Футбольная горячка, стр. 43

Хоуи получил расчет, и его место занял Джордж Грэм, который в свой первый сезон часто использовал Гаса в качестве запасного, так что дела у него шли довольно хорошо, хотя не так хорошо, как у Рокки, Хейеса, Адамса и Куинна, но у них было исключительное начало карьеры. А когда объявили состав символической сборной страны, составленной из игроков до двадцати одного года, там было много арсенальцев и среди них – Гас Сезар. Те, кто выбирал футболистов – как, например, болельщики «Арсенала» – начинали верить в молодежную политику тренера и отдали должное Гасу, хотя он не так часто появлялся в первом составе. И тем не менее его признали, его оценили, и он вошел в двадцатку молодых игроков страны.

В этот период вполне простительно, что он немного расслабился. Гас был молод, талантлив, и вполне вероятно, что сомнения в себе, которые вместе с мечтами о будущем посещают каждого, успели развеяться. В таких ситуациях следует полагаться на суждения других (я, например, полагаюсь на мнения друзей, агентов и всех, кто берется прочитать мою писанину и говорит, что все нормально). А если эти люди – тренер «Арсенала» и тренер сборной Англии, тогда, похоже, беспокоиться не о чем.

Однако, как выяснилось, они ошиблись. До сих пор Гас удачно перепрыгивал все препятствия на своей дорожке, но даже и на этой поздней стадии вполне можно споткнуться. Впервые мы поняли, что с ним что-то не так, в январе 1987 года, во время игры первого тура полуфинала с «Тоттенхэмом»: Сезар был явно не в своей тарелке и ничего не мог поделать с нападающими «Сперз». Он напоминал кролика, который оказался в лучах фар – прилипал к месту, пока мимо него не проскакивали Уоддл, Аллен или кто-нибудь еще, а потом начинал ужасно и жалко метаться. Наконец Джордж и Тео Фоли положили конец его позору, заменив другим игроком. В следующий раз он вышел на игру против «Челси» за неделю до финала с «Лутоном». Матч закончился вничью 1:1, и вновь в первом тайме возник момент, когда на Гаса набежал Диксон и начал мотать его, увертываясь то туда, то сюда, словно папаша в вашу бытность карапузом, когда играл с вами в садике, затем обошел и пробил по воротам, но мяч, слава богу, пролетел рядом со штангой с внешней стороны ворот. После того как подбили О'Лири и Гас оказался единственным кандидатом на замену, мы поняли, что на «Уэмбли» нас ждут неприятности. Сезар вышел под конец игры. За семь минут до финального свистка мяч угодил во вратарскую, Гас хотел отбить его, но не рассчитал удара и сам опрокинулся навзничь – в этот момент он выглядел не как профессиональный футболист, а как человек с улицы, который выиграл конкурс на право поиграть защитником во время финальной встречи. Уилсон воспользовался заварухой и сквитал счет.

Вот и все. Конец истории. Гас числился в клубе еще три или четыре года, но был центральным защитником на самый крайний случай. А после того как Джордж купил Боулда, затем Линигана, затем Пейтса, при том, что Адаме и О'Лири уже играли за «Арсенал», Гас не мог не понимать, что у него безрадужное будущее – он был шестым в очереди на два места. В конце сезона 1990/91 года Гас получил свободный перевод в «Кембридж Юнайтед», оттуда его через пару месяцев отпустили в «Бристол Сити», а оттуда еще через пару месяцев – в «Эардри». Чтобы попасть туда, где он побывал, Гас должен был обладать таким талантом, какого не было почти ни у кого из его поколения (в самом деле, о его ловкости оставалось только мечтать), и все-таки этого оказалось мало.

Спорт и жизнь – особенно претендующая на художественность – не абсолютные аналоги. Самое главное в спорте – его жестокая определенность: в спорте не существует таких понятий, как плохой бегун на стометровку или никудышный защитник, которому повезло. Там сразу все видно. И нет непризнанного гениального форварда, прозябающего в неизвестности из-за того, что несовершенна система отбора (замечают всех). В то же время есть множество плохих музыкантов, плохих актеров, плохих писателей, которые вовсе неплохо живут, потому что оказались в нужное время в нужном месте, или потому что знают полезных людей, или потому что неправильно поняли либо переоценили их талант. И все-таки история Гаса – жестокий урок для тех, кто считает значимым свое незыблемое ощущение судьбы (только снова прошу, не путайте ощущение судьбы или предначертанности с тщеславием – Гас Сезар не был тщеславным футболистом). Он понимал, что хорош – точно так же, как любая поп-группа, сыгравшая разок в балагане, сразу проникается уверенностью, что ей прямая дорога в «Мэдисон Сквер Гарден» и на обложки национальных музыкальных изданий, или как писатель, который отправил в издательство «Фабер энд Фабер» только что законченную рукопись и не сомневается, что от «Букера» его отделяет пара лет от силы. Вы живете, ориентируясь на это чувство, доверяете ему, оно циркулирует по венам, словно героин, придает силу и упорство… но ровным счетом ничего не значит.

В двух шагах

Переезд в другой район имел смысл по нескольким причинам: в Северном Лондоне не так быстро, как в Шепердз-Буш или Ноттонг-Хилл разлетались деньги, общественный транспорт прекрасный (пять минут от Кингз-Кросс, две станции подземки и миллион автобусов). Но если честно, жить в двух шагах от стадиона было осуществлением жалких двадцатилетних мечтаний, так что нечего пытаться рядить это действо в мантию логики.

Все было очень даже забавно. Одна квартира имела под крышей террасу, откуда открывался вид на фасад стадиона и буквы «РСЕН» – всего четыре от названия моей любимой команды, но и этого было достаточно, чтобы чаще застучало сердце. И еще: перебравшись сюда, я бы оказался над дорогой, по которой в дни победы проезжает автобус с открытым верхом. Комнаты были меньше и темнее прежних, зато окно гостиной обрамляло западную трибуну – можно оторваться от этой книги, выглянуть наружу и с новыми силами вернуться к клавиатуре.

Но в итоге пришлось остановиться на другом жилье – не таком вдохновляющем: с видом на Финсбери-парк. Оттуда, хоть встань на стул и высунь голову из окна, не увидишь ничего, даже трепещущего знамени победителя английской Лиги, которое, когда я писал эту книгу, еще оставалось (но, увы, ненадолго) нашим. И все же! Перед игрой люди парковали машины на нашей улице! А если ветер дул в нашу сторону, то через открытые окна голос из динамиков ясно раздавался даже в глубине квартиры! (Ничего не могу сказать насчет рева толпы, поскольку во время матчей дома не бывал, но хотелось бы думать, что самые громкие всплески радости докатываются и до нас. Как-нибудь соберусь, позаимствую у брата его хитроумный магнитофон «Сони» и ради интереса поставлю рядом с телевизором на стул под окном – пусть крутится.) А самое потрясающее: только не подумайте, что я выдумываю – это произошло на самом деле, – через несколько дней после того, как мы переехали, я шел по улице и наткнулся на грязную, изодранную карточку из пакетика жвачки с портретом двадцатилетнего Питера Маринелло. Не поверите, какое я ощутил счастье: новый район был богат археологическими древностями из моего прошлого. Мы завернули за угол на нашу новую улицу, и в это время передвижной фургон с громкоговорителем объявил, что на стадионе Тудисон-парк" Кевин Ричардсон забил третий, победный гол – это показалось мне хорошим предзнаменованием. Но только в следующую субботу я был на моей дважды домашней игре: прошел по Авенелл-роуд, через турникет на северную сторону не как провинциал, а как лондонец.

Чего я ожидал, когда открывал парадную дверь своего дома, выходя на улицу в субботу без двадцати три (надо же, без двадцати три!), и повернул в сторону стадиона? Картинки вроде как в комедийном ролике, посвященном пригороду: в одно и то же время открываются совершенно одинаковые двери и из них выходят совершенно одинаковые мужчины, с одинаковыми портфелями, зонтиками и газетами под мышками. На моей улице все они, конечно, не работяги, едущие в центр, а болельщики «Арсенала» – в плоских кепках и выцветших красно-белых шарфах. Увидят меня, помашут руками и сразу полюбят, и я стану уважаемым членом класса пролетариев-арсенальцев.