Римский карнавал, стр. 40

Чезаре мечтал о том времени, когда отец попросит его совета и когда он, Чезаре, сам будет принимать решения.

Теперь же между ними царило полное согласие, потому что оба решили вызвать Лукрецию к себе в Перуджу.

Джованни Сфорца, вернувшийся в Пезаро, не обрадовался письму папы.

Он ворвался в комнату Лукреции, где она распоряжалась упаковкой вещей перед отъездом.

— Ты никуда не поедешь, — сказал он.

— Не поеду? — Она просто не могла в это поверить. — Но ведь так велел отец.

— Я твой муж. И я скажу, куда тебе ехать, а куда нет.

— Джованни, ты не имеешь права мешать мне.

— Имею и помешаю.

Он был смел, но только потому, что знал, сколько миль разделяют Пезаро и Перуджу. «Бедняга Джованни!.. — думала Лукреция. — Его никак не назовешь отважным человеком».

И в то же самое время она ощутила тревогу, потому что тоже подумала о расстоянии, отделявшем Пезаро от Перуджи.

Джованни был слабым человеком и поэтому всегда стремился показать свою силу, когда считал момент подходящим.

Он повернулся к слугам:

— Вытащите платья графини, — велел он, — и повесьте туда, где они должны находиться.

После чего повернулся и вышел из комнаты.

Лукреция не стала негодовать и поднимать шум. Она была дочерью своего отца и прекрасно знала, какова сила дипломатии. Она была убеждена, что после короткой задержки отправится в Перуджу. Так что она только печально улыбнулась и села писать письмо отцу.

Джованни настоял на своем. Он понимал необходимость сделки. Его держали в бедности и считали ничтожеством. Но раз уж он муж Лукреции, Борджиа должны помнить, что нужно относиться с уважением к нему, Джованни, и они должны понять, что он имеет над дочерью папы и своей женой некоторую власть.

Он хотел избавиться от навязанной ему роли молчаливого наблюдателя. Он хотел получить новое назначение в армии. Почему бы не присвоить ему теперь, когда папа получил в союзники Венецию, звание капитана венецианской армии? Александр легко может устроить это для своего зятя. Пусть сделает так, и тогда он, Джованни Сфорца, не станет чинить никаких препятствий Лукреции в знак благодарности за оказанную ему услугу.

Когда папа услышал о желании Джованни, он рассмеялся.

— Что ж, — сказал он Чезаре, — в нем еще сохранилось какое-то тщеславие. Посмотрю, что можно устроить для него, я поговорю с дожем.

Чезаре относился к мужу Лукреции с презрением. Ему следовало бы ненавидеть его, каким бы тот ни был, только за то, что он женился на его сестре, но ему казалось унизительным, что сестре пришлось иметь дело с подобным ничтожеством.

— Как жаль, — сказал он отцу, — что мы не можем придумать средство, чтобы избавить Лукрецию от Сфорца.

Папа перевел взгляд на сына.

— Возможно, — негромко ответил он. — Когда-нибудь… А пока отправим его к дожу.

Джованни гневно ходил по комнате жены.

— Значит, — кричал он, — мне дадут командный пост в венецианской армии?

— Ты ведь рад этому, разве нет? — мягко спросила Лукреция. — Не этого ли ты добивался?

— Со мной должны обращаться так же, как с твоим братом, — выкрикнул Джованни.

— Разве с ним обращаются иначе? Джованни Сфорца и Джованни Борджиа оба получили возможность служить в венецианской армии, ведь так?

— Да, это так. И оба мы командуем людьми. Но разница между нами есть. И ваш отец знает об этом. Я буду получать четыре тысячи дукатов, а твой брат — тридцать одну!

— Но, Джованни, — успокаивала его Лукреция, — если бы ты не узнал о том, сколько станет получать мой брат, ты остался бы вполне доволен своими четырьмя тысячами.

— Но я узнал! — На висках Джованни выступили вены. — Со мной так обходятся специально, чтобы показать, что я ничего не значу рядом с твоим братом. Твой отец умышленно оскорбляет меня. Я не позволю тебе ехать!

Несколько секунд Лукреция молчала, потом угрожающе произнесла:

— Если так, то ты не получишь и этих четырех тысяч дукатов.

Джованни сжал кулаки и топнул ногой. Казалось, он вот-вот расплачется.

Лукреция бесстрастно наблюдала за мужем. Она думала: «Скоро мы поедем в Перуджу и когда доедем до города, он покинет нас».

Она отдалась приятным размышлениям о том времени, когда снова окажется рядом с отцом и Чезаре.

Чезаре

Чезаре и отец обнимали Лукрецию. Как горячи и крепки были эти объятия!

— Просто не могу понять, как мы могли жить без тебя, — заявил папа.

— Мы скучали по тебе так, что не выразить словами, — негромко сказал Чезаре.

Она бросалась от одного к другому, беря их за руки и целуя их.

— О отец мой, о брат мой! — восклицала она. — Почему все люди кажутся такими ничтожными рядом с вами?

Они заставили ее покрутиться, чтобы рассмотреть, как она выглядит. Она очень изменилась, заметил папа, постепенно брови ее становятся темнее. Чезаре вспомнил, что она должна была стать Джованни настоящей женой.

— Наша малышка растет, — сказал папа. — Я упрекаю себя в том, что не удержал ее рядом с собой, несмотря ни на какие опасности.

— Бывали сложные ситуации, — заметил Чезаре. — Думаю, мы пережили самые ужасные моменты нашей жизни, и было бы еще труднее, если бы наша дорогая Лукреция подвергалась опасностям.

— Ты прав, сын мой. Но зачем грустить о прошлом. Давай лучше устроим праздник в честь возвращения моей ненаглядной дочери, я хочу посмотреть, как вы вместе будете танцевать и петь.

Чезаре взял сестру за руку.

— А что ты скажешь, сестренка?

— Мне очень хочется потанцевать с тобой. Я хочу показать всем, как я счастлива, что все мы снова вместе.

Чезаре охватил ладонями ее лицо и внимательно вгляделся в милые черты.

— Ты изменилась, сестра?

— Стала немножко взрослее, и только.

— И лучше стала понимать жизнь, — добавил папа нежно и почти игриво. Чезаре поцеловал ее.

— Надеюсь, дорогая, что испытание не было для тебя слишком тяжелым?

Она поняла, что он имеет в виду, и рассмеялась:

— Нет, вполне подходяще. Папа, глядя на них, положил руку сыну на плечо.

— Пусть она теперь идет. Женщины должны нарядить ее к празднику. Тогда я увижу, как вы вместе танцуете, и почувствую себя счастливейшим из смертных, потому что двое моих любимых детей находятся под одной со мной крышей.

Лукреция поцеловала отцу руку и вышла из комнаты, провожаемая взглядами мужчин.

— Как же она хороша! — воскликнул Чезаре.

— Я начинаю верить, что она самая очаровательная девушка в Италии, — заметил папа.

— Нисколько в этом не сомневаюсь, — ответил Чезаре.

Он быстро взглянул на отца. Джулия теряла власть над Александром, поскольку он не простил ее с тех пор, как она уступила притязаниям своего мужа и стала с ним жить. Он сделал широкий жест, отправившись встречать ее, и заплатил за нее выкуп, но Чезаре точно знал, что Джулия уже не любимица папы, и радовался этому. Его всегда раздражала растущая мощь семейства Фарнезе и постоянно увеличивающееся влияние на Александра.

Появившись на балу, чтобы развлечься и насладиться любованием своими детьми, Александр задумался о будущем. И теперь он сказал Чезаре:

— Надеюсь, пройдет немного времени, и мы возвратимся в Рим. Нам многое предстоит сделать, если мы не хотим снова пережить такие же тяжелые дни. Чезаре, мы должны сосредоточить свои усилия на том, чтобы лишить могущества баронов, которые показали себя настолько слабыми и немощными, что даже не приблизились к неприятелю. Я мечтаю о сильной Италии.

— О сильной Италии под властью Папы, — согласился Чезаре. — Тебе будет нужна сильная армия, отец, хорошие генералы.

— Ты прав, сын мой.

Александр видел, что с губ Чезаре готова слететь мольба: отпусти меня, увидишь какой генерал из меня получится.

Александр понимал, что сейчас не время сказать Чезаре, что, как только они вернутся в Рим, он вызовет из Испании Джованни. Джованни встанет во главе папских армий, ему будет нужно выступить и начать войну с Орсини, которые во время вторжения французов проявили себя как трусы и предатели интересов папы. Когда он подчинит их, соперничающие семьи увидят, как велика сила Александра, каким могущественным он стал; они подчинятся папской воле или получат по заслугам.