Отчет Русским Богам ветерана Русского Движения, стр. 39
А либерализм без свободы – это нонсенс.
Итак, те, кто хочет победы либеральных реформ на деле, должны присоединиться к антикавказским требованиям русского народа. Игнорируя волю народа, либеральное общество не построишь.
Не надо при этом бояться неких «имперских инстинктов», якобы присущих русскому народу. Эти «имперские инстинкты» – миф бюрократической пропаганды. Не некие «масоны» придумали расхожие слоганы «мент поганый» и «вояка паршивый». Эти формулировки родились в самой гуще русского народа и отражают его истинное отношение к «государству» – пирамиде чиновников и силовиков, которые сейчас стали настоящей «силовой олигархией». Эту олигархию русский народ ненавидит гораздо больше, чем олигархию экономическую.
А антибюрократические, свободолюбивые традиции русского народа гораздо более сильны, чем навязываемые сверху традиции бюрократические.
Поэтому либеральные элиты вполне могут найти компромисс с русским народом. Хотя это и не просто. А вот с централизованным государством чинуш и силовиков либералы не найдут компромисса никогда. Между этими силами может быть лишь временное перемирие, всегда кончающееся победой хама в погонах.
Итак, хотите победы либеральных реформ, господа?
Тогда Вашим девизом должен стать лозунг:
НАЦИЯ И СВОБОДА!
4. Суть национал-либерализма
Духовная и идейная жизнь нынешней России наполнены ощущением некоего тотального тупика. Только ленивый или глухонемой не говорит о «новом застое». Мало того, повсеместно вспоминается слово «совок». Совком нынешнюю действительность назвать трудно, но как говориться, «народ ищет». Ищет некие аналоги этого емкого, грубоватого понятия.
Мы отнюдь не разделяем тяги иных раскрученных публицистов к «народным заимствованиям», и вульгарности вообще. Но из песни слова не выкинешь. И все чаще на тусовках можно слышать помимо ставшей уже почти привычной презрительной клички «Россияния», новые еще более уничижительные характеристики страны и ее политической модели – «Путляндия», и аналог знаменитого «совка», «путек».
Впрочем, руганью не заменишь анализа. И, констатируя почти повсеместное отвращение (хотя, надо признать, отвращение отнюдь не революционное, а пассивное) к нынешней жизни, следует отметить и отсутствие внятных альтернатив.
Наиболее осторожные и ответственные публицисты даже не пытаются указать на некие альтернативы. Эти деятели уповают на некую «новую элиту», которая и призвана будет найти ответы на все вопросы.
Такая позиция заслуживает уважения. Лет десять назад наши «властители умов» так не стеснялись. Они сразу лепили взаимоисключающие рецепты спасения страны, государства и культуры, фактически заявляя тем самым, что все знают и все могут.
Конечно же, ни черта они не знали тогда, как не знают и теперь. Но теперь они прямо признаются в своем незнании. И это всеобщее «интеллектуальное покаяние» тоже производит жутковатое впечатление какой-то бездны, полного вакуума.
На этом фоне мы будем выглядеть безответственно, если скажем, что оценка нынешней ситуации и пути выхода из нее не представляют для нас никаких трудностей. Но, тем не менее, это так. Наше право говорить подобным образом, подкреплено нашими многочисленными публикациями, в которых мы еще с начала 1990-х годов предсказывали именно тот сценарий развития ситуации в России, который имеет место сейчас.
Можно просто поднять наши публикации и привести массу цифр и фактов, которые неопровержимо подкрепляли наши прогнозы и выводы. Но это слишком большая работа. Поэтому скажем предельно кратко – новый застой был предопределен неспособностью соединить идеи свободы и демократии с национальной идеей.
В итоге космополитический, абстрактный либерализм потерпел крах (не будем повторять всем известный ход событий). А его место занял совершенно бездарный, не оправданный ни идеей, ни стратегией бюрократический дебилизм. Нынешний бюрократический режим не нужен никому, кроме самой бюрократии, раздувшейся до невероятных размеров.
Эта бюрократическая пирамида является раковой опухолью на теле страны. А пресловутое «укрепление государственности» есть просто раздувание этой опухоли.
Впрочем, оставим эмоциональные оценки. С точки зрения теории управления укрепление централизованной государственности есть построение иерархической системы управления в чистом виде.
Между тем известно, Что иерархические системы управления по мере их существования становятся все более не функциональными и неповоротливыми. На каждую проблему они отвечают созданием соответствующего бюрократического органа. Когда проблема решена, этот орган становится ненужным.
Но создать бюрократическую структуру легче, чем ее потом упразднить. Это проблема не только иерархических систем. Серьезные ученые Запада пишут о ней применительно к более гибким западным системам управления.
Управленческий аппарат в рамках иерархических систем раздувается в прямом смысле слова как раковая опухоль (математические модели роста бюрократического аппарата и роста раковых опухолей моделируются однотипными системами математических уравнений). При этом ненужные бюрократические структуры не удовлетворяются только ролью простых паразитов. Созданные один раз для решения неких проблем, они эти проблемы как раз не решают, а консервируют с целью оправдания собственного существования.
В итоге подобные системы управления всегда проигрывают более гибким. И рушатся, не выдерживая конкуренции.
Примечательно, что классические иерархические системы, согласно теории, должны быть построены по принципу отдания приказов сверху вниз и отчетности об их выполнении снизу вверх. Но тогда получается, что верхний управленческий уровень должен знать буквально все о делах внизу, чтобы иметь возможности приказывать по любому поводу.
Даже на первый взгляд очевидно, этот принцип настолько не совместим с реальной жизнью, что даже в самых простых иерархических системах возникает необходимость принимать решения, не основанные на приказах. И тогда прямые приказы заменяются массой законов и инструкций. Но законы и инструкции – это некий аналог приказов. Просто инструкции – это приказание делать то-то в такой-то ситуации.
В условиях иерархической системы, когда инициатива снизу сведена к нулю, возникает необходимость законами и инструкциями предусмотреть все возможные ситуации. Это, разумеется, невозможно. И инструкции зачастую оказываются неверными и вредными для дела.
Чем больше законов и инструкций, тем больше вероятность, что они в той или иной ситуации будут неконструктивны. То есть, пытаясь претендовать на универсальность, творцы законов и инструкций в иерархической системе управления, условно говоря, на один полезный случай применения инструкции, провоцируют ее вредное применение в двух случаях.
Это приводит к ситуации, когда, выполняя все законы и инструкции, попросту невозможно жить и делать любое дело. Известен в этой связи пример, т.н. «итальянской» или «гамбургской забастовки», названной так в честь крупнейшего в мире и сложнейшего по управлению аэропорта города Гамбурга.
Авиадиспетчеры Гамбурга, имея ограниченные права на забастовку, сорвали работу аэропорта, тем, что строжайше соблюдали все инструкции. Де юре это не было забастовкой, де факто, работа была прервана. Пересмотр инструкций был признан невозможным, ибо потребовалась бы их замена. Но никто не гарантировал, что новые не окажутся еще хуже старых.
В итоге социальные и экономические требования диспетчеров были удовлетворены, а для предотвращения подобной забастовки в дальнейшем, им официально была предоставлена большая свобода действий.
Гамбургская забастовка это пример того, что иерархическая система управления несовместима с решением реальных управленческих задач в высокотехнологичных областях деятельности. То есть, несовместима с научно-техническим прогрессом. Однако, она зачастую оказывалась несостоятельной гораздо раньше, чем мир втянулся в промышленную революцию.