти. Он без меня обязательно заблудится. Ростик — он дороги сам не знает.
— Да… — задумался лейтенант. — Ну, вот что, ласковый, тут я с одним заявлением разберусь, мой этот участок теперь, понимаешь? Словом, работу кончим, тогда и приятеля твоего поищем. Может, к дедушке Колдырю сходить? У него вечно ребятня толкается, точно там не смолокурня, а пасека.
Кеша не успел спросить, что это — смолокурня или пасека. Откуда-то издалека раздался крик, слов нельзя было разобрать, но было ясно, что это крик какой-то неприятный.
Лейтенант Грошев и Кеша пошли на голос. Быстро прошли узким проулочком между двумя заборами и оказались у маленького круглого пруда. На пруду, недалеко от берега, плавали гуси. Они держались стайкой. Время от времени заводили разговор ржавыми голосами. На берегу тётя Нора и Ариадна ракетками кидали друг другу теннисный мячик. А кричала та самая тётка с парома, которая назвала Кешу самым ненавистным ему словом Развелитутсобак. У тёти Норы были каменное лицо, у Ариадны — испуганное. Теннисный мячик говорил: пок-пок-пок.
— Что случилось? — спросил лейтенант Грошев. — Вроде по радио хорошую погоду обещали, а тут гром гремит.
— Вот, товарищ милиционер, полюбуйтесь. Я тут птицу пасу, а они на выпасе который день мяч гоняют. Гусю от этого вред.
— Ну? Гуси спортом, стало быть, не увлекаются?
— Да какой тут спорт? — не поняла его тётка. — Штраф надо наложить, и всё тут. Я уже и заявленьице писала.
— Прочёл с интересом, — сказал лейтенант Грошев.
— Вы, значит, наш участковый будете?
— Да уж и есть с сегодняшнего дня.
— Вот и ладно. Значит, я там всё описала. Непорядок, чтоб гусей пугать.
— Это и есть перепуганные гуси? — кивнул лейтенант Грошев в сторону пруда.
— Мои, как же, мои это гуси.
— Да вроде у них настроение бодрое, а?
— Чегой-то? — не расслышала тётка.
Тётя Нора, кока лейтенант Грошев говорил, стояла неподвижно, как статуя в парке, и глядела куда-то вдаль, поверх гусиных голов.
Ариадна сначала испугалась, увидев милиционера, потом, почувствовав, что бояться нечего, подняла голову.
— Рекс, Рекс, тётя Нора, это же наш Рекс! — загудела басом Ариадна. Она кинулась к Кеше.
Кеша попятился, вспомнив о несговорчивой калитке, попытался спрятаться за ногу лейтенанта Грошева. Вид собаки вызвал у тётки новый прилив красноречия.
— Видите, видите, товарищ милиционер! Собак водют. Собака тоже может гуся угрызть. Штраховать, одно слово!
— Кого штрафовать, собак, что ли?
Тётка на мгновение оторопела, но, поняв, что лейтенант Грошев шутит, сама захихикала.
Потом, боясь, чтобы ее не перебили, стала быстро-быстро говорить:
— Я в город молоко вожу. Мне одна женщина, учёная очень, даже сказала: от собак деревьям извод, сохнут они, значит…
— Что же они, собаки, керосином, что ли, заряжены? — перебил её лейтенант. — Всё дело-то яйца выеденного не стоит, нашли о чём заявление писать. Ну люди, ну гуси, ну собаки… В мире надо жить, вот что!
— А штраховать? — спросила тётка.
— Да некого и не за что, — спокойно ответил ей лейтенант Грошев.
Он козырнул сначала тётке с парома, потом тёте Норе и быстро пошёл прочь. Кеша кинулся за ним.
— Ты чего это, ласковый? Рексом тебя зовут?
— Да нет. Я же рассказывал. Это там, где калитка.
— А-а, ну-ну, — сказал Грошев, думая о чём-то своём. А потом сказал, видимо что-то додумывая, вслух: — Грамотные. Пишут. Руки грамотные, а души тёмные. — И обращаясь к Кеше: — Ну вот и пришли!