Сиракузовы против Лапиных, стр. 8
Я с негодованием понял, что Ферапонт Григорьевич нахально обманул меня. И ещё понял: не надо лезть с расспросами, когда тебя не спрашивают. И спасибо, что он предупредил не говорить ничего Сиракузовым: уж они бы обсмеяли и его, и меня.
14. Городки
Но пора вернуться к нашей ссоре с Сиракузовыми.
В субботу за деревянным домом Сиракузовых между Лапиными и Сиракузовыми, как всегда, проводились соревнования по городкам.
За команду Сиракузовых выступали: сам начальник милиции (в своей команде — забойщик номер один, но против наших забойщиков ему не могла помочь даже его кизиловая палка), его жена — старшая билетёрша местного кинотеатра, учитель географии, истории и математики Михайла Михайлович, работник сферы обслуживания тётка Галина и её сын — председатель городского спорткомитета Николай.
Если обратить внимание на подбор игроков команды Сиракузовых, перед вами окажется сплав молодости и опыта. Скажем, если две биты, пущенные верной рукой старшей билетёрши местного кинотеатра, не достигали цели, ошибку игрока номер два всегда мог исправить игрок номер три — Михайла Михайлович; если же и он ошибался, то, обозвав его мазилой, на кон выходила тётка Галина или Бронислава, и уж все огрехи Галины или Брониславы исправлял их другой родственник, председатель нашего горспорткомитета Коля (Николай).
У нас же в команде выступали: мой отец (в его отсутствие — я), Вера, Наташа, разумеется, тётка Роза и, разумеется, шофёр Монеткинского таксомоторного парка дядя Борис (у него была палка не из кизила, а из боярышника, что значительно хуже, но именно он-то и был настоящим забойщиком номер один, хотя и выступал в нашей команде под номером пять).
Как видите, самая сложная задача стояла перед дядей Борисом: всё то, что не доделывали мой отец или я и наши женщины-мазилы, должен был одним ударом доделать дядя Борис.
Задача поистине сложная и по плечу только выдающемуся мастеру, а дядя Борис, к сожалению, таким мастером не был.
И вот команды выстроились перед «городом» (Сиракузовы в белой форме, Лапины в красной), по сигналу капитанов дружно прокричали «физкульт-привет!» и «физкульт-ура!», после чего начали усиленно пожимать друг другу руки.
Здесь последнее слово опять же принадлежало дяде Борису. Человек крепкий, он так пожал им всем руки, что тётка Галина, например, долго трясла потом онемевшими пальцами и никак не могла взять биту и даже забыла сказать своему Коле: «А ну, сынуля, врежь!»
Увидев такое, болельщики Пётр и Павел немедленно засвистели и обозвали нашу команду жуликами и даже бросили в нас шишками, и одна шишка попала Вере почти в глаз. Но мы сказали, раз они не могут выдержать нашего дружеского пожатия, пусть выставляют других игроков. А что касается шишки, то они за это ещё ответят.
Но тут судья Ферапонт Григорьевич кинул жребий, все столпились, выясняя, кому начинать; выяснили, и Ферапонт Григорьевич пошёл устанавливать в «городе» первую фигуру, и тут дядя Борис хватился, что его боярышниковой биты нет.
— Я положил биту под куст, — сказал дядя Борис. — Вот сюда…
Все, начиная с Сиракузова-старшего, обошли указанный куст и убедились, что биты нет.
«Украли!» — хотел сказать я, но тут увидел обоих Сиракузовых, которые ползли вместе с Верой вдоль канавы, и скорее побежал к ним, чтобы они чего-нибудь не нашли без меня.
— Разве это игра? — с горечью сказал я тётке Розе, пробегая мимо. — Жульничество одно. Сиракузовым надо засчитать поражение. Это произошло на их поле…
Я думал, Ферапонт Григорьевич и тётка Роза, которые стояли рядом, тоже кинутся на поиски. Но они не кинулись.
— Ты знаешь, — сказала тётка Роза, указывая в мою пробегающую спину, — он вписал тебя в свою контрольную, у Михайлы могли быть большие неприятности.
Ферапонт Григорьевич охнул, потому что ничего не знал ещё о контрольной, и сразу вспомнил, наверное, генеалогическое дерево, семейный склеп и годичное проживание на банке Лафонтена и сказал, что это его вина. Не специальная, но вина.
— Ты по-прежнему остался невозможным человеком, — сказала тётя Роза.
Ферапонт Григорьевич хотел на всякий случай возразить, но понял, что возражать, собственно, нечего.
И тут откуда-то издали послышался сердитый голос тётки Галины (я бы сказал, простуженный голос, словно она долго-долго пела в хоре, а теперь перестала петь).
Она сказала, что если уж милиция найти биту не может, то и она не может, и что её участие в поисках на этом кончилось, так как, обшаривая траву, она порезала палец. Но того, кто найдёт эту злополучную биту, она будет стричь и брить бесплатно.
Ферапонт Григорьевич, дядя Борис и Сиракузов-старший, которые, сидя на месте, давали всем руководящие указания, заинтересованно вскинули головы.
— А если найдёт не один, а два человека? — спросил дядя Борис.
— Значит, обоих буду стричь и брить бесплатно…
— Вот вы всех до чего довели, — сказал я Сиракузовым-младшим. — Они уже собираются брить и стричь друг друга бесплатно. Им-то это, конечно, ничего, а тётку Галину за это уволят из парикмахерской.
— Мы довели?! — Даже если они и брали эту биту, теперь уже искренне верили, что не брали. — Она их будет стричь дома.
Вот какие жуткие люди были эти Сиракузовы!
15. Городки (окончание)
И дядя Борис, и Ферапонт Григорьевич, и сам Сиракузов-старший понимали, что спрятали биту младшие Сиракузовы. Вот только зачем они её спрятали — было непонятно, а далеко от дома они её унести не могли.
И ещё они понимали, что главное — усыпить бдительность Сиракузовых-младших, а уж потом они сами покажут, где бита.
Всё дальнейшее было разработано дядей Борисом, Ферапонтом Григорьевичем и Сиракузовым-старшим.
Хотя видимых усилий по розыску биты не было предпринято, однако через полчаса дядя Борис мне радостно сказал:
— Нашли!
— Где нашли? — спросил я.
— Как и ожидалось, у Сиракузовых в доме.
— В шкафу, что ли?
— Наверно, в шкафу.
Услышав такое, Сиракузовы-младшие, которые сидели за забором, немедленно бросились к себе домой.
— Нашли, — спотыкаясь от волнения, говорил Сиракузов Павел. — Я говорил, палку не в шкаф надо было прятать…
— А может, не нашли? Может, это они так говорят?
— Хе-хе-хе, побежали, голубчики, — сказал им вслед дядя Борис.
— Побежали, — сказал я.
— А палку-то ведь не нашли, — сказал вдруг дядя Борис.
— Как — не нашли?!
— А сейчас они сами покажут, где она… — И довольный дядя Борис дёрнул себя за бороду.
И точно. Вот как это было.
Когда Пётр и Павел вошли в комнату, Сиракузов-старший как ни в чём не бывало лежал на диване с газетой: задрёмывал.
Они повертелись в отдалении. Он не заговаривал с ними, и это было самое неприятное.
Минут через десять они убедились, что он задремал.
— Сейчас проверим, нашли они её или не нашли, — сказал Сиракузов Павел и на цыпочках пошёл к платяному шкафу, где была спрятана палка, чтобы вытащить её, если она там, и незаметно подбросить под любой куст, и тогда всем станет ясно, что они к ней даже не притрагивались. Он тихонько открыл дверцу, и палка, стоявшая торчком, повалилась прямо на него.
— Ни с места, — услышал он с дивана голос Сиракузова-старшего.
Пётр, не выдержав напряжения, заикал.
— Когда вам давали такие имена — «Пётр» и «Павел», — поднимаясь с дивана, сказал Сиракузов-старший, — имелись в виду два апостола, которые, по убеждению вашей бабушки, были глубоко честными людьми. Одному из них даже доверили ключи от рая. Что касается меня, то я бы не доверил вам ключей от дровяного сарая…
Не дослушав, оба Сиракузова сорвались с места и выскочили за дверь.