Свои и чужие, стр. 19

Итак, в процессе медленного перехода к «заимствованной у других» государственной структуре у ряда древних племён довольно долгое время могла существовать аристократия – фактическое правление лучших. Традиции этих времён долгое время могли сохраняться и в дальнейшем. Тем не менее, и аристократия как форма правления, и язычество как форма религии были неуместны после окончательного оформления государственных институтов. И они сменились олигархией, быстро сметённой более эффективной в тех условиях тиранией и сопутствующим монотеизмом.

Возвращение к аристократии в истинном понимании этого термина стало возможным только с эволюцией древне-государственных структур в национальное государство. Но об этом речь пойдёт в последней главе этой части нашей книги.

11. Не обожествление, а использование. Может ли юрист быть антигосударственником?

Предыдущие разделы, наверно, вызвали даже у самого широко мыслящего читателя некоторый шок. Между тем автор не является неким «сакральным врагом» государственности. Мы хотим сказать только одно: государство является лишь инструментом решения проблем, стоящих перед народом. И применять этот инструмент надо грамотно, помня, как он создавался, как модернизировался и как применялся. Цели к применению ставятся не инструментом, но людьми, которые его применяют. Подменять их цели инструментом, обожествляя государство, бессмысленно, если это делается не в корыстных интересах производителей такой подмены.

Выше мы показали, как возникло государство, и объяснили причину появления тех его родимых пятен, которые и сейчас просматриваются сквозь модернизационные наслоения позднейших эпох. Совершенно очевидно, что подобная конструкция не могла быть устойчивой. Она начала рушиться сразу с момента своего создания. Тех процессов, которые развивались в результате этого, и их итогов мы коснёмся в этом разделе.

Интересно отметить, что когда раньше человек имел дело только с природными ресурсами, то нерациональное их использование приводило к экологическим кризисам, которые стимулировали процесс освоения новых ресурсов и совершенствование орудийного парка. Когда часть населения сама стала лишь ресурсом для использования, нерациональная хозяйственная деятельность провоцировала, помимо этого, социальные кризисы и стимулировало совершенствование старых и создание принципиально новых структур управления. Таким образом, социально-политические кризисы по своим глубинным механизмам в чём-то сродни кризисам экологическим.

Вот в такой «политико-экологический» кризис не могли не попасть древнейшие государства вскоре после своего появления. Суть этого кризиса обуславливали следующие процессы.

Первое. Резкое падение плодородия почв и, как следствие, резкое падение сельскохозяйственного производства. Плодородие может упасть в 2-5 раз вследствие эрозии после превышения некоторой критической нормы распаханности пойм, и у нас нет оснований предполагать, что этот процесс не имел места. Особенно если сравнить первые легендарные урожаи, свидетельства о которых можно найти в исторических источниках, и последующее состояние дел. Конечно, мы не склонны буквально следовать источникам, согласно которым можно оценить общее падение урожаев за время эксплуатации поймы в несколько десятков раз.

Однако весьма обоснованным может быть утверждение, что долина Нила пережила несколько периодов резкого падения плодородия, при этом каждое такое падение было не менее, чем в 2 раза. Первый такой кризис, согласно реконструкциям, мог произойти уже через 50-100 лет после начала сельскохозяйственного освоения поймы.

Второе. Вымирание рабского населения стало носить катастрофический характер. Свидетельства об этом имеются в ряде документов древнейших государств. Убыль рабов привела к тому, что этот ресурс вскоре перестал быть избыточным.

Третье. Постоянно возникали серьёзные проблемы в налаживании процесса государственного и хозяйственного управления, ибо первоначальные структуры управления сложились стихийно и пока не имели адекватных технических средств обеспечения типа системы письменных распоряжений, отчётности и т. п.

Четвёртое. Правящая верхушка, составленная из самых агрессивных особей, не могла в условиях отсутствия внешних угроз долго сохранять монолитность. Древнейшая история изобилует свидетельствами и легендами о почти непрерывных заговорах, дворцовых переворотах и т. п. явлениях, которые, говоря на столь милом современным российским политикам языке, не что иное, как разборки бандитских по своей психологии верхов.

Без решения этих задач древнейшее государство как структура не выжило бы. И оно их решало. Первой, ещё типично древне-государственной попыткой их решения был набор следующих мероприятий: походы на беззащитное малочисленное население окрестных племён за новыми рабами, усиленное расширение площади поливной пашни за счёт освоения все более дальних от реки территорий, усиление режима террора тирана (фараона, императора, царя и т. п.) по отношению к верхушке.

Нетрудно показать, что все эти мероприятия носили паллиативный характер и не давали радикального решения выше поставленных задач. В войнах гибло не намного меньше солдат, чем удавалось приводить пленников. Расширение площадей поливной пашни усугубляло ресурсно-экологическую ситуацию. Чудовищный террор практически не оставлял возможности любому «случайно оступившемуся» вельможе пути к отступлению и стимулировал изощрённость и упорство новых заговорщиков.

Наряду с этим были и более конструктивные попытки решения насущных проблем. Так, очевидно, задачи управления на больших территориях потребовали создания принципиально новой системы передачи информации, что, по-видимому, стимулировало появление письменности. Постепенно рационализировались способы ведения хозяйства. Интенсифицировались пропагандистские идеологические усилия по консолидации правящей верхушки.

Вышеупомянутые задачи, вероятнее всего, решались одним и тем же слоем «жрецов-интеллектуалов-идеологов». Именно они по мере исчерпания возможностей чисто силового управления все больше брали в свои руки реальную власть.

Даваемая государством возможность концентрации усилий на решение отдельных, даже очень трудных, задач, очевидно, принесла плоды. Стремительно развивалась наука, как отдельный вид деятельности. Усложнялся институт религии. В целях идеологической обработки населения стали строиться колоссальные храмовые комплексы. Это, в свою очередь, потребовало определённого развития инженерии. Короче говоря, шли поиски нового знания и его применения.

Правда, все это, если вглядеться, имело подспудный отпечаток некоторой «полицейщины», чем вообще отличается государство. Так, например, не все знают, что система доказательств в геометрии (землемерии) первоначально возникла для обеспечения управленческих и судебных процедур, а отнюдь не для решения инженерных задач. Для сбора налогов, а позднее для целей торговли землёй необходимо было доказывать равнозначность тех или иных участков, количественно сравнивать их площадь, в то время как контуры участков постоянно изменялись вследствие освоения новых земель и деградации старых.

Интересно отметить, что в данном примере мы имеем дело уже с необходимостью применения некоторой системы доказательств, пусть и в рамках полицейской структуры. Это уже, строго говоря, «разложение» классического государства. Ибо государство в чистом виде – это система произвола, построенная на балансе страха.

Там, где появляется закон, государство в нашем его понимании уже ограничивает себя. Ограничивать подданных оно может и без всякого закона. А вот для самоограничения уже нужен закон. Поэтому специалисты в области законов – юристы – по сути своей должны быть антигосударственниками, ибо они работают в рамках системы, сложившейся для целей ограничения государства.

Мы, конечно же, понимаем парадоксальность и условность наших построений. Практика «подмены функций» в тех или иных подсистемах управления известна читателю на чисто бытовом уровне. Однако в данном случае мы говорим о подобной структуре управления (правовой системе) в чистом виде, без её паразитарных искажений.