Правда о «золотом веке» Екатерины, стр. 24

Не буду даже говорить, что, кроме Остермана и Миниха, во времена Анны в России жило много очень полезных иностранцев: академики Делиль, Бернулли, Эйлер, Байер, Миллер, Гмелин, Крафт, архитекторы Растрелли (отец и сын), Трезини, художники Перезенотти, Валериани, музыканты Ристоли, Арайя. Что именно в это время датчанин Витус Беринг руководил грандиозной экспедицией, а француз Ланде создавал первую балетную школу. И что не замечать этих людей, попросту нести околесицу про гадов иностранцев, оттеснивших русских от хлебных должностей, – нечестно. Нечестно и непорядочно.

Отмечу только, что в годы «бироновщины» не было никакого утеснения русским дворянам. В 1729 году, до воцарения Анны, в армии был 71 генерал, из которых иноземцев – 41 человек (58 % наличного состава). В 1738 году генералов было 61 человек, из них иностранцев – 31 человек (52 %).

И более того… Именно при Анне, в годы «бироновщины», русские и иностранные офицеры были уравнены в правах. Еще Петр ввел правило, по которому иноземец, нанимаясь в русскую армию, получал двойное жалованье. Теперь и русским офицерам жалованье было повышено ВДВОЕ, и они стали получать столько же, сколько и иностранцы. Инициатором этой важнейшей меры был немец Бурхгард Миних – один из тех, кого принято считать столпами «бироновщины».

Тот же самый Миних в 1732 году запретил нанимать новых иноземных офицеров, пока не будут устроены все офицеры из распущенной армейской группировки в Персии.

Как же так?! Петр… Законный государь Петр I, которого именуют Великим и чуть ли не обожествляют… Он-то как раз ставит русских в неравноправное положение, отдавая предпочтение иноземцам. А злой Миних, просыпавшийся на бедную Россию, как из прохудившегося мешка, злой немец-перец-колбаса, утробный ненавистник всего русского – он-то гораздо справедливее Петра и гораздо больше дает русским…

Ну можно ли быть до такой степени слепым и в большей степени несправедливым?!

Возьмем придворные круги. Ближе всех к царице стоят Бирон, Остерман, Миних, братья Левенвольды, Ушаков, в последние годы – Волынский. Как видно, и тут господство немцев не абсолютное, к тому же Миних начал служить еще при Петре, а Левенвольды приняли русское подданство.

Кстати о Петре – Лефорт, Брюс, Виниус, Огильви, Девиер, Шафиров, Бестужев – вот далеко не все иностранцы, которые стояли возле и вокруг Петра I, его выдвиженцы, «птенцы гнезда Петрова» (при том, что Лефорт скорее свил гнездо, в котором вылупился Петр). Собственно, и Миних – тоже из них, только моложе большинства, другое поколение. Он – точно такой же «птенец гнезда Петрова», в той же степени, что и Бестужев, потомок шотландца Беста, которого, однако, готовы считать русским и «своим».

Опять же – какая исключительная несправедливость! Кто создал в Российской империи особое, привилегированное положение для иностранцев, особенно для лютеран? Кто окружил себя иностранцами в большей степени, чем русскими? Кто последовательно продвигал немцев на посты и подчинял им русских? Тот самый царь, который становится кумиром русского дворянства, чуть ли не живым богом и символом русского национального государства.

Кто хоть в какой-то степени исправляет это положение вещей? Кто хотя бы в какой-то степени приравнивает русских офицеров и генералов к иностранным? Немец Миних, временщик Бирон!

И эти люди, восстанавливавшие справедливость, объявлены исчадиями Германии, врагами русских, отступниками от заветов Петра, всегда продвигавшего русских!

Кто объявлен марионеткой немцев, проводником их влияния в России? Царица, которая не удосужилась, будучи много лет герцогиней Курляндской, даже выучить немецкий язык!

Ну, не абсурд ли?!

Несостоявшиеся временщики

Здесь, наверно, уже пора задать вопрос: а почему же все-таки коренное русское дворянство так ненавидело Бирона и так решительно возложило на немцев ответственность за все ужасы десятилетия с 1730 по 1740 год? Один из ответов я дам немного ниже, в следующей главке. А другой…

Давайте зададимся вопросом: чего хотело русское дворянство в январе 1730 года? Ага, ограничить монаршую власть! Не получилось, и дворяне готовы были служить дальше на тех же условиях. В феврале и марте 1739 года они уже ничего такого не хотели…

Но… им не доверяют! Их оттесняют! Там, где, по их представлениям, должны стеной стоять они и только они, оказываются совсем другие люди!

Английский резидент Рондо доносил в Лондон уже в 1730 году: «Дворянство, по-видимому, очень недовольно, что Ее величество окружает себя иноземцами… [это] очень не по сердцу русским, которые надеялись, что им будет отдано предпочтение».

Годом позже, в 1731 году, он же доносил снова: «Старорусская партия с большим смущением глядит на ход отечественных дел, а также на совершенное отсутствие доверия к себе со стороны государыни…»

И эти удивительные люди, которые сначала подают конституционные проекты, потом не имеют сил их довести до конца, отступаются от них, теперь хотят, чтобы к ним было прежнее доверие?! Как до конституционных проектов?!

И эти конституционалисты-неудачники тут же готовы служить неограниченному монарху, но требуют оказаться к нему поближе и получить кусок пожирнее?!

И эти завистники еще возмущаются, что не они становятся опорой трона?!

М-да…

Я почти согласен с определением «бироновщины», данным «Советским энциклопедическим словарем»: «Бироновщина – реакционный режим в России 1730–1740 гг. при императрице Анне Ивановне, по имени

Э.И. Бирона. Засилье иностранцев, разграбление богатств страны, всеобщая подозрительность, шпионаж, доносы, жестокое преследование недовольных» [39. С. 143].

Но кто сказал, что русское дворянство не хотело всего этого? Где написано, что они не хотели грабить богатства страны, не были готовы писать доносы, шпионить, жестоко преследовать недовольных?

Им не нравилось, когда такая система обрушивается на них, но они были готовы участвовать в ней – да и участвовали теми же доносами и службой в ведомстве чистого русака, «птенца гнезда Петрова», А.И. Ушакова.

Но это позиция не цивилизованного человека, а того кафра, который вполне серьезно объяснял английскому миссионеру: «Добро – это когда я угоняю у соседа коров и забираю его жен; зло – это когда он угоняет моих коров…»

Нет никаких оснований считать, что русское дворянство, в том числе его верхушка, хоть в чем-то лучше Бирона и Левенвольдов. Как раз есть основания считать, что русское дворянство даже, может быть, было еще хуже; об этом свидетельствует многое, в том числе и поведение не только обер-палача Ушакова или Волынского, но и «аристократической оппозиции». Д.М. Голицын, при всех его достоинствах и при всем моем к нему уважении, приложил все усилия, чтобы, получив власти для себя, «себе полегчить», ничего не дать основной массе дворянства.

По мнению А.Д. Корсакова, в написанном им проекте «…выразились как его политические воззрения, так и черты его личного характера: строго аристократический принцип, презрение к тем иноземцам, которые стремились к власти над русскими людьми, и склонность к тирании, даже деспотизму».

От его позиции уже только шаг до «кулаком по столу», до «Ма-алчать!!» и до Тайной канцелярии: «А кто говорил, что у Голицына одно ухо больше другого?!»

Стоило Долгоруким «прихватизировать» Петра II, и никому, кроме них, не стало хорошо от этого. Даже с Голицыными не поделились Долгорукие!

И от их поведения тоже пахнет мелкой (и крупной) тиранией, черствостью и даже жестокостью ко всем, кроме «своих», и от их слов и дел пахнет кислыми от человеческой крови углами Тайной канцелярии, тянет нагретым металлом пыточных горнов.

И Долгорукие, и Голицыны, и любая другая русская семья, любой клан русских дворян – титулованных или нетитулованных, приближенных ко двору или прозябающих в провинции, – это не враги «бироновщины», не борцы с произволом и пережитками Средневековья. Это несостоявшиеся бироны и бирончики. Те, кто хотел бы находиться на месте временщиков времен Анны Ивановны. Да вот не удалось. Несостоявшиеся временщики.