Сердце ангела, стр. 68

В доме номер 2 на Саттон-плейс проживала Мэрилин Монро. Частная подъездная дорожка сворачивала туда с Пятьдесят седьмой улицы, и мое такси высадило меня под аркой из розового известняка. Через дорогу находился ряд предназначенных к сносу четырехэтажных кирпичных домов. На каждом окне были грубо намалеваны белые кресты, наподобие тех, что рисуют дети на кладбище.

В вестибюле ко мне заспешил швейцар, соперничающий золотым шитьем на униформе с адмиралом. Я назвал себя и осведомился о резиденции Круземарка.

— Да, сэр. Пройдите налево, к лифту.

Я вышел из него на пятнадцатом этаже и очутился в строгом, отделанном панелями из каштана, фойе; высокие зеркала в золоченых рамах, казалось, бесконечно расширяли его. Там находилась лишь одна дверь: я дважды позвонил и стал ждать. Дверь открыл темноволосый мужчина с родинкой на верхней губе.

— Пожалуйста, входите, мистер Энджел. Господин Круземарк ждет вас. — На нем был серый костюм с крошечными бордовыми полосками, и он походил скорее на банковского кассира, чем на дворецкого. — Прошу вас, сюда.

Он провел меня через несколько больших, роскошно обставленных комнат с видами на Ист-Ривер и здание “Саншайн Бискит Компани” в Квинсе. Аккуратно расставленные предметы антиквариата напоминали о выставочных залах музея Метрополитэн. Мне подумалось, что именно в таких помещениях торжественно — гусиными перьями — подписываются соглашения.

Мы подошли к закрытой двери, и мой гид в сером костюме стукнул в нее один раз.

— Мистер Энджел здесь, сэр.

— Проводите его сюда, я хочу увидеть его… — Хриплое ворчание Круземарка поражало властностью даже сквозь толщину двери.

Я оказался в маленьком гимнастическом зале без окон. Стены были зеркальные, и со всех сторон меня окружало множество отражений различных механизмов из нержавеющей стали — для занятий культуризмом. Под одним из сверкающих приспособлений лежал Этан Круземарк в боксерских трусах и тенниске и делал ножные отжимы. Для мужчины его возраста он качал немалый вес.

При звуке закрывающейся двери он сел и оглядел меня.

— Мы хороним Маргарет завтра, — сообщил он. — Бросьте-ка мне полотенце.

Я повиновался, и он вытер пот с лица и плеч. Круземарк был мощного сложения, бугристые мускулы выпячивались из-под варикозных вен, — старик был явно не из тех, с кем хотелось бы пошутить.

— Кто убил ее? — ворчливо спросил он. — Джонни Фаворит?

— Когда я найду его, спрошу.

— Оркестровый жиголо. Мне следовало утопить ублюдка при первом же удобном случае. — Он аккуратно причесал длинные серебряные волосы.

— И когда же представился этот случай? Когда вы с дочерью похитили Фаворита из клиники? Он уперся в меня взглядом.

— Вы заблуждаетесь, Энджел.

— Не думаю. Пятнадцать лет назад вы заплатили доктору Альберту Фаулеру двадцать пять тысяч долларов за одного из его пациентов. Вы назвались тогда Эдвардом Келли. От Фаулера требовалось, чтобы он делал вид, будто Фаворит по-прежнему содержится в какой-то Богом забытой палате, в невменяемом состоянии. Фаулер неплохо поработал для вас, но на прошлой неделе тайна открылась.

— Кто платит вам за то, что вы в это лезете? Вытащив сигарету, я покатал ее в пальцах.

— Вы же знаете, что я этого не скажу.

— Я мог бы уломать вас с помощью денег.

— Не сомневаюсь, — согласился я, — но дело не пройдет. Можно, я закурю?

— Валяйте.

Я закурил, выдохнул дым и сказал:

— Вот что. Вам нужен человек, который убил вашу дочь. Мне нужен Джонни Фаворит. Возможно, нас интересует один и тот же парень. Мы не узнаем это, пока не найдем его.

Толстые пальцы Круземарка сложились в кулак. Кулак был большой. Он резко ударил им в ладонь другой руки, и эхо шлепка напомнило треск сломавшейся доски.

— Ладно, — сказал он. — Я был Эдвардом Келли. Это я заплатил Фаулеру двадцать пять косых.

— Почему вы выбрали имя Келли?

— А по-вашему следовало назваться собственным именем? Идея насчет “Келли” принадлежала Мэг, и не спрашивайте меня почему.

— Куда вы дели Фаворита?

— Привезли на Таймс-сквер. Был канун нового, Сорок третьего, года. Мы высадили его прямо в толпе, и он ушел — навсегда. Так нам казалось.

— Давайте порассуждаем, — предложил я. — Вы думаете, я поверю в то, что заплатив за Фаворита двадцать пять косых, вы “потеряли” его в толпе?

— Так и было. Я сделал это для своей дочери. Я всегда давал ей то, чего ей хотелось.

— И ей захотелось, чтобы Фаворит исчез? Круземарк натянул махровый халат.

— Перед его отъездом за океан они там, по-моему, выкинули какую-то штуку, — ну, из тех, которыми они баловались в то время.

— Вы имеет в виду черную магию?

— Черную или белую — какая разница? Мэг всегда была со странностями. Она играла с картами Таро раньше, чем научилась читать.

— И с чего началось это увлечение?

— Не знаю. Суеверная гувернантка, один наш повар из Европы… Никогда не знаешь, что таится в людях, когда нанимаешь их.

— Вы знали, что ваша дочь какое-то время содержала гадательную палатку на Кони-Алленд?

— Да, я и здесь помог ей. Она была для меня всем, и я баловал ее.

— Я нашел у нее в квартире мумифицированную человеческую руку. Знаете об этом?

— “Рука славы”. Это талисман, якобы открывающий любой замок. Правая рука убийцы, приговоренного к повешению. Ее надо отрезать, пока его шея еще находится в петле. У Мэг есть этот сувенир. Рука принадлежала некоему уэльскому разбойнику по имени Капитан Силверхилз, осужденному в тысяча семьсот восемьдесят шестом году. Она купила ее в парижской антикварной лавке несколько лет назад.

— Значит, обычный сувенир из заокеанской поездки, — то же, что и череп в чемодане Фаворита. Да, похоже, у них были одинаковые наклонности.

— Ага. Фаворит отдал этот череп Мэг, в последний вечер перед отплытием. Все дарят своим девушкам роскошные кольца или фирменные свитера. Он выбрал череп.

— Мне казалось, что к тому моменту Фаворит уже порвал отношения с вашей дочерью.

— Официально — да. Хотя, быть может, это было лишь игрой.

— А почему вы так думаете? — Я стряхнул дюймовую палочку пепла на пол.