Час дракона, стр. 45

Известно, что по стране ходит какая-то страшная старуха с прирученным ею волком и рассказывает, что Конан все еще жив и скоро вернется, чтобы возвратить себе корону. А в последнее время проклятые жрецы Асуры стали тоже подхватывать ту же песенку. Они утверждают, что им по тайным каналам сообщили весть о скором возвращении Конана. Но ни ведьмы, ни жрецов пока схватить не удалось. Я уверен, что это проделки Троцеро. Наши лазутчики доносят, что Пуантен собирает силы для вторжения в Аквилонию. Я подозреваю, что Троцеро пригрел какого-то самозванца, выдавая его за Конана.

Амальрик замолчал и перевел дух. А Тараск хмуро усмехнулся и украдкой пощупал под кафтаном шрам, вспомнил кружившихся над беглецом воронов и привезенное с пограничных гор тело его оруженосца Аридея, разорванное на куски, как рассказывали, огромным волком. Припомнил и украденный у спящего наркотическим сном чернокнижника драгоценный камень, спрятанный в золотой шкатулке. Но не произнес ни слова.

Валерий же в этот миг подумал об ужаснувших его словах умирающего от чудовищных ран вассала и четверых кхитайцах, исчезнувших в лабиринте южных земель, чтобы уже никогда не вернуться обратно. Но и он решил держать язык за зубами, ибо ненависть и подозрительность его по отношению к своим союзникам грызли его, словно червь, и единственной его мечтой сейчас было увидеть тот день, когда немедийцы сдохнут от междоусобиц. Но Амальрик крикнул:

— То, что Конан жив, — вранье!..

Вместо ответа Ксальтотун молча бросил на стол перед собой свиток пергамента. Амальрик схватил его, развернул, и из горла его вырвался неопределенный крик. А потом он прочел вслух:

"Ксальтотуну, верховному шаману и шарлатану Немедии. Ахеронская собака, я возвращаюсь в свое королевство. А из твоей паршивой шкуры намерен сделать бубен. Конан."— Фальшивка! — крикнул Амальрик. Ксальтотун покачал головой.

— Письмо настоящее. Я сравнил почерк с подписями на королевских документах, обнаруженных в канцелярии. Подпись не поддельная.

— Но если он жив, — выдавил Амальрик, — это восстание примет будет отличаться от предыдущих, ведь совершенно точно известно, что лишь Конан способен объединить силы Аквилонии. Но, — осторожно продолжил он, — это послание совершенно не характерно для Конана. Невозможно представить, чтобы Конан предупреждал противника. Я считал, что основным приемом варваров всегда была внезапность…

— Но мы и так уже были предупреждены, — возразил на это Ксальтотун. — Наши шпионы донесли о военных приготовлениях в Пуантене. Ему все равно не удалось бы переправиться через горы незамеченным, вот он и послал мне вызов.

— А почему тебе? — поинтересовался Валерий. — Почему не мне или Тараску?

Ксальтотун окинул собеседника своим загадочным взглядом.

— Потому что он более мудр, чем все вы, — ответил он, немного помолчав. — И понял то, до чего вы еще не дошли: настоящим правителем народов запада является не марионетка Тараск, не Валерий, и даже не барон Тор. Властелин этот — я, Ксальтотун.

Наступила тишина. Все смотрели на чернокнижника, словно в трансе, одеревенев от услышанной из его уст правды.

— У меня нет иного пути, кроме возрождения империи, — тем временем продолжал чернокнижник. — Но сначала я должен покончить с Конаном. Не знаю, как ему удалось бежать из Бельверуса, ибо мне неведомо то, что произошло во время моего сна, навеянного черным лотосом. Но мне известно то, что он сейчас находится на юге и собирает армию. И это стало возможно только благодаря лютой жестокости Валерия в обращении со своим народом. Но пускай они бунтуют — они все у меня в руках. Дождемся, пока он выступит против нас, и навеки покончим с ним.

А уже тогда мы раздавим Пуантен, Гандерланд и этих глупых боссонцев. Потом — Офир, Зингару, Аргос и Коф — все эти народы мы объединим в одну огромную империю. Вы там будете править, как мои наместники, в отличие от всех других королей, в гораздо меньшей степени подходящих на эти роли. Я теперь непобедим, ибо Сердце Аримана надежно спрятано и ни один человек не сможет обратить его против меня.

Тараск старательно избегал встретиться глазами с чародеем, боясь, что тот прочитает его мысли. Было ясно, что у Ксальтотуна не было никаких сомнений в том, что камень все еще находится в золотой шкатулке и с тех пор он туда даже не заглядывал. Только так можно было объяснить последние слова чернокнижника — он не имел понятия, что Сердце у него вновь украдено. И похоже, что оно теперь находилось за пределами его досягаемости, а также вполне вероятно, что даже всей магии этого надменного ахеронца будет недостаточно, чтобы вернуть ему украденную вещь, коли даже его необыкновенные способности не подсказали ему, что тайник пуст. Кстати, вопреки предположениям Ораста, Ксальтотун и не вспоминал о возрождении былого королевства Ахерон, а говорил только об основании нового. И последнее: Тараск неожиданно понял, что чернокнижник не до конца уверен в своих силах — также, как и они когда-то попросили у него помощи при выполнении своих планов, так и он теперь пришел просить помощи у них, хотя открыто он об этом не говорил. Магия, как бы сильна она ни была, явно нуждалась в поддержке ударов мечей, боевых топоров и копий. Король уловил брошенный на него украдкой взгляд Амальрика — пускай Ксальтотун тешится себе мечтами об империи, помог бы им только одолеть грозного врага, а уж потом-то будет достаточно времени, чтобы найти способ, как бороться против этого чародея. Вполне вероятно, что им и удастся задушить те силы, которые они так неосторожно призвали на свет…

Глава XXI

"Цена расплаты"

Война стала фактом, когда десятитысячная армия Пуантена, поблескивающая сталью, под развевающимися знаменами перешла горы и вылилась в долины Аквилонии. А во главе ее, как доносили лазутчики, ехал человек огромного роста, одетый в черные доспехи и накидку с вышитым на ней золотым львом Аквилонии. Король был жив! Конан был жив! И никто уже в этом не сомневался — ни враги, ни друзья.

В одно и то же время с известием о вторжении из Пуантена курьеры принесли сообщение о выступлении на юг армии баронов северо-запада и Боссонии, а также войск из Гандерланда. Тараск во главе тридцати одной тысячи воинов двинулся на юг, вдоль реки Ширки, которую гандерцы обязательно должны были бы форсировать, чтобы напасть на находящиеся под защитой немедийских гарнизонов замки, и встал у города Галпаран. Ширки была своенравной и бурной рекой, широкой дугой изгибающейся на юго-запад по скалистым каньонам с порогами, и была годной для переправы целой армии всего в нескольких местах, особенно во время весеннего половодья. Весь край к востоку от Ширки находился в руках немедийцев, и казалось вполне логичным, что гандерская армия нанесет удар по Галпарану или лежащему чуть южнее Танасулу. Со дня на день Тараск ожидал прибытия гонцов из Немедии, но его ждало разочарование — ему сообщили, что король Офира осуществляет на южной границе военные провокации и нет никакой возможности перебросить в Аквилонию дополнительные силы — это может о речь страну на вторжение с южного направления.

Амальрик с Валерием вышли из Тарантии с двадцатью пятью тысячами воинов, оставив ее под защитой сочтенного ими достаточным для подавления возможного восстания гарнизона. Целью их было как можно скорее встретиться с Конаном и разбить его, пока он не взбудоражил все королевство.

А тот, перевалив вместе с армией Пуантена через горы, не торопился ввязываться в сражения, не нападал на города и не сжигал вражеских крепостей. Он появлялся и вновь исчезал. И, как стало известно, для большей безопасности свернул к западу, чтобы, двигаясь по диким, малонаселенным горным массивам, добраться до боссонского пограничья, по дороге пополняя свои ряды добровольцами. Амальрик и Валерий же, во главе своей состоящей из немедийцев, наемников и предателей Аквилонии армии, метались по всей стране в полном ошеломлении, разыскивая так и не встретившегося им противника.