Робинзоны студеного острова, стр. 7

…И вот, наконец, «Авангард» подошел к небольшому скалистому острову Пуховому. Он был километра два в длину и около полукилометра в ширину. Берег его почти сплошь состоял из высоких отвесных скал. И весь остров походил на большую скалу, появившуюся из глубины моря. Верх острова был плоский, как будто срезанный чем-то. Только в одном месте кольцо скал прерывалось крутым спуском к берегу моря, покрытому крупной галькой.

Имущество бригад перевозили на дорах, больших деревянных карбасах с мотором. Доры не стояли спокойно, они плясали на волнах, ударялись о борт «Авангарда».

Особенно было тяжело выгружать мешки с солью. Мы брались за них втроем, вчетвером, при этом мешали друг другу, оступались, падали. Боря Меньшиков чуть не упал в море вместе с мешком. И смех и грех!

Дора не могла вплотную подойти к берегу. Там Петрович с Яшей и еще несколько членов экипажа с «Авангарда», обутые в высокие сапоги, брели по воде до доры, принимали на спины груз и несли его на берег.

Начальник экспедиции принимал участие в выгрузке вместе со всеми. Он взваливал себе на плечи такие мешки, которые мы и вчетвером-то еле могли поднять.

Но вот аврал кончился. На небольшом пляже, покрытом крупной галькой, в беспорядке лежало снаряжение наших бригад. Совсем рядом накатывали на берег волны моря. Начальник экспедиции, бригадиры ходили, размечая что где поставить…

Потом Алексей Андреевич попрощался с нами, и «Авангард» ушел в сторону Малых Кармакул.

Не терпелось сразу же обежать остров, посмотреть, что он из себя представляет.

— Джигиты, за мной! — набросив пальто, как бурку, и картинно взмахнув рукой, закричал Толя Гулышев и побежал вверх по крутому откосу. За ним бросилось человек двадцать.

— Стоп! — строго остановил их Петрович. — А кто же работать будет, чижики-зяблики?

Бригадир быстро нашел работу каждому.

Первым делом метрах в тридцати от берега установили большую брезентовую палатку — наше жилье. Потом посередине палатки соорудили длинный стол, с обеих сторон его поставили большие скамьи. Принесли небольшой камелек, растопили его для пробы стружками — и сразу все как будто приобрело обжитой вид.

Койки для себя мы сооружали очень просто: на две деревянные планки наколачивали доски, а вместо ножек подкладывали большие камни, которых вокруг было предостаточно.

Незаменимыми в устройстве жилья оказались Арся Баков и его друг Геня Перфильев. Почти никто из нас не умел обращаться с плотницким топором, а они уверенно работали вместе с Петровичем — рубили, тесали, сколачивали…

— Посмотреть на них — вроде детишки с виду, а это же самые настоящие мощные мужики, — оказал о них Петрович.

С тех пор к Арсе и Гене прочно пристало прозвище «мощные мужики».

После устройства жилья Петрович не успокоился. Мы укладывали и перекладывали продукты, доски, спецодежду, укрывали все брезентом. Наш бригадир, казалось, был неутомим, работал, как заведенная машина, зато все, вплоть до последнего гвоздика, было аккуратно, по-хозяйски уложено на свои места.

Весь первый день на острове прошел в хозяйственных хлопотах.

К ночи задул порывистый ветер. Пошел дождь. От ветра и дождя палатка шевелилась как живая. Совсем рядом угрожающе шумели накатывающиеся на берег волны.

6

Проснулся я среди ночи от сильного удара по голове и, ничего не понимая, полуоглушенный, вскочил с постели. Холодные струи дождя ударили в лицо, ветер валил с ног. Шум моря заглушал голоса.

Где я? Что происходит? Сон это или явь? — не мог понять я спросонья.

— Подъем! Подъем! Палатку сорвало! — донесся голос Петровича.

Тут только я понял, что большое темное крыло, с хлопаньем махавшее сверху, — сорванный край палатки, другим концом она еще каким-то чудом удерживалась; один из вырванных кольев и угодил мне в голову.

— Вставать всем! — зычно кричал Петрович. Он бесцеремонно опрокидывал койки тех, кто продолжал спать или притворялся спящим…

Почти всю ночь под дождем и ветром, под неумолкавший рев волны устанавливали мы палатку (ее срывало два раза).

Потом я долго дрожал, не мог согреться под промокшим одеялом, и только к утру уснул.

Утро на другой день было великолепное! (Погода на Новой Земле меняется поразительно быстро. Потом нам объяснили, что это от близкого соседства сравнительно теплого Баренцева и холодного Карского морей). Шторма как будто и не бывало. Небо было совсем безоблачным и таким же голубым, как в погожий летний день у нас в Архангельске. Солнце светило и грело вовсю. А море! Каким оно было красивым, смирным, ласковым!

У всех сразу поднялось настроение. Ребята умывались у берега морской водой: мыло в ней не мылилось, вода щипала глаза, разъедала ссадины на руках.

— Завтракать! Завтракать, орлы! — бодрым веселым голосом объявил Петрович.

Как большая семья, сели мы за длинный, только вчера еще сколоченный стол. Ребята как-то по-новому всматривались друг в друга, ведь нам предстояло делить все радости и горести новой жизни.

Новая бригадная повариха Ильинична, пожилая, рыхлая, добродушно-шумливая женщина, щедро накладывала в миски вкусно пахнущую кашу, разливала сладкий чай.

— Ну, ребята, поздравляю вас с началом работы! — обратился к нам Петрович после завтрака. — За этим мы сюда и приехали, за два моря. Сейчас пойдем на птичий базар. Запомните: яйца собирать — не грибы собирать. Чуть зазевался, разинул рот — загремишь со скалы без парашюта. Главное здесь — осторожность, осторожность и еще раз осторожность.

Всегда спокойный, солидный, Петрович был в празднично-торжественном настроении и, чувствовалось, волновался. Его настроение передалось и нам. Не терпелось скорее приняться за дело.

Веселой гомонящей толпой мы поднялись на верх острова, он был почти совсем плоский, а по бокам обрывался крутыми скалами приблизительно сорокаметровой высоты. Только в одном месте кольцо скал прерывалось крутым спуском к берегу моря, туда, где стояли наши палатки. Мох, лишайники покрывали остров, местами прорываясь пятнами обнаженного каменистого грунта. Кое-где проклевывались желтенькие цветочки, кое-где стлались по земле карликовые березки — вот и вся растительность.

С восточной стороны острова, километрах в пяти, тянулись голые сопки и скалы Новой Земли, а на западе уходило за горизонт спокойное бесконечное море. Время от времени где-то вдали на его поверхности рождалась пологая волна, не спеша двигалась к берегу, ударялась о скалы и откатывалась назад, а за ней уже надвигалась другая. И так равномерно — одна за другой, одна за другой. Море как будто дышало.

Птичий базар удивил, оглушил, ошеломил! Там стоял не умолкающий ни на минуту птичий гам, он заглушал даже шум прибоя и слышен был далеко. Тысячи птиц рядами сидели на узких карнизах скал, они гнездились даже на самых ничтожных выступах камней. Одни сидели, другие летели к морю, третьи — с моря. Казалось, птиц здесь, что комаров на болоте.

Основные обитатели птичьего базара — кайры и чайки разных видов — гнездились колониями: отдельно кайры, отдельно чайки.

Кайра — птица чем-то похожая на маленького пингвина. У нее черная спина и белая манишка на грудке. Туловище у кайры вальковатое, ноги отодвинуты далеко назад, а пальцы соединены плавательными перепонками. По земле кайра передвигается медленно и неуклюже, взлететь может только со скалы и с воды. Она отлично плавает, а нырять может на глубину до десяти метров, под водой передвигается с помощью крыльев. Весит кайра до двух килограммов, мясо ее съедобно. Единственное яйцо кайра кладет прямо на скалы, оно имеет такую форму, что не скатывается с камней. Яйцо кайры равно по весу двум куриным и не уступает им в питательности. Местные промышленники собирают яйца кайры также и для приманки песцов.